Роалд ДальСВИНЬИ
1
Давно это было. В городе Нью-Йорке появился на свет чудный малыш, и счастливые родители назвали его Лексингтоном.
Не успела молодая мама войти в свой дом с младенцем на руках, как в её голове родилась идея.
— Милый, — сказала она мужу, — сегодня вечером мы должны пойти в самый шикарный ресторан и отпраздновать рождение нашего сына и наследника.
Муж заключил её в нежные объятия и сказал, что женщина, подарившая ему такое чудо, как Лексингтон, может требовать всё, что ей заблагорассудится. Но при этом он поинтересовался, достаточно ли она окрепла для ночных похождений.
— Нет, — сказала она, — Ну и что.
Итак, в тот же вечер, облачившись в выходные наряды и оставив крошку Лексингтона на попечение опытной няньки, которая стоила им двадцать долларов в день и к тому же была шотландкой, они отправились в самый лучший и самый дорогой ресторан. Здесь они усидели бутылку шампанского в придачу к двум гигантским омарам, потом завернули в ночной клуб, где угостились ещё одной бутылкой, после чего, взявшись за руки и потеряв счёт времени, вспоминали, обсуждали и восхищались каждой чёрточкой своего несравненного чада.
К своему манхеттенскому особняку они добрались около двух часов ночи. Муж расплатился с таксистом и принялся шарить в карманах, ища ключ от входной двери. Через несколько минут он заявил, что, по всей видимости, оставил ключ в другом костюме, и посему предложил позвонить и разбудить няньку, чтобы та их впустила. За двадцать долларов в день, сказал он, не грех и среди ночи побегать.
Он позвонил. Прошло время, но ответа не последовало. Он позвонил снова, длительно и громко. И снова без толку. Тогда они вышли на улицу и принялись кричать в нянькино окно на втором этаже, вызывая её по имени МакПоттл. Но тщетно. В доме было темно и глухо. Жена начала нервничать. Мой маленький, думала она, заперт в доме один с этой МакПоттл.
А кто такая эта МакПоттл? Они знали её всего два дня: у неё были тонкие губы, маленькие недовольные глаза, накрахмаленная манишка и — как становилось ясно — богатырский сон. А если звонок не может её разбудить, разве услышит она, как плачет ребёнок?
Боже, в эту самую минуту бедняжка, может быть, давится своим язычком или задыхается под подушкой!
— У него нет подушки, — сказал муж. — Не паникуй. Я этого так не оставлю.
После всех возлияний он чувствовал себя в ударе.
Нагнувшись, он расшнуровал лакированную туфлю и снял с ноги. Затем, взяв за носок, мощным движением послал её прямо в окно столовой, находившейся на первом этаже.
— Вот так-то! — победно ухмыльнувшись, сказал он.
— А ущерб вычтем из жалованья МакПоттл.
Он подошёл, осторожно просунул руку в дыру, освободил затвор и поднял окно.
— Сначала я подсажу тебя, мамочка, — сказал он, и, обняв жену за талию, приподнял над землёй. Таким образом, её полные яркие губы оказались на одном уровне с его собственными, и к тому же слишком близко, чтобы избежать поцелуя. По опыту он знал, что женщинам очень нравится целоваться в таком положении, тесно прижавшись и болтая ногами, поэтому он продлил это удовольствие, доведя жену до сладострастных спазмов в горле. Наконец он повернул её к себе спиной и начал бережно проталкивать через окно в столовую. В этот момент по улице, с приглушённым мотором, проезжал полицейский патруль. Он остановился в тридцати ярдах. Три полицейских-ирландца выскочили из машины и ринулись в сторону супругов, угрожающе размахивая револьверами.
— Руки вверх! — кричали полисмены. — Руки вверх!
Но озадаченный супруг не мог подчиниться этому требованию, не выпустив из рук жену, которая в таком случае либо свалилась бы на землю, либо осталась торчать в окне, что для женщины крайне неловко, поэтому он продолжал осторожно проталкивать её внутрь.
Полицейские, каждый из которых недавно получил медаль за ликвидацию грабителей на месте преступления, немедленно открыли огонь. И хотя стреляли они на бегу, а жена представляла своей видимой частью совсем небольшую мишень, они преуспели в меткости попаданий — достаточных в обоих случаях, чтобы стать роковыми.
И вот так, будучи двенадцати дней от роду, малыш Лексингтон стал сиротой.
2
Новость об этом убийстве, за которое трое полицейских уже успели получить благодарность, была охотно сообщена газетными репортёрами всем родственникам погибшей пары. На следующее утро ближайшие родственники вместе с двумя служащими похоронного бюро, тремя юристами и священником забрались в такси и направились к месту происшествия. Собравшись в гостиной, они расселись по диванам и креслам, дымя сигаретами и потягивая шерри, и принялись обсуждать, что же делать теперь с сироткой Лексингтоном.
