Они летели к своим, низко-низко над самой рекой, чтобы не быть подстреленными, ибо наши артиллеристы били по ним изо всех стволов.
Немцы засыпали нас минами так, что земля в лесу была сплошь покрыта зелеными ветками, сбитыми осколками. На некоторых наблюдательных пунктах невозможно было выйти из укрытия по нужде. Цвет лиц у людей стал землистый от напряжения. И вот в этой обстановке приходилось ремонтировать радиостанции. Было не до того, чтобы носить их куда-то. Приходишь на место, залезаешь в шалаш на животе, закуриваешь махорку, и тебе объясняют в полутьме дефект рации, а над головой в верхушках сосен рвутся мины. Как только прекращается обстрел, вылезаешь вдвоем с помощником на свет, расстилаешь плащ-палатку и начинаешь ремонт: отвернешь несколько винтов, а где-то над головой опять уже рвутся мины и падают на землю зеленые ветки. А мой радиомастер Иванов, удивительного спокойствия человек – он даже под артобстрелом продолжает мотать свои катушки, – усядется спиной к сосне так, чтоб фронт был сзади, и крутит чего-то. Иванов на два года старше меня, у него жена и трое детей где-то в деревне под Костромой. Он как заговоренный – неделю назад шальная пуля, на излете, видимо, попала ему в грудь, пробила ватник и упала за пазуху, только синяк на груди остался. Иванов провертел в этой пуле дырку и носит, как образок, на веревочке. Вот благодаря таким людям и выигрывает войны Россия. Его уже два раза представляли к ордену, но оба раза давали медаль «За отвагу» – рядовым пока ордена не дают.
Людей в полку порядком поубавилось, многие, уже калеками, отправились в тыл. А ведь воюем сущий пустяк. Мой друг, помначсвязи полка, с которым мы неразлучны, первый раз был ранен под Холмом и только успел вернуться, как вчера с перебитой кистью руки отправился окончательно в ваши края. Возможно, ему повезло, по крайней мере, многие так считают. Люди кончились, и война автоматически умолкла.
Что-то редко я стал получать письма из дома. Сначала они шли через 10–15 дней, я считал это нормой, затем интервал увеличился до месяца, а теперь второй месяц пошел, и ни привета, ни ответа – негоже получается! Правда, время летит с головокружительной быстротой, сначала летели дни, я их считал, затем пошли месяцы, а скоро, возможно, пойдут года. Да, эти быстрые месяцы являются сгустком чего-то большого, непередаваемого. Как хочется попасть домой, но отсюда, до тех пор пока здоров, это невозможно. А мне пишут, что дома побывали почти все, но про войну вам рассказали мало, ведь они немцев-то видели, как льва в зоопарке.
Маме хочется на меня посмотреть, так это будет очень, очень не скоро. Между прочим, 8-я гвардейская – наша предшественница – легендарная Панфиловская дивизия, уехала на переформирование в Алма-Ату. Вот это повезло! Ох, как нам хочется повторить их маршрут. Пусть чужой, неродной город, но как бы было приятно. Оттуда «земляки» шлют нам подарки, хорошие папиросы, прекрасный табак, жалею – Леле не могу прислать. Да, а интересно было бы попасть мне в Горький в моих обносках. Вероятно, Легочка и Игорь ходили там в военном обмундировании, и на них приятно было смотреть. А я только ночью смог бы пройти по городу. Моя шинелька – она мне все: и одеяло – расстегнув хлястик, я завертываюсь в нее весь с головой и ногами, – и подушка. Я вытираю об нее и лицо, и руки, режу на ней хлеб и селедку, вытираю ею ложку и котелок. Она подпалена, пробита осколками мин, и пола ее прожжена зимой на костре. Сапоги в вечной непросыхающей грязи. И вот так бы попасть на Свердловку.
Занятный день! Когда нет войны, когда кругом тихо, переживания бывают более выпуклы. Вот двадцать дней очень тяжелых боев прошли, как все прежние дни войны, а сегодняшний день, вероятно, навсегда останется в памяти. Была гроза, дождь загнал меня в деревушку. Жителей, конечно, нет, их давно всех эвакуировали из этих страшных мест, только в некоторых полуразбитых домах живут наши. В одном из таких домишек с выбитыми ставнями я встретил полкового гармониста. Лил дождь, он играл мне грустные мелодии, я закурил, снял ремень, пилотку, так как после бега очень вспотел. Он заиграл «Синий платочек», и я вспомнил наши пластинки (крутите ли вы их?). Дождь стал утихать, и в середине этой песенки вдруг слышу свист, шум, и первый снаряд разрывается под окном. Я падаю на пол, в ушах звон, на голову летят доски, земля с разбитого потолка, а снаряды рвутся один за другим. Гармониста как ветром сдуло. Я бросаюсь в дверь – открытая со всех сторон площадка, снова доски летят, – спасаясь от осколков, ложусь на пол, затем залезаю под крыльцо, но что такое гнилое крыльцо, а снаряды продолжают со свистом лететь. Я не знаю, куда деться, бегу в сарай – соломенная полураскрытая крыша; новый разрыв снаряда укладывает меня на навоз, где я и лежал какое-то время. Налет закончился, и все стихло.
