«Политические резолюции межрайонцев, — отметил Ленин, — в основном взяли правильную линию разрыва с оборонцами».
Тогда же Владимир Ильич выдвинул и конкретный план объединения этой организации с большевиками.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Прошло три месяца после Февральской революции, а коренные вопросы народной жизни — о мире, земле и хлебе — так и оставались нерешенными. Коалиционное правительство «развязало руки» притихшей было буржуазии, в армии контрреволюционное офицерство требовало «обуздать солдат». Классовые противоречия обострялись.
Урицкий вместе с Луначарским подготовили июньский номер журнала межрайонцев «Вперед». В нем было опубликовано заявление:
«Идейная группа „Вперед“, вследствие ненормального положения РСДРП, вынуждена была играть в последние годы роль маленькой отдельной фракции. В настоящее время в этом не представляется надобности. Группа „Вперед“ ликвидирует свое сепаратное существование как политическая единица…»
В том же помере журнала Урицкий выступил со статьей.
«…Русская революция, — писал он, — происшедшая вопреки ожиданиям и желаниям социал-патриотов всех стран, смешала все карты их, угрожая разрушением возводившегося ими домика упрочения современного буржуазно-империалистического государства. Свергнув царя, русский народ заявил ясно и определенно, что он желает мира „без аннексий и контрибуций и на началах свободного самоопределения народов“. Такой мир возможен только как результат революционной борьбы рабочих всех стран против империализма. Выставленное русскими рабочими требование демократического мира предполагает, таким образом, углубление и дальнейшее развитие русской революции и распространение революционного пожара на другие страны Европы…
…Не подлежит никакому сомнению, что вожаки Исполнительного комитета в лице „оборонцев“ — меньшевиков и социалистов-революционеров стремятся к „дипломатическому миру“, а не к революционной борьбе масс за него, и играют только на „революцию в Германии“, а не в других странах Европы. Эта не „пролетарская“ точка зрения уже проявилась в обращении Совета рабоч. и солд. депутатов к народам 14 марта. Еще резче она сказалась в двух воззваниях от 2 мая: „К социалистам всех стран“ и „К армии“. Первое убеждает всех прекратить мировую бойню, а второе — призывает русскую армию к наступлению. И это противоречие не случайно. Оно коренится в составе, в условиях деятельности Совета. Как я уже сказал, первую скрипку в нем играют „оборонцы“ — меньшевики и социалисты-революционеры. Но и те и другие ведут одну и ту же антиреволюционпую и антипролетарскую политику…»
Так теперь Урицкий разоблачал меньшевиков и эсеров.
В июньском и июльском номерах журнала «Вперед» Моисей Соломонович ратует за политическую самостоятельность финского народа, против чего выступали меньшевики и русская буржуазия.
Ленин в этот период нарастания пролетарской революции ярко обозначил тактику и политику рабочего класса. Журнал «Вперед» помещал на своих страницах лозунги большевиков: «Вся власть Советам», «Контроль рабочих над производством и распределением», «Вооружение народа и прежде всего рабочих», «Немедленное опубликование справедливых условий мира», «Против политики наступления», «Хлеба, мира, свободы».
В июне в Петроград прибыла «миссия», возглавляемая мистером Рутом, одним из самых яростных реакционеров среди государственных мужей Америки, а также техническая «миссия» мистера Стивенса. Очень скоро стало ясно, что задачей обеих «миссий» было выяснить, насколько возможно Соединенным Штатам использовать экономические богатства России для своих монополий, а «попутно» «противодействовать планам русских социалистов».
— Ну, Гриша, твоя задача — довести до рабочего люда смысл этих «миссий», — сказал Урицкий Чудновскому.
Вот когда пригодился «американский опыт» Чудновского и Воровского. Их лекции в цирке «Модерн» приобрели еще более точную цель — помешать коалиционному правительству разбазаривать русские богатства.
Значительным событием в жизни революционного Петрограда были выборы в районные думы. Моисей Соломонович стал гласным Выборгской, затем Нарвской районных дум. Чудновский был выдвинут по списку большевиков и межранонцов в Александро-Невскую. Урицкий стал в думе руководителем фракции большевиков и межрайонцев.
Однажды после выступления Чудновского один из «оборонцев» в думе грубо бросил ему: «Трус. Дезертир».
Для пылкого Чудновского это прозвучало, как пощечина.
— Завтра же, несмотря на освобождение от воинской повинности как гласного думы, я отправлюсь на фронт, — категорически заявил он Урицкому. Они шли по Невскому проспекту. Конец мая и начало июня в Петрограде прошли спокойно. На улицах не раздавались выстрелы, но на Невском проспекте то тут, то там стихийно возникали митинги. Вот и сейчас на импровизированной трибуне у Казанского собора благообразного вида старичок настойчиво убеждал солдат и рабочих в том, что борьба за всеобщий мир невозможна без укрепления армии.
