Действительность изо дня в день разбивала эти мечты, доказывала их утопичность: ведь он все еще продолжал оставаться в унизительном положении слуги, который даже не допускался к столу.
Всю горечь своего положения у Темпля Свифт выразил уже много лет спустя в своем памфлете «Наставление челяди». Здесь за горькими шутками кроется большая автобиографическая правда.
Свифт начинает свой памфлет с правил, касающихся всякой челяди:
— Если заметите, что кто-нибудь из товарищей ваших надувает барина, старайтесь прикрыть его плутни, чтобы не заслужить прозвища наушника: единственное исключение должно делать в отношении господского любимца, к которому весь остальной дом питает справедливую ненависть; благоразумие повеливает сваливать все вины на этого любимца.
— Всегда принимайте сторону торговцев против своих господ; если вас посылают что-нибудь купить, отнюдь не торгуйтесь, а великодушно давайте, что спросят. Это приносит большую честь господам, да и вам может перепасть при этом в карман несколько шиллингов; если же барину приходится таким образом переплачивать, то примите в соображение, что ему легче чем бедному лавочнику перенести убыток.
— Никогда не приходите раньше, чем по третьему или четвертому. зову; только собаки бегут на первый свист; если же барин кричит «Эй, кто там»: то совсем не ходите — на кто, ответ никто.
— Убедительнейшим образом советую вам пребывать в согласии и единодушии; но прошу не искажать моих слов; ссорьтесь между собой, сколько угодно, только имейте всегда в соображении, что у вас есть общий враг, ваш барин, или барыня, против которых вам надо отстаивать общие интересы.
— Поверьте старому опытному человеку: кто по злобе к своему сотоварищу-сослуживцу передает барину какую-нибудь сплетню, тот не преминет погибнуть под бременем общего против него заговора.
— Все провинности Надо сваливать на комнатных собачек, любимых кошек, обезьян, попугаев, детей, на недавно отошедших слуг; этим вы и себя оправдываете, и избавляете своих господ от труда и беспокойства браниться.
В таком же духе дает наставление Свифт буфетчику, кухаркам, лакеям, кучерам, привратникам, горничным, нянькам, кормилицам, прачкам и гувернанткам.
Во всех наставлениях чувствуется оскорбленное самолюбие человека, чувствующего себя в униженном положении только потому, что он лишен дворянских титулов и богатства.
— Если за столом случиться быть какому-нибудь ничтожеству вроде капеллана, учителя или бедного родственника, и вы заметите, что барин и общество пренебрегают им (а этого никто так скоро не замечает и не соображает как слуги), то вам и лакею следует подражать примеру господ и прислуживать этому лицу на несколько степеней хуже.
— Будьте грубы и дерзки со всеми, особенно же с капелланом, горничной и вообще всякой высшей прислугой аристократического семейства; не придавайте большого значения получаемому время от времени пинку или встрепке, потому что в конце концов ваша наглость обратится в вашу же пользу и весьма возможно, что вы не замедлите, снять ливрею, облечь других в ваши собственные цвета.
Свифт в некоторых отношениях следовал этим, им же сочиненным советам. Он держал себя достаточно резко, порой пренебрегал своими обязанностями.
Темпль недостаточно оценил способности Свифта и отнесся к нему на первых порах несколько пренебрежительно. И с той, и с другой стороны наростало недовольство, которое рано или поздно, но неизбежно должно было привести к открытому разрыву.
Выручил случай. У Свифта начались признаки той болезни, от которой он впоследствии страдал всю жизнь. У него начались головокружения, он стал плохо слышать. Врачи посоветовали переменить климат, поехать на родину. Таким образом отъезд произошел без разрыва. Темпль даже дал ему письмо к секретарю вице-короля Ирландии.
Мало улучшилось Положение в Дублине за два года отсутствия Свифта. Блуждая по опустевшему, замершему городу, ища какого-нибудь применения, своим силам. Свифт уже не так дурно думал о Мур-Парке и его властителе.
Порой уже почти с сожалением вспоминал Свифт обширный парк Темпля, усаженный редкостными деревьями, изрезанными каналами по образцу Венеции и городов Голландии. Особенно же тоскливо было Свифту без огромной библиотеки Темпля, в которой он бывало работал по восьми часов в день, читая и перечитывая классиков, знакомясь с литературой и поэзией.
Когда Свифт покинул Мур-Парк, Темпль через некоторое время понял, чтó он потерял в молодом Джонатане. И он радостно согласился снова принять к себе Свифта, когда тот, не устроившись на родине, сделал шаг к возвращению.
Уже на ином положении был теперь Свифт в резиденции Темпля. Он стал доверенным лицом и секретарем. Темпль теперь обращался с ним уже не как с камердинером, а как с человеком, — которому можно поручать дела большой важности.
