Вначале Фырдуз ахнул, увидев палаты, адрес которых ему назвали. Голова сама собой задралась кверху при виде этих колонн и горгулий. Но потом он узнал, что это не собственный дворец Брастомгруда, а Военный Двор — казарма королевской гвардии. В былые времена оная гвардия и Брастомгруд, ее воевода, были славой и гордостью всей Яминии, но с тех пор, как король одряхлел, их оттеснили на обочину.
Сейчас в королевских чертогах караул несут гвардейцы принцев. Как и их хозяева, они постоянно ссорятся, не зная ни в чем лада. А элитную сотню Брастомгруда превратили фактически в городскую стражу — они в основном ловят ворье и следят за нормальной работой водопровода.
Возможно, именно поэтому их начальник не был так горд, как другие воеводы. Посетители к нему шли валом. В приемной негде было киркой взмахнуть — десятки цвергов сидели и стояли на всяком свободном пятачке. И не молча — они оглушительно кричали друг на друга, яро сражаясь за места в очереди. Казалось, что дело вот-вот перерастет в драку.
Иногда появлялся кто-то из гвардейцев или важных булыжников. Эти шли без очереди, раздвигая простой люд, как индрик раздвигал мягкую землю. А поскольку видеть Брастомгруда желали многие, прождать кобольду пришлось очень долго.
Но в конце концов его допустили в просторный, но заваленный пергаментами кабинет. Брастомгруд, толстый пожилой цверг с бородой до пола, курил трубку — и зелье в ней воняло так мерзко, что Фырдуз едва не закашлялся.
— Гм?.. — нахмурился Брастомгруд, увидев посетителя. — Кобольд?.. Лет десять не видал кобольдов. Что надо?
— Не сочтите за неуважение, ваше высокопревосходительство… — поклонился Фырдуз.
— Просто превосходительство, — поправил цверг. — Высокопревосходительство — это большой воевода, а я просто воевода. И не мямли, просто говори, что нужно. Дел по горло.
— Послание у меня, ваше превосходительство, — снова поклонился Фырдуз. — Лично королю.
— Можешь отдать мне, — мотнул бородой Брастомгруд. — Я передам.
— Никак не могу, ваше превосходительство. Обещание дал, что лично королю в руки. Больше никому.
— Не до того сейчас королю, — устало посмотрел на кобольда Брастомгруд. — Болеет он. Я сейчас всеми прошениями занимаюсь.
— Это не прошение, ваше превосходительство, а донесение. Очень важное. С меня взяли обещание, что оно попадет королю лично в руки — и больше никому.
— Не морозь мне мозги! — начал злиться воевода. — Что там у тебя может быть такого важного?! От кого донесение?
— От покойного Тревдохрада Оркручи… гетхсторца… — не без труда припомнил фамилию Фырдуз. — Сына… сына… как же…
— …Сына Брастомгруда… — мертвым голосом закончил Брастомгруд. — Покойного?.. Ты… ты сказал «покойного»?..
— Ва… ваше превосходительство… — так и сел Фырдуз.
Он совершенно забыл имя отца Тревдохрада. Тот называл его всего пару раз, а у цвергов назвища такие длинные, такие зубодробительные…
Фырдуз фамилию-то его еле-еле выучил.
Брастомгруд встал из-за стола, опрокинул трубку и постучал чашей о край. Подойдя к двери, он крикнул, что на сегодня прием закончен, запер ее и повернулся к Фырдузу.
— Рассказывай, — потребовал он. — Говори, что стало с моим сыном.
Фырдуз сжался в комочек. Взгляд у воеводы был недобрый, и тон стал тоже недобрый. А в бороде как будто прибавилось седых волос.
И однако бумагу кобольд по-прежнему не отдал. Тревдохрад взял с него слово, что он передаст ее лично королю в руки.
Но как не поведать отцу о судьбе сына? Фырдуз не отдал бумагу, но все передал на словах. О том, как они вместе бежали с каторги, как Тревдохрад умер от хобийской стрелы, как его похоронили в стенах дома Мошки и как Фырдуз долго-долго добирался до Яминии.
Рассказал он и о том, что видел сам. О хобиях, собравших страшной силы войско. О их мифриловых рудниках. И о кошмарных йоркзериях, с которыми те заключили союз.
Услышав о йоркзериях, Брастомгруд впервые усомнился. Он взял с полки какую-то книгу, полистал и сказал:
— Йоркзерии вымерли еще до Мирового Катаклизма. Не городи крепость из песка, кобольд.
— Я тоже так думал… хотя я даже и не знал, что они вообще когда-то были. Я думал, что это просто страшные сказки для маленьких кобольдят. Но я их видел, ваше превосходительство. Видел своими глазами. У них огромное войско, они стакнулись с хобиями… и они совсем близко. До них лопатой копнуть, ваше превосходительство.
— И как ты это докажешь? — прищурился воевода.
— Никак. Я не могу этого доказать. И не собираюсь доказывать. Просто если вы мне не поверите, ваша страна погибнет. Рискнете?
Брастомгруд шарахнул кулачищем по столу, и Фырдуз вздрогнул. Кустистые брови воеводы сошлись на переносице, он гневно поджал губы.
Однако в его взгляде промелькнуло и уважение.
— Теперь верю, — угрюмо сказал он. — Я сомневался, что кто-то из твоего народца мог спасти из плена моего сына. Но вижу, хребет у тебя есть.
— У Тревдохрада он тоже был, — рискнул сказать Фырдуз.