Дождь перестал, на улице, наряду с приятным запахом после грозы, пахло пороховым дымом, который стлался вдаль сизой дымкой. Вылезали из-под домов люди, несли в санчасть раненых, во дворе в предсмертных судорогах билась лошадь – осколок распорол ей живот, и все кишки вывалились наружу. Из-за уходящих рваных облаков выглянуло веселое солнышко: я вбежал в дом, взял ремень, пилотку – и мигом из села. Через несколько минут я уже шел вдоль ржаного поля, под ногами текла быстрая речка, в небе после грозы пели десятки жаворонков. Кругом было все так обычно для теплого июльского дня. Только сзади, в деревушке, остались суетящиеся, немного побледневшие люди. А война здесь вообще-то окончилась, и мы находимся в относительно спокойном месте. И вот, когда я шел по полю, со звоном в ушах, мне стало неприятно от только что пережитого и очень не хотелось, чтобы это повторилось.
Тасе хочется в лес и на речку, а мне надоели эти кругом шумящие речки и эти нигде не кончающиеся леса. Правда, по мирному времени это красиво, но жить в болоте и под непрекращающимися дождями надоедает. Лето кончается, а дороги так и не просохли, о лесе и не говорю. Ходить приходится так, что иногда зачерпываешь полные сапоги.
«Ну, что ж, мы были в жарком деле,
Пройдут года – заговорят,
Как мы под тридцать лет седели
И не старели в шестьдесят».
Вот теперь я могу написать, что все кругом монотонно и однообразно. Каждый день похож на прошедший, бывают изредка неприятные дни, но мне кажется, что, если рядом рвется снаряд, к этому все равно не привыкнешь. А снаряды сейчас падают по принципу «на кого бог пошлет»: стреляют не по целям, не по дорогам, а равномерно по всем лесам, по-артиллерийски это называется обстрелом по площадям. Вот и вся здешняя война. Самолеты исчезли и стали в диковинку. Все взоры направлены на юг. Скоро осень, а лета так и не было. Восьмой месяц я не слышал гудка паровоза и с зимы не видел автомашин. Полгода не видел людей, обычных, как вы, полгода без кино, без театра. Недавно пришел на батарею, там была женщина-врач; я что-то стал объяснять человеку и сказал нецензурное слово, и только после сообразил, что по старой, забытой морали, которая существовала там, дома, которая, вероятно, существует и сейчас, такие вещи говорить не положено. Самое интересное теперь – это сны; в них повторяются недосягаемые картины прошлого, и вот под впечатлением снов я пишу письма. На днях я во сне возвращался домой, приплыл на пароходе и подымался по лестнице наверх. На скамейке сидели Леля и Леночка, и мы пошли тихонько по Откосу. За Волгой, как всегда, красиво садилось солнце. И вдруг, возможно, близкий разрыв снаряда перебросил меня во сне сразу из прошлого, через 1000 километров, как бы в настоящее. Я во сне видел летящие самолеты и разрывы падающих бомб, залезал под корни какой-то сваленной сосны, а осколки летели медленно-медленно, сбивая на пути большие сучья, которые накрывали меня. Внутри опять все напрягается – даже во сне, сколько резких переходов.
В общем, я переключился на сны, писем не жду ни от кого и только мечтаю о письме из дома. Сначала мне хотелось, чтобы писали друзья и знакомые, и я просил об этом, а получал такие ответы, что мне стало тошно. Во мне сейчас ничего не пошевельнется, если на глазах снаряд разорвет человека. Маме не нравилось, что я много смеюсь, так вот, мама: Лукинов людям говорит, что за все время лейтенант смеялся один раз – и это верно. Конечно, я улыбаюсь, но это не прежний беззаботный смех. Не подумайте, что я изменился, я такой же, как и год назад. Только потолстел и пожирнел трошки, стойку на руках, пожалуй, не сделаю, но знаю, что в день могу проходить, не уставая, по 40 километров.
Таська! Без меня замуж не выходи. Чуток обожди, говорят, все-таки нечестно сейчас устраивать свою личную жизнь, когда так много, очень много хороших людей рискуют ею для всех остальных.
Вообще сама жизнь заставляет людей приспосабливаться, а посему я стараюсь быть в стороне от осуждения других. Таська, здесь с презрением относятся к женщине, которая родила во время войны, но большинство из этих людей ничем не лучше осуждаемого ими человека. Когда-то давно Иисус Христос сказал толпе, бросающей камни в блудницу: пусть бросит камень тот, кто самый чистый, и такого, кажется, не нашлось.
Так было, так есть, так будет всегда!
Но все-таки лучше подождать еще годок-два, я в этом уверен, и все кончится, и мы должны увидеться. Я Лукинову говорю, если мы не вернемся, то кто же вернется; ему это не нравится, и он всегда говорит обратное. Леля все думает, что мне плохо, да мне лучше вас всех. Под ногами в двух метрах речка, кругом лес, тишина, никого нет.
Где-то далеко слышны раскаты рвущихся бомб. До наших наблюдательных пунктов 10 километров, война там и еще чуть дальше. Делать нечего, и я хожу везде, бываю на всех батареях, которые разбросаны по лесам, проверяю рации. Часто, идя с батареи, собираю грибы. Лес – глухой сосновый бор, кругом ковер из мха и масса брусники. Тихо-тихо, только прыгают птицы на ветках, иногда защелкает белка на вершине сосны. Идешь обычно напрямик по телефонному проводу, дороги здесь не нужны, да и неприятно по ним ходить. Сегодня набрал прекрасных белых грибов. И, как раньше в детстве, ночью перед глазами мелькали красноголовики, подберезовики и на толстых ножках боровики. В лесу очень много малины, но я увлекаюсь грибами. Август все-таки выстоял замечательный, дороги почти просохли, но мое болото уже не высохнет, ходить по нему приходится по щиколотку в воде.