Как вскоре выяснилось, никто из родственников не был в состоянии обеспечить будущность ребёнка. Дебаты затянулись до вечера. Все демонстрировали огромное, почти непреодолимое желание взять его к себе, и сделали бы это с превеликим удовольствием, если бы у них дом был побольше, или не имей они уже одного ребёнка, чтобы позволить себе второго, или просто не зная, куда деть бедняжку на время летнего турне за границу, или из-за преклонного возраста, что, безусловно, причинит массу неудобств подрастающему мальчику, и так далее, и тому подобное. И, конечно, ни для кого не было секретом, что отец ребёнка давно и основательно увяз в долгах, что дом его заложен и, соответственно, денег на воспитание его отпрыска нет никаких.
Они всё ещё продолжали неистово препираться, когда вечером в шесть часов неожиданно для всех в гостиную ворвалась мисс Глосспэн, старая тётка покойного, приехавшая из Вирджинии. Не снимая пальто и даже не присев передохнуть, она отвергла предложенный коктейль и непререкаемым тоном заявила, что с этой минуты ответственность за ребёнка она полностью и безраздельно берёт на себя и, более того, обеспечит всю финансовую сторону дела, включая образование.
— Можете разъезжаться по домам, — сказала она, — и пусть ваша совесть будет спокойна.
Произнеся эту фразу, она взбежала по лестнице в детскую, выхватила Лексингтона из кроватки и пулей вылетела из дому, крепко прижав младенца к груди.
Родственники наблюдали эту сцену молча, с выражением приятного облегчения на лицах, а над ними, стоя на лестнице, каменно возвышалась нянька МакПоттл, осуждающе поджав губы и сложив руки на крахмальной манишке.
Вот таким образом младенец по имени Лексингтон тринадцати дней от роду покинул город Нью-Йорк и отправился на юг, в штат Вирджиния со своей двоюродной бабушкой Глосспэн.
3
Мисс Глосспэн было почти семьдесят, когда она стала опекуншей Лексингтона, но на вид вы никогда бы не дали ей столько. Энергии этой женщины хватило бы на двоих, а её маленькое, покрытое морщинами лицо с карими глазами, лучащимися теплотой, до сих пор сохранило привлекательность. Она никогда не была замужем, но и об этом вы никогда бы не догадались — на старую деву мисс Глосспэн была совсем не похожа.
Она не впадала в депрессию и не раздражалась; у неё не было усиков; она ничуть не завидовала другим людям, что само по себе большая редкость среди старых дев и увядших девственниц, хотя, конечно, неизвестно, относилась ли мисс Глосспэн к обеим категориям.
Но, вне всякого сомнения, она была эксцентричной особой. Последние тридцать лет она вела странную жизнь, в полном одиночестве удалившись в крохотный домик на склоне Голубого хребта за несколько миль до ближайшего посёлка. Здесь у неё было пять акров пастбищной земли, огород, сад с цветником, три коровы, дюжина несушек и красавец петух.
А теперь у неё был ещё и Лексингтон.
Будучи строгой вегетарианкой, она считала употребление в пищу мяса не только вредным и отвратительным, но и чудовищно жестоким. Её рацион составляли простые, здоровые продукты: молоко, масло, яйца, сыр, овощи, орехи, зелень, фрукты, — и ей было приятно сознавать, что ни одно живое существо, от быка до креветки, не пострадает ради её нужд. Однажды, когда её рябая курочка скончалась в расцвете сил, не сумев разродиться, мисс Глосспэн так расстроилась, что чуть было вообще не отказалась от яиц.
Она понятия не имела, как обращаться с младенцами, но это её не смущало. На Нью-Йорском вокзале, ожидая поезд, она купила шесть бутылочек, две дюжины сосок, коробку безопасных булавок, упаковку молока на всю дорогу и дешёвую книжицу, которая называлась «Уход за младенцами». Словом, всё необходимое. Когда поезд тронулся, она дала ребёнку молока, перепеленала его, как сумела, и уложила спать на сидение. Потом от корки до корки проштудировала «Уход за младенцем».
— Ничего сложного, — сказала она, вышвырнула книжку за окно. — Сущая ерунда.
И, как ни странно, так оно и было. Дома всё пошло как по маслу. Малыш Лексингтон пил своё молоко, срыгивал, кричал и спал, как всякий нормальный ребёнок, а бабушка Глосспэн сияла от радости, глядя на него, и с утра до вечера осыпала поцелуями.
4
Прошло шесть лет. Лексингтон превратился в прелестного мальчика с длинными золотистыми кудрями и глазами цвета васильков. Он был жизнерадостным и смышлёным ребёнком и уже начинал помогать бабушке по хозяйству: выбирал яйца из курятника, крутил ручку маслобойки, копал картошку и собирал травы на склоне горы. А бабушка Глосспэн начинала подумывать о его образовании.
Но мысль о том, что ей придётся с ним расстаться на время учёбы, была невыносима. Она любила его так сильно, что просто не пережила бы разлуки. В долине какая-то школа, но всё это место казалось ей таким ужасным, что она не сомневалась — в первый же день его заставят есть там мясо.
Однажды, как он сидел на кухне, наблюдая, как делается сыр, она сказала: — Знаешь что, моё солнышко? Я сама буду тебя учить.
Мальчик поднял на неё свои большие синие глаза и доверчиво улыбнулся.
— Хорошо, бабушка, — сказал он.
— И первое, что я должна сделать, что научить тебя готовить.