Я научилась видеть жизнь как последовательность моментальных снимков и наслаждаться или запоминать каждый из них по отдельности. Этот момент идеален. Мама заплетает мне волосы и рассказывает забавные истории из больницы. Мне нравится, как ее смех заставляет гамак слегка раскачиваться. Солнце светит в лицо и добавляет новые веснушки. Боб, наш сосед, сегодня утром сделал несколько кругов на своей газонокосилке, и запах свежескошенной травы смешался с запахом тяжелого летнего воздуха. Этот момент, безусловно, попадет на мой внутренний мудборд, где я храню лучшие десять моментов, чтобы в трудные времена достать их из памяти. Я прикрепляю наше совместное фото к единственному снимку внутри меня, который никогда не затеряется на этой стене. Я не хочу помнить, как Эштон стоял передо мной под дождем и держал меня за руку. Или о том, как этот глупый момент повлиял на всю мою жизнь.
Глава 8Эштон
Бекка думала, что я серьезно болен или меня похитили инопланетяне, потому что я три дня подряд не хотел зависать с ней и Уиллом в кампусе, наслаждаться солнцем, а вместо этого занимался в библиотеке Мэнсфилда. Две вещи доказывали ее правоту. Я занимаюсь только тогда, когда это неизбежно. И ненавижу тишину библиотеки. Когда мне приходится заниматься, как правило, я делаю это под громкую музыку, а Бекка сидит рядом со мной. Значит, она не ошибается. Три дня подряд я прождал в библиотеке Харпер, и это настолько нетипично для меня, что в теории об инопланетянах, возможно, что-то есть. Но еще хуже то, что я все еще не могу выбросить ее из головы.
Я растянулся на траве под огромным кленом в южной стороне кампуса. Уилл ест какое-то азиатское извращение, которое ужасно воняет соевым соусом. Нам нужно идти на тренировку, и я не уверен, что идея играть в футбол с полным желудком хорошая.
– Тренер Брент заставит тебя пробежать как минимум три дополнительных круга, если унюхает, что ты сейчас пихаешь в себя, – отмечаю я.
Уилл пожимает плечами.
– Это того стоит, – говорит он с набитым ртом и деревянными палочками достает лапшу, которая падает обратно в коробку. – Хочешь попробовать?
Я с отвращением морщусь и встаю.
– Пошли. На следующей неделе игра с Вестлейком. Если ты продолжишь подстраиваться под пищевые привычки Бекки, то начнешь кататься по земле как шар, – я подтягиваю его и жду, пока парень попрощается с Беккой. Раньше это был полный тоски взгляд, за которым следовало робкое прикосновение к плечу. Сегодня Уилл наклоняется к ней и неуверенно целует в щеку. По крайней мере, начало положено. Оба ужасно застенчивы. Господи, я пытаюсь свести их целую вечность. Как будто мне сейчас покажется странным, что их отношения сдвинулись с мертвой точки. Откидываю со лба волосы и закатываю глаза.
– Идем, Ромео? – я по-дружески толкаю его и лохмачу волосы Бекки. Знаю, что она ненавидит это. В такие моменты она чувствует себя чихуахуа своей матери. Причем я уже тысячу раз говорил ей, что у нее нет розового бантика, а значит, их невозможно перепутать.
– Я попозже подойду посмотреть, как вы потеете, – говорит Бекка и снова утыкается в свой роман. Какая-то низкопробная сентиментальщина, из-за которой Уиллу становится сложнее, потому что подобные книги искажают представление об отношениях.
Он закидывает рюкзак на плечо и следует за мной по узким дорожкам в центре университета к северо-восточному краю кампуса, где находится стадион Гризли. Место, где тренируется и регулярно проигрывает футбольная команда. Мы не очень хороши, но мне все равно нравится спорт, потому что с его помощью прекрасно получается выпустить пар. Бекка считает, что спорт повышает уровень тестостерона, и, вероятно, права, но мне все равно. Верный девизу Уилла: «Раньше я был зол. Теперь я футболист», – оставляю все, что беспокоит меня, на поле и полностью выплескиваю энергию. Как раз то, что мне сейчас нужно, чтобы мысли прояснились.
Глава 9Харпер
Помещения факультета психологии встречают меня приятной прохладой. Да здравствуют кондиционеры, которые борются с летней жарой. Я пропускаю поток студентов на занятие по основам педагогической психологии и бросаю свою сумку на свободный столик в шестом ряду. Это достаточно далеко от первых рядов, чтобы непосредственно ко мне не обратился профессор Гейл, и тем не менее демонстрирует мой интерес к предмету. В противном случае я бы устроилась в конце аудитории, рядом с засыпающими, до смерти скучающими и в основном занятыми Нетфликсом студентами.
На столах лежат листовки, предлагающие решить твои проблемы с помощью магии и звонка на номер скорой эзотерической помощи. Я переворачиваю флаер и откладываю его на соседний стол. По словам Дженны, другой факультет просто пытается привлечь к себе новых учеников. Как будто студенты – это не будущие терапевты, а кучка сумасшедших.
Вместе с двумя опоздавшими студентами профессор Гейл заходит в аудиторию, закрывает за собой дверь и многозначительно ставит свою сумку на кафедру. Он – ходячее клише, включающее в себя твидовый пиджак с заплатами на локтях и очки в роговой оправе.