Поправив сбившийся на сторону красный бант в петлице, старичок, напрягая голос, кричал:
— Пока силы немцев на русском фронте ослаблены — надо наступать! За нашей армией стоит мощь революционного народа!
Урицкий не успел опомниться, как рядом со старичком появилась стройная фигура Чудновского.
— Это он-то народ? — широким жестом он указал па растерявшегося старичка. — Сыновья народа гниют в окопах, гибнут за дело мировой буржуазии!
— Правильно!
— Долой войну!
Под свист и улюлюканье толпы старичок быстренько спрятался за одной из колонн.
— Завтра же подам прошение об отправке на фронт, — повторил Чудновский, когда друзья продолжили свой путь. И Урицкий понял, что его не отговорить.
Скоро «Письмо идущего на фронт» было опубликовано в «Правде». В этом письме был «весь Чудновский», как сказал Моисей Соломонович.
«Мы, революционеры, не дрожим за свою жизнь, без слов и жеста мы отдадим ее в рядах революционного народа, революционного пролетариата. Не мы дезертируем и прячемся по углам общественных и необщественных организаций. Это делают иные — из среды тех, кто с пеной у рта взывает к тюрьме и нагайке.
Мы не дезертиры. Из-за нас никто не подставит свою грудь под пули, предназначенные нам. И не мы заставили миллионы наших братьев годами бессмысленно сидеть в траншеях.
Мы против войны, которая неизменно сохраняет свой империалистический характер.
Мы не предадим наших братьев в рядах нашей армии и не оставим их гибнуть одних…»
Урицкий проводил Григория Чудновского на фронт в день опубликования этого письма. Гласный думы стал рядовым маршевой роты гвардейского Преображенского полка.
Письма от него приходили очень редко, но в каждом говорилось: «Солдаты не хотят воевать».
Большевики шаг за шагом отвоевывали солдатские масы у эсеров и меньшевиков, особенно в тылу. Приходя в виде пополнения во фронтовые части, солдаты несли с собой большевистскую правду в окопы. «В полки прибыло 43 роты пополнения из петроградских запасных батальонов, среди них большое число лиц, специально подготовленных для агитации с определенной задачей проводить недоверие к Временному правительству и отказ от наступления», — доносило, например, командование 1-го гвардейского корпуса XI армии. Одним из лучших большевистских агитаторов в армии стал Григорий Чудновский.
3 июня в Петрограде открылся I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. В его работе приняла участие тысяча девяносто делегатов, из которых только 105 большевиков. Эсеро-меньшевистский блок был представлен большинством делегатов.
С докладом выступил меньшевик Либер:
— Только союз революционной демократии с буржуазией является единственно возможной формой власти, — заявил он от имени Петросовета.
Его поддержал Церетели:
— В настоящий момент, — начал он свою речь, — в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место. Такой партии в России нет!
И вдруг, как выстрел, как взрыв, раздалось короткое, уверенное:
— Есть!!
Зал на секунду замер. Потом загудел, загремел, зашикал.
— Кто? Кто это сказал?
Урицкий видит, как Луначарский привстал со своего места, вглядывается в зал. Вскочил так стремительно что упали очки, Володарский.
— Ленин! Это сказал Ленин! — раздались возгласы из зала.
— Ленин!
— Ленин!
— Ленин!
— Есть партия, которая может взять власть в свои руки! Он говорил, — Владимир Ильич указал на Церетели, — что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком».
Урицкий слушал Ильича и ощущал, как в нем самом вырастает победное чувство, чувство единения с могучим меньшинством съезда. Он ясно понимал, что меньшевистско-эсеровское большинство терпит поражение. И не важно, что съезд выразил доверие Временному правительству, одобрил готовящееся наступление русских войск на фронте и высказался против перехода власти в руки Советов. Все эти решения сметались уверенностью большевиков в скорой победе пролетарской революции, от которой сегодня меньшевики и эсеры отошли уже навсегда.
Съезд избрал Центральный Исполнительный Комитет. В основном в него вошли меньшевики и эсеры. Но от фракции большевиков были избраны Владимир Ильич Ленин и его ближайшие соратники. Членом ЦИК был избран и Моисей Соломонович Урицкий. Лозунг «Вся власть Советам» для борцов за пролетарскую революцию остался главным. Значит, надо разворачивать борьбу за большевизацию Советов. В эту борьбу включились и межрайонцы.
Пролетариат сказал свое слово 18 июня демонстрацией на Марсовом поле. Около полумиллиона петроградских рабочих вышли на улицу демонстрировать свое недоверие коалиционному правительству.
Меньшевики и эсеры надеялись использовать эту демонстрацию под видом единения революционной демократии против контрреволюции.