Удалившись от двора и активной политической деятельности, Темпль не переставал все же играть определенную роль в жизни страны. Он, правда, мало походил на тех беспокойных и суетных интриганов, которые плели друг другу козни в кулуарах английского парламента. Барственный эпикуреец, прославлявший холодность темперамента и выдержку, как высшую добродетель, Вильям Темпль отнюдь не был создан для сложных распрей боровшихся между собой ториев и вигов.
Нынешний король Вильгельм III, с которым Темпль сохранил близкие отношения еще со времен своего пребывания в Голландии, ценил Темпля и нередко обращался к нему за советам.
В первые же годы царствования Вильгельма III обнаружилось, что парламент отнюдь не склонен поступаться завоеванными правами, и, вопреки королевскому вето, проводил угодные ему законы. В таких случаях Вильгельм III иностранец, не знавший обычаев страны, искал помощи у Темпля, которому он очень доверял.
Жизнь у Темпля привела Свифта в соприкосновение с общественной деятельностью. Перед — ним проходили люди, вершившие судьбами Европы, он изучал острым глазом наблюдателя их характеры, манеры и убеждения. Все это давало богатейший запас знаний, которыми он впоследствии так искусно воспользовался. Едкая насмешка, свойственная его натуре, получала обильную пищу, когда он наблюдал контрасты между внутренним — ничтожеством проходивших перед ним людей и той огромной силой, которой они располагали.
В 1692 г. Свифт на короткое время отправился в Оксфорд. 5 июля того же года он получил — ученую степень магистра при Оксфордском университете.
Годы проведенные в культурном обществе Темпля, не прошли даром для Свифта. Экзаменаторы увидели в нем образованного и знающего человека.
Во время — пребывания в Оксфорде Свифт написал свои первые стихи. Это было подражание одам Горация и другим классикам.
Стихи Свифта не стяжали ему славы. Это были первые опыты гения, который не мог еще найти своего настоящего призвания.
Говорят, что Темпль и его жена, большие поклонники классицизма, поощряли молодого секретаря к писанию подобных произведений. ЗаТО Драйден без всякого сожаления окатил самолюбивого автора холодным душем, сказав ему просто: «Вы никогда не будете поэтом».
В обширном парке Темпля, в отдельном домике жила некая мистриос Джансон. Ее покойный муж был управляющим поместьем Темпля, а когда он умер, она осталась в домашнем штате Темпля в качестве экономки сестры Темпля, лэди Джиффард.
Когда Свифт во второй раз приехал в Мур-Парк и посетил мистрисс Джонсон, он увидел, что ее маленькая дочь Эстер превратилась из девочки в очаровательного подростка.
Между молодым магистром и девочкой завязалась оригинальная дружба. От обид дня Свифт находил облегчение в беседах и играх с Ней, а ее влекло к человеку, суровому с виду, но прекрасно развлекавшему ее и учившему грамоте.
Взаимная симпатия этих двух людей все крепла. На темном небосклоне Свифта Эстер Джансон загорелась яркой звездочкой, и он окрестил ее поэтическим именем — Стелла, что значит по-латыни звезда.
В 1693 г. Свифту улыбнулась возможность сделать головокружительную карьеру. Во всяком случае, так это ему показалось, когда Темпль, прикованный болезнью к постели, отправил Свифта к королю. Вильгельм III был тогда необычайно взволнован требованием парламента утвердить так называемый трехгодичный билль (о трехгодичном сроке для парламентских полномочий). Он пожелал выслушать мнение по этому поводу такого опытного дипломата, каким был Темпль, который дал инструкции Свифту и послал его к королю.
Двадцатишестилетний секретарь Темпля подготовил доклад, надеясь с юношеской уверенностью, что все зависит от проявляемых знаний и талантов.
Первое столкновение с придворной жизнью привело юношу к глубокому разочарованию. Миссия Свифта окончилась неудачей. Король не внял его доводам, подкрепленным историческими и юридическими обоснованиями. Тем не менее он очень любезно принял посланца Темпля и даже высказал, свое просвещенное мнение относительно того, что спаржу надо готовить и есть по-голландски — т. е. всю целиком.
Свифт попытался заикнуться о своей карьере, но и здесь ответ короля только обескуражил его: Вильгельм III, очевидно не понимая сущности и стремлений молодого магистра, предложил ему должность капитана в драгунском полку.
Трудно было придумать менее подходящую карьеру для Джонатана Свифта.
Свифт ответил на это, что он решил посвятить себя служению церкви и не преминул воспользоваться случаем, чтобы попросить у короля какое-либо назначение. Вероятно король дал ему какое-то обещание, потому что в письме Свифта к дяде Вильяму мы находим на это прямой намек.
После этого нового краха честолюбивых надежд Свифта отношение его к Темплю в значительной мере ухудшилось. Ой решил, что Темпль нарочно удерживает его у себя, как нужного человека и преднамеренно, с умыслом не заботится о том, чтобы продвинуть его вверх по общественной лестнице.
Свифт был не из тех людей, которые способны затаить в себе какое-либо, хотя и малейшее недовольство. Он напрямик высказал свои мысли своему благодетелю.