Я подозреваю, что на самом деле он вообще не нуждается в них и носит только для того, чтобы поддерживать идеальный образ.
Вздохнув, я вытаскиваю папку из сумки и вооружаюсь ручкой. Гейл диктует достаточно быстро, и даже если я хорошо подготовлена, не хочу упускать что-либо. Хотя профессор неподражаемый и определенно странный, в то же время он один из лучших в стране. Приятно учиться у таких людей, как он. Гейл продолжает с того места, где мы остановились на прошлой неделе. Он не повторяет материал. Никогда. Одна из причин, по которой его лекции считаются сложными, а он – строгим и чрезвычайно требовательным. Для меня это нормально. Моя жизнь – это череда повторений. Я нахожу приятным тот факт, что профессор делает исключение и начинает рассказывать о процессе обучения при различных расстройствах поведения. Однако только до тех пор, пока дверь не распахивается и в аудиторию не заходит Эштон.
Эштон.
Невольно я реагирую, хотя он стоит примерно в трех метрах и даже не видит меня. Неосознанно я потираю тыльную сторону кисти. Там, где он записал свой номер, оставив при этом больше, чем просто несколько чернильных линий.
Я закрываю глаза и пытаюсь успокоить сердцебиение. У меня не может каждый раз захватывать дух, когда он появляется. Я не пришла на вечеринку. Не позвонила ему. Закончила то, что произошло между нами под дождем. Есть веская причина, по которой Эш здесь и прерывает профессора Гейла, но она, конечно, не имеет ко мне никакого отношения.
– Прошу прощения, – уверенно произносит он. – Я вынужден прервать вас.
– Я в середине своей лекции, – злится профессор Гейл, но еще больше, кажется, раздражается от того, что могло что-то произойти и оправдать паузу.
– Я понимаю и не задержу вас надолго. Мне просто нужно поговорить с одной из студенток, – его взгляд блуждает по рядам и останавливается на мне. – Харпер.
Адреналин распространяется по моему телу. Эштон в самом деле сейчас назвал мое имя? Этого не может быть. Кровь слишком быстро бежит по моим венам, и я сползаю со стула. Синева его глаз следит за моим движением. Никуда не сбежать, и я хочу ненавидеть Эштона в этот момент. Но есть та предательская часть меня, впечатленная его уверенностью и самоотверженностью ради разговора со мной. Гейл мог бы отстранить его за это, и тем не менее он стоит перед всеми студентами и неотрывно смотрит на меня.
– У вас будет время, когда лекция закончится, – это не вопрос, а утверждение, но Эштон только улыбается.
– Боюсь, что нет, профессор Гейл, – он опирается руками на один из столов в первом ряду и пристально смотрит на меня. – Я познакомился с этой девушкой, но, кажется, она потеряла мой номер. Ведь не позвонила мне. И не пришла на вечеринку, куда я ее пригласил. Это означает, что мне нужен ее номер. Иначе мы никогда не встретимся и не узнаем, что может произойти.
– Возможно, она просто не хочет тебя, идиот, – кричит парень с последних рядов, и большая часть студентов смеется, соглашаясь с ним.
– Наверное, – соглашается Эштон. – Но я не умею проигрывать, – он подмигивает мне, но я отворачиваюсь от его взгляда. Пока что немногие сокурсники понимают, кого он имеет в виду. Если Эш сейчас уйдет, остальные никогда не узнают, что речь шла обо мне. Но он, конечно, не собирается этого делать.
– Молодой человек, ваши любовные амбиции достойны уважения, но мне действительно очень хочется продолжить лекцию. Пожалуйста, покиньте аудиторию.
Эштон игнорирует его. Естественно, он это делает. Было бы лучше умереть прямо сейчас. Или чтобы в Эштона ударила молния. Неважно, что произойдет, но это безумство должно закончиться.
– Харпер, дай свой номер.
– Покиньте аудиторию, или я буду вынужден вызвать охрану, – профессор Гейл тянется к телефону, но Эштон даже не смотрит на него. Он не сводит с меня взгляда.
– Пожалуйста, уйди, – одними губами произношу я и скрываю половину лица рукой, но Эш качает головой.
– Если мне придется вывести вас, то это будет иметь последствия, – размахивает телефоном Гейл, в то время как Эштон взбирается на стол, а затем балансирует над головами студентов, двигаясь к моему ряду.
– Твой номер? – просит он, невзирая на тот факт, что профессор Гейл в самом деле звонит охране. – Я не сдамся.
Он позволяет мне истолковать это как угрозу или как комплимент. И мое сердце стучит быстрее, распространяя глупое покалывание по всему телу. При этом я не должна находить в происходящем что-то хорошее. Я должна ненавидеть Эштона за то, что он уничтожил мой защитный барьер одним действием. И я, конечно же, не должна думать о его нежных прикосновениях или пристальном взгляде.
Он спрыгивает на пустой стул передо мной, так что теперь мы совсем близко.
– Если ты не дашь мне свой номер, они посадят меня.
– Это зависит от тебя, – выдавливаю я. – Ты можешь просто уйти.