— Летят! — сообщил гуманоид с сильным арканзасским акцентом. — Я подслушал их разговоры. На этот раз без ошибки!
Его вытянутая голова быстро двигалась вперед-назад, но, увидев Буна, замерла. Все вдруг разом стихло. И только кровь пульсировала в висках у Буна.
— Юл, — медленно произнес Джон, сминая очередную сигарету между большим и указательным пальцами. — Ты все испортил.
Удивление Буна сменилось страхом. Он покрылся холодным потом в преддверии чего-то ужасного. Кольнуло сердце. «Господи!» — воззвал он в душе. Но тут вдруг будто чья-то заботливая рука коснулась его лба, успокаивая мысли. Он почувствовал умиротворение. «Не бойся,» — услышал он и понял, что и в самом деле не боится. Никаких слов, только мысли и образы вспыхивали в сознании крошечными фейерверками. Теплые руки обнимали его голову, давая ощущение уюта и блаженства. Беспорядочные картинки перед мысленным взором обрели смысл и превратились в упорядоченную хронику. Мозг Буна был как огромный театр, в котором разыгрывались грандиозные пьесы — комедии, мелодрамы, исторические хроники и трагедии. Он изумлялся величественности представления.
Корабль бороздил просторы космоса. Для пассажиров и команды из перенаселенных центральных регионов галактики это было лишь приятным путешествием. Они направлялись к неизвестным звездам на окраине галактики. Раствориться в новых мирах. Или вновь обрести себя. Позабыть утраченную любовь, войны. Уйти от всего.
Затем катастрофа, поломка (объяснить это трудно). Корабль дотянул до маленького, насыщенного влагой мирка. И вышел из строя окончательно.
С тех пор прошло почти пятьдесят лет. И вот новая жизнь среди людей. Пришельцы вынуждены скрываться под наведенным чужим обличьем, притворяясь людьми. Они обречены вечно хранить свою тайну. Рассказать о ней они могут лишь немногим землянам. А кто оказывается неспособным вынести все это, вскоре забывает о странной встрече. Здесь их приветила юная девушка с каштановыми волосами, которую зачаровали рассказы о звездах и людях, живущих там. Девушка заботилась о них, оберегала, пока они ждали, что за ними прилетят. Они же делились с ней тем, что еще оставалось на корабле. Она устроили их жизнь в этом мире и нашла себе место среди них.
Их отчаяние и боль утрат пронзили все существо Буна. Он вдруг сам почувствовал тяжесть этих тысячелетних скитаний, жизни-эксперимента среди чужих миров. Понял, что значит вот такое одиночество, когда ты даже не смеешь не то что раскрыть душу — показать свой настоящий облик; когда целая вечность разделяет тебя и того, кого любишь. Он понял тогда, чего им стоило не умереть, а научиться жить с тем, что у них еще оставалось: призрачное тепло надежды и они сами друг для друга.
Мысли Буна опять поплыли, стали нечеткими, словно та же самая сила, что заставила его прозреть, опять осторожно, но властно вторгалась в его сознание, затуманивая разум. Открывшиеся ему картины понемногу бледнели, пока совсем не исчезли, оставив после себя лишь ощущение легкой грусти. Пришельцы поняли и его боль, но ничего не могли дать взамен, не могли помочь ему. Открыв глаза, Бун встретился взглядом со старым негром за соседним столиком. Тот пристально смотрел на Буна глубокими черными глазами, и теперь Бун знал, кому он обязан своим озарением и успокоением. Это древнее существо все время было с ним.
Бун подумал о Лауре с Эммой, и последние отголоски тоски вдруг исчезли. Впервые за долгое время тревога и страх отпустили его. «Будьте счастливы, — пожелал он про себя, — где бы вы ни были.»
Маленькое кафе сразу преобразилось. Джон встал и на радостях щелчком запустил сигаретой в конец зала, и та попала точнехонько в мусорное ведро рядом с Мэри Элис.
— Теперь ты точно уверен, Юл?
Юл, лысый, низенький, толстый человечек в клетчатой фланелевой рубашке (именно таким Бун себе его и представлял) энергично закивал:
— Клянусь! Я следил на ними сегодня весь день. Я бы позвонил вам, но боялся… потерять их из виду и, честно говоря, так нервничал, что соображал слабо. Самое главное, — маяк работает, они знают, где мы, и движутся к нам. Наконец-то они заберут нас всех!
Кто-то за дальним столиком радостно закричал. Где-то засвистели. А от мужского туалета послышался звон колоколов.
В кафе началась какая-то чертовщина. Рита первая начала терять свой облик. Тоненькими струйками потекли вниз световые узоры, искажая ее формы. Когда свет поблек, на месте Риты сидело зеленое растение с золотистыми воздушными корнями и неторопливо пило чай из фарфоровой чашечки.
Джона окутал голубой электрический нимб, и он расплылся наподобие плохого телевизионного изображения. На мгновение Буну показалось, что там, где стоял Джон, возникло что-то большое и коричневое. Это «коричневое» задвигалось и растеклось, как детский рисунок мелом на асфальте после дождя. Когда нимб погас, на месте Джона сидел морж в одеянии времен королевы Виктории и со счастливым видом поглощал устриц. Седой ветеран превратился в яйцо работы Фаберже с сотней колеблющихся усиков. Бун машинально прикрыл рот рукой, почему-то испугавшись, что сердце не выдержит и выскочит наружу.
В очередной раз звякнули дверные колокольцы, и весь этот шабаш прыгающих, летящих, издающих немыслимые звуки и постоянно меняющих обличье невероятных существ повалил на улицу.
