— Я дочь Хуареса. Отец сейчас вернется. А что касается машины, то отец сдает их только местным жителям, которых хорошо знает, и поэтому не сомневается, что машину вернут… А вы здесь чужой…
— Мы иностранцы, — заметил я, хотя по моему произношению это было и так ясно. — Мы не прочь заплатить за прокат больше, чем вы обычно берете…
— Будет лучше, если мы отбуксируем вашу поломанную машину. Пока отец будет ее чинить, вы сможете воспользоваться нашей. Где вы оставили ее?
По вполне понятным причинам такой вариант меня не устраивал. К счастью, в это время через другую дверь в комнату вошел сам хозяин гаража сеньор Хуарес, коренастый человек лет пятидесяти, с лицом, на котором навсегда застыло выражение удивления окружающим миром.
— Что случилось, Эстрелла?
Девушка объяснила ситуацию. Она говорила очень быстро. Я тем временем ломал голову, как выбраться из этой переделки. Ну что нам стоило тихо-мирно посидеть на остановке и дождаться автобуса? И тут появился Баракс.
— Люди в форме, — невозмутимо сообщил он мне, произнося эту фразу на нашем языке. — Они перекрыли вход.
Я смотрел в это время на Эстреллу и видел, как она испугалась полицейских, которых увидела в раскрытые двери. Похоже, семья Хуареса имела основание опасаться властей. К сожалению, у меня не было времени на размышления. В дверях уже стояли трое с оружием на изготовку, и Баракс придвинулся ко мне.
— Буэнос диас, сеньор лейтенант, — поклонился Хуарес и дрогнувшим голосом спросил: — Какое дело привело вас ко мне?
— Мы разыскиваем этих сеньоров, — указал на нас с Бараксом унтер-офицер, которого Хуарес назвал лейтенантом.
Я принял телепатическое предостережение: Баракс сообщил, что у полицейских по отношению к нам недобрые намерения. Но, по-моему, Бараксу не стоило утруждать свои биодатчики: их неприязненные взгляды были достаточно красноречивы. Однако Баракс все-таки счел нужным предостеречь меня и сделал это надежным и испытанным способом, а телепат он был неплохой.
Унтер-офицер был молод и неопрятен. Он тут же определил, что Баракс всего лишь молчаливый исполнитель, а начальник, и, стало быть, главный противник — я.
— Ваши документы! — процедил унтер-офицер и протянул руку.
Тем временем один из его людей встал между окном и дверью, ведущей в жилую часть дома. Второй оставался на месте.
Мы подали наши паспорта. Унтер-офицер раскрыл их и принялся внимательно изучать. Заметно было, что паспорта его вообще не интересуют. Неожиданно он сунул документы в карман.
— Мне доложили, что вы показываете людям какую-то фотографию, сказал он, ядовито ухмыляясь. — Может, и нам позволено будет посмотреть на нее?
Я достал фото.
— Мы разыскиваем этого человека.
Унтер растерянно уставился на фотографию. Вид у него был на удивление дурацким. Наконец он понял это, изменил выражение лица и взвизгнул:
— Взять их!
Полицейские, размахивая оружием, подскочили к нам, и не успел я опомниться, как на моих запястьях защелкнулись наручники. Баракс стоял посреди комнаты. «Все в порядке», — передал он мне телепатически. Я спокойно встал рядом с ним.
— Так вот, оказывается, что вы за птицы! — ощерился офицер. Его и так неприятное лицо стало совсем мерзким.
— Какие птицы? — не понял я.
— Те самые, что напали на полицейских в деревне!
«Быстро сюда добралось известие о случившемся», — подумал я. Баракс оглядывался по сторонам. Справиться с этой четверкой для него было пустячным делом, так же, как и прошлой ночью, но с меня конфликтов было более чем достаточно.
— Тот полицейский ни за что ни про что ударил меня, — пояснил я.
Считая, что это объяснение удовлетворит офицерика, я очень ошибался. В его поросячьих глазках горела ненависть.
— Ты поднял руку на представителя закона!
— Совсем напротив, это он поднял на меня руку.
Полицейский только отмахнулся и взял со стола фотографию.
— Вам известно, кто это такой?
— Известно, — чистосердечно признался я.
— Почему вы о нем расспрашиваете?
— Это наше дело.
Он долго смотрел на меня исподлобья, взгляд его не обещал ничего хорошего, потом, пошептавшись с одним из своих людей, офицерик со злобной ухмылкой махнул охранникам:
— В камеру! Специальное подразделение выжмет из них все, что понадобится!
Баракс смотрел на меня. «Ну?» — спрашивал он безмолвно. Он думал о побеге. Я покачал головой и, сопровождаемые стражей, мы двинулись к выходу.
Камера оказалась большой комнатой с решеткой от пола до потолка вместо одной стены. Здесь были и мужчины и женщины, пожилые люди и молодежь. Неизменно флегматичный Баракс присоединился к толпе узников.
Он держал себя так, словно ничего в мире его не интересует, но только одному мне было известно, что он украдкой наблюдает за окружающими, пользуясь своим специальным снаряжением.