— Конечно, он же из Оркручигетхсторцов, — гордо выпятил бороду воевода. — Наш род иных не производит. Но Тревдохрад слишком рано ушел. Ему было всего сто двадцать, он даже не успел оставить сыновей. Кроты заплатят мне за его гибель.
Брастомгруд отпер шкап и достал большую темную бутыль. Наполнив два кубка густым, почти черным вином, он залпом опорожнил один и протянул Фырдузу второй.
— Выпей, — сказал он. — За упокой моего сына. Пусть будут к нему добры Седой Мертвец и Старшина.
Кобольд осторожно пригубил. Брастомгруд же налил себе еще и стал пить уже медленнее.
Вино оказалось крепким до невозможности. Цверги покупают его у Верхних, но потом еще и сами с ним что-то мутят, превращая обычный напиток в то, что могут пить только цверги. Фырдуз пропустил сквозь сжатые губы всего пару глотков и почувствовал, как в голове начинает шуметь.
— Возможно, насчет йоркзериев ты и в самом деле не врешь, — задумчиво сказал Брастомгруд, покачивая в руке полупустой кубок. — Но нужно убедиться. Мало ли что тебе померещилось в тех туннелях, тем более… ты в самом деле приехал сюда на индрике?
— Клянусь Двадцатью Шестью! — заверил Фырдуз.
— Да нет, тут-то я верю, верю… Индрики, ха… Я в юности видал одного. Редкие звери, но удивительные… Нам бы их приручить — так и конструктов никаких не надо… Горнопроходческих, я имею в виду.
Допив вино, Брастомгруд с сожалением перевернул пустую бутыль и с интересом заглянул в кубок Фырдуза. Увидев, что тот еле почат, — не рассердился, как боялся кобольд, а вовсе даже обрадовался.
— Больше не хочешь? — уточнил цверг, забирая вино. — Давай допью, чего добру пропадать…
Допив, он заявил:
— Индрики и драконы — звери редкие, но они-то в глубинах водятся, это точно. А вот йоркзерии… йоркзерия я видел только однажды, в детстве…
— Значит, не вымерли все-таки?! — воскликнул Фырдуз.
— …причем мертвого! — раздраженно глянул на него воевода. — В музее я его видел. Древняя мумия, нашли давным-давно в одной штольне. Высохший был, как… ну… что бывает сильно высохшее?! В общем, надо убедиться, что тебе не примерещилось. Пойдем-ка нагрянем к королевскому волшебнику — он в этих делах как раз дока. Удостоверит.
Само собой, королевский волшебник тоже был цвергом. Очень-очень старым и невероятно морщинистым, с бородой такой длины, что ее несли перед ним шесть жирных крыс.
— Меритедак, профессор Субрегуля, — надтреснутым голосом представился он Фырдузу. — Меритедак, профессор Субрегуля, — представился он и Брастомгруду.
— Мы уже знакомы, мэтр, — ответил воевода. — И виделись только позавчера.
— Правда?.. — изумился волшебник. — Не помню. Совершенно не помню. Вы ничего не путаете, ваше превосходство?
— Превосходительство, — поправил Брастомгруд. — Ничего не путаю. У меня к тебе малое дельце, мэтр.
Проталкивая волшебника животом в его покои, воевода поведал Фырдузу, что мэтру Меритедаку без малого пятьсот лет, а это внушительный возраст даже для цверга-чародея. Немудрено, что он плоховато соображает и частенько забывает, с кем разговаривал вчера.
При этом воевода даже не трудился понижать голос.
И однако именно как волшебник Меритедак по-прежнему безупречен. Король, а за ним принцы неоднократно пытались заменить его на другого мага, помоложе, но, даже одряхлевший, Меритедак держался за свою должность мертвой хваткой. Всякого претендента на его место старик вызывал на колдовское состязание — и размазывал в лепешку.
В народе Меритедака прозвали Повелителем Крыс. Питомец института Субрегуль, он умел говорить с любыми животными, растениями, грибами и даже неодушевленными предметами, но больше всего любил грызунов. Половина крыс Хасмы служила профессору Меритедаку.
Прямо сейчас из каждой щели, из каждого темного угла таращились алые глаза-бусинки. Повсюду валялись сухие корки и обгрызенные деревяшки. Крысы всегда сопровождали волшебника свитой, доносили обо всем творящемся в городе и выполняли его приказы.
Кажется, Фырдуза Меритедак тоже принял за какую-то разновидность крысы. Он улыбнулся ему и слегка потянул за усы.
Кобольд раньше не обращал внимания, но те и в самом деле были точь-в-точь крысиные.
— Какой ты забавный зверек, — дружелюбно сказал Меритедак. — Как тебя зовут?
— Фырдуз, ваша мудрость, — робко ответил кобольд.
Он еще никогда не встречался с живым волшебником.
— Хорошее имя, тебе подходит. Чем я могу помочь, ваше превосходство?
— Мне нужно заглянуть в его память, — ответил Брастомгруд. — Узнать, что он видел в последние дни. Ты ведь это можешь?
— Конечно, могу, конечно… Ничего сложного… — забормотал Меритедак. — Пойдемте… шу!.. шу!.. дайте дорогу, пушистики!
Крыс в следующей комнате оказалось еще больше. Они расступались перед Меритедаком, как вода перед лодкой. Волшебник провел Брастомгруда и Фырдуза к странному предмету, похожему на костяное кресло, предложил кобольду присесть и захлопотал вокруг, рассаживая по его спине и плечам крыс.