Там, где раньше была Лу Энн, Шерлок Холмс изучал через увеличительное стекло следы лап огромной собаки. Великий Детектив поднял глаза и встретился взглядом с Буном. Точеные черты лица расплылись, и вот Бун уже смотрел в круглые золотистые глаза марсианина из рассказов Брэдбери. А в ту долю секунды, когда детектив превращался в марсианина, Бун успел заметить тонкорукую нефритовую змейку.
Тень отца Гамлета мрачно философствовала у женского туалета. За кассой классический азимовский робот рассматривал открытки. Железный Дровосек чокался пивом с Котом в Сапогах. Бун поискал Клода и увидел на его стуле бугристое бело-желтое кукурузное зерно размером с человека. Но и в этом облике оно ухитрялось выглядеть мрачным. Клешней оно обхватило стакан с безалкогольным пивом.
Что-то мягкое обхватило руку Буна. Он посмотрел вниз и увидел Хоббита, который тянул его к двери. Там стояла прекрасная сказочная принцесса и манила его к себе. Она вылетела в дверь наподобие дракона из той же сказки, и Бун последовал за ней.
Мэри Элис была уже на улице, ее смех звенел над всем этим безумным столпотворением. Миниатюрный космический корабль Бака Роджерса проплыл над ее головой. Она обернулась, чтобы проследить его полет. Этот жест напомнил Буну Эмму, когда она ловила бабочек.
Сладко пахнущее дымом облачко опустилось Буну на лицо. Оно изгибалось как от легкого ветерка, и, образовав пять пухлых пальцев, указало на пикап, где сидела и невозмутимо курила кальян, пуская разноцветные колечки, громадная Гусеница.
Она пристально посмотрела на Буна мудрыми глазами. Знакомые глаза, — черные как космос и глубокие как время.
К Буну подошла Мэри Элис.
— Они благодарят тебя за чтение, и за сочувствие, — взяв Буна за руку, сказала она.
Осенний ветер играл с ее волосами, и Бун вдруг увидел, какой она была пятьдесят лет назад. Впрочем, она не очень-то и изменилась. Ее голос был печальным — говорить «прощай» всегда нелегко.
Они вместе глядели на стоянку, где ликовала толпа из оживших вдруг сказочных персонажей.
Наконец над деревьями показались огни. Два. Четыре. Шесть. Они все росли. Круглые диски безмолвно скользили, приближаясь строем.
— Летят! — закричал волшебник Мерлин. Остальные приняли свое настоящее обличье.
А огни все приближались и приближались. Вот они уже почти касаются верхушек деревьев, и, зависнув над автостоянкой, вибрируют неземной энергией. Разноцветные блики скользят по округлым гладким бокам кораблей. Они медленно стали снижаться. Затем, вдруг вспыхнув всеми огнями, взревели в унисон и стремительно унеслись вверх, мгновенно слившись в одно яркое пятнышко, которое тут же затерялось среди звезд.
Только цикады и ветер жили в ночной тишине… Потом вдруг Клод треснул по асфальту какой-то своей нижней конечностью.
— Плейбои проклятые! Эти ублюдки даже не остановились, чтобы забрать нас. — Он снова принял облик маленького человечка в в непомерно большом для него коричневом костюме. Но лишь для того, чтобы неприличным, вполне земным жестом выразить свое отчаяние пришельцам. Его средний палец проткнул небо: «Ублюдки!»
Мэри Элис налила Буну горячего кофе. Рита и Билли вяло ковыряли пирог. Клод возле стойки бормотал такие замысловатые проклятия, каких Бун никогда в жизни не слышал. Юл сидел рядом с Джоном и настолько безутешно мотал головой, что свет, отражаясь от его лысины, как будто посылал сигналы бедствия.
— Ну, Юл, — утешал его Джон, распечатывая новую пачку «Пэл Мэла». — Ты все сделал правильно. Ты же не мог знать, какая это шпана. Да, к черту. Мы бы все равно не полетели с ними. Представляешь, где бы мы могли тогда оказаться?
— Все верно, — мрачно произнес Юл, ткнув пальцем в двойной шоколадный сюрприз.
Это было невыносимо. Видеть, как они надеялись и как обманулись в своих ожиданиях.
Мэри Элис тронула Буна за рукав:
— Оставайся здесь, сколько захочешь. И работа у меня для тебя найдется. Кроме того, нам и вправду понравились твои истории. Мы с удовольствием будем слушать тебя.
Вот она, благодарная аудитория. Люди, которые способны удивляться как дети. Он снова подумал о жене и дочери. Воспоминания будут будить боль в душе. Но жизнь подобна Вселенной. Она такая же огромная, в ней есть место и для радости, и для печали. Не нужно отказываться от того, что неожиданно дарит жизнь. Да и он сам еще пока может отдариться кое-чем.
— О'кей. — Пока он останется. Залечит свои раны и поможет умастить чужие.
Бун наблюдал, как Мэри Элис протирала автомат для кока-колы.
— Мэри Элис, — позвал он. — А где же их корабль?
— Ну, милок, — отозвалась она и потянула кран с содовой. Басовитое урчание сотрясло зал. Завибрировал пол, в раковине сердито задребезжали тарелки. Все вокруг неуловимо стало превращаться в нечто совсем другое. Затем все прекратилось и кафе приобрело обычный вид, с оранжевыми перегородками. Мэри Элис лукаво посмотрела на Буна. — А это уж мой секрет.