Меня же, напротив, не слишком заинтересовали товарищи по несчастью, наручники с нас сняли, я оперся спиной о решетку и погрузился в раздумья, машинально растирая запястья. Похоже на то, что наша миссия началась не самым удачным образом. Не прошло и часа с момента появления в 20-м веке, а мы уже успели вступить в конфликт с политическими властями этой географической области. Неподалеку от меня вполголоса переругивались две пестро одетые женщины. Какой-то молодой человек с бородкой оттеснил их в сторону, стал рядом со мной и негромко поинтересовался:
— Как здесь оказался, дружище?
Вопрос меня насторожил, однако взгляд молодого человека был ясным и открытым.
— Чувствую исходящую от него доброжелательность, — сказал Баракс на нашем языке: наверное, ему хотелось меня успокоить.
— Мы собирались взять напрокат машину у сеньора Хуареса. И вдруг пришли полицейские. Никак не возьму в толк, чего они от нас добиваются.
— Надеюсь, не Хуарес вас засыпал, — нахмурился бородач.
— Не думаю. Вы знаете Хуаресов? — спросил я, обращаясь к нему, как к старому приятелю, хотя понятно, что видел его впервые и был более чем вдвое старше его.
— Его дочь Эстрелла — моя невеста, — сказал незнакомец, и лицо его потемнело.
— А как ты здесь очутился? — полюбопытствовал я. Бородач огляделся. Окружающим было не до нас. Тем не менее он придвинулся ко мне, чтобы слышал только я.
— Меня заподозрили в принадлежности к Фронту…
— К чему?
Он изумленно поднял брови.
— Не знаешь, что такое Фронт?
— Мы не здешние. Приехали из-за границы, — пояснил я. В его взгляде появилось беспокойство, и я добавил: — Можешь не говорить, если не хочешь.
Он помолчал. Падающий от окна солнечный луч медленно полз по стене над головами.
Конечно же, мне было знакомо это понятие — Фронт. Однако пока мне приходилось играть роль иностранца, который ни в чем не разбирался. Я надеялся, что рано или поздно это принесет свои плоды. Наконец молодой человек решился.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Меня зовут Лоренцо, живу я в Лории. Эстреллу знаю с детства, во Фронте состою более года. Я шофер, вожу на грузовичке разную всячину в Боливар… Вчера вечером здешние члены Фронта собрались на нелегальную сходку, я тоже там был. Но нас кто-то выдал, и полиция всех арестовала.
— Твои друзья тоже здесь? — кивнул я на гудящую толпу.
— Нет. Двоих утром отвезли в Боливар в главное полицейское управление.
В его голосе послышались нотки страха.
— А с тобой что будет?
— Тоже отправят — следующим транспортом. Вместе с вами.
— Зачем?
— А ты думал, что допрашивать вас будут здесь? Как бы не так! Политических и иностранцев всегда везут в Боливар. Забрать отсюда они могут только троих за раз, потому что в фургон больше не помещается. А в здешнем комиссариате людей не слишком много. Вот фургон вернется, и нас с вами заберут.
Пока мы разговаривали, Баракс стоял поодаль, даже не подавая виду, что прислушивается, но, разумеется, все слышал. Благодаря необычайно чувствительным сенсорным органам, он безошибочно ориентировался в настроении окружающих и всегда мог сказать, надо ли опасаться, замышляется ли что-то против нас. Сейчас Баракс был спокоен, значит, разговаривать с бородачом можно было без помех, в открытую.
— Вам, иностранцам, и невдомек, под каким безжалостным гнетом мы здесь живем. Страна превратилась в одну большую тюрьму.
«Фразы, не более», — наверное, эта мысль явственно обозначилась на моем лице, потому что даже Лоренцо заметил это.
— Я знаю, сказать можно многое, но подумай сам: будь это нормальная демократическая страна, разве полиция обходилась бы с нами так, как обходится?
Он задел чувствительную струнку, напомнив мне ночной инцидент. В то же время я обратил внимание, что молодой человек изъясняется довольно интеллигентным языком… А ведь он сказал, что работает шофером!
— Лоренцо, ты в самом деле шофер?
Он сообразил, что послужило поводом для моего вопроса, и чуть заметно усмехнулся.
— В свое время родичи наскребли немного денег, и мне удалось пробиться в университет. Два года я изучал право, потом организовал политическую демонстрацию в защиту невинно осужденных. Меня вышвырнули на улицу. Я возвратился в Лорию и нанялся шофером к Хуаресу. Полиция не спускала с меня глаз. Возможно, именно я стал невольной причиной провала вчерашнего собрания. Шпики наверняка шли за мной по пятам…
Пока я ломал голову, что значит слово «шпики», Лоренцо продолжал рассказывать. Он говорил о громадных тюрьмах и лагерях принудительного труда, об островах-тюрьмах посреди океана, о специально созданных исключительно для борьбы с демонстрантами подразделениях полиции. Рассказывал о сети осведомителей, незаметно проникающей во все общество. О продажности властей. О безраздельной власти и нерушимом владычестве местных феодалов-латифундистов.
Я не особенно удивлялся. В университете я достаточно долго занимался древностью, в частности этим периодом. Кроме того, мне было известно и будущее. Хоть я и не имел права утешить Лоренцо, но хорошо помнил, что судьба его народа в самое ближайшее время круто изменится к лучшему. Я знал это вполне твердо…