Народ Мекленбурга и их великий герцог, как известно, являются потомками славянского племени бодричей, которое обосновалось в области между реками Траве и Варнов примерно в 500 году нашей эры, после того как эти земли покинули германцы. В двенадцатом столетии князь бодричей стал сувереном германского Рейха, и его люди приняли христианство. В 1815 году Мекленбург стал великим герцогством.
После проживания в долине Ары, среди потомков римских легионеров и западноевропейских народов, мы — восточные пруссаки — познакомились с другой ветвью нашего немецкого народа. В отличие от живого, разговорчивого народа долины Рейна, люди здесь казались более спокойными и более осмотрительными. Их особенно заботили хорошие манеры — возможно, причиной этого было присутствие великого герцога и многочисленных дворян.
Наши пехотинцы, естественно, проявляли особый интерес к женской части населения. Можно было легко понять высказывание о польских женщинах, что у славянских женщин (имея в виду происхождение леди Мекленбурга) есть несравненное очарование[7]. Если девушки долины Ары были в основном темненькими, то здесь они были в основном светловолосыми, с голубыми или серыми глазами. Если женщины Рейнланда, из-за их католической веры, отстраненно ведут себя с мужчинами, то здесь можно было видеть радостную беззаботность. В огромных количествах наши солдаты уступали очарованию этих красивых девушек.
Даже я не мог не соблазниться. Это искушение в конечном счете дало возможность старому майору отомстить мне за мой выбор сторон в клубе пилотов Люфтваффе.
После французской кампании был снят государственный запрет на танцы. Однажды вечером офицеры штаба полка направились на танцы в их любимое место, «Принц Блюхер» (во время советской оккупации оно было переименовано в «Эрнст Тельман», в честь писателя-коммуниста!). Даже командир полка, преодолев колебания, присоединился к нам. Среди присутствовавших девушек были такие красотки, что даже вызвали восхищение нашего обычно строгого командира. Он несколько раз приглашал особенно красивую девушку на танец — ту самую, которая несколько недель спустя будет ночевать в моей квартире. Хорошенько выпив, я не смог заставить ее подняться на ее прелестные ножки!
Ее начальник — управляющий местной почты, будучи весьма раздражен, позвонил в полковой штаб и сказал, что одна из его девушек пропала. Он добавил, что последний раз ее видели с офицером нашего пехотного полка. К счастью, командир полка был в отъезде, и я надеялся, что все это дело порастет травой до его возвращения. Конечно, в такой фермерской земле, как Мекленбург, где есть трава, есть и коровы, и одна как раз объявилась, как трава начала расти….
В этом маленьком городке было известно, что майор, принявший командование в отсутствие полковника, сам был не без греха, так что вздрючка, устроенная им мне, больше касалась моей глупости, нежели моего морального облика. Он не стал особо раздувать дело, но сообщил все детали полковнику Невигеру, когда тот вернулся. Я должен был доложить командиру полка!
В глазах полковника я был мерзавцем, бабником, соблазнившим самую симпатичную девушку в городе. Хотя я его уверял, что все было безобидно, и почти все офицеры штаба видели, что действительно красавица была ужасно пьяна, старик не верил мне, и — как я должен сегодня признать — со своей точки зрения, он был прав.
Девушка из почтового отделения была немедленно переведена в Шверин, что как минимум внешне уладило вопрос для ее начальника и для моего полковника. Незадолго до конца войны я встретил ее еще раз. Она вышла замуж за врача, который был на Курляндском фронте. Я мог только пожелать ей от всего сердца увидеть его снова в добром здравии.
За месяцы до этого инцидента прошел слух, что меня рекомендовали повысить в звании. Готовясь к этому, я заказал пару офицерских кавалерийских сапог и штанов для верховой езды. Однажды утром меня разбудил мой командир словами: «Доброе утро, лейтенант!» Мое непростое прошлое не позволило мне сразу получить звание обер-лейтенанта, что, учитывая мой срок службы, должно было произойти еще в 1935 году. Согласно этому я был самым старослужащим лейтенантом во всей армии!
За завтраком в своей обычной манере полковник Невигер заметил: «Вы выглядите столь нелепо!» Уголком глаза я заметил, что он тщательно наблюдал, стараясь увидеть, не царапал ли я тарелку своей вилкой или ел горох с ножа! Командир полка и его адъютант, между прочим, в соответствии с их званием, размещались в изящной вилле баронессы Фосс. Она родилась в Америке и годы спустя очень любезно помогла моей первой жене и восьмилетней дочери, когда они бежали из Восточной Пруссии.
Конечно, месяцы после развертывания новой 332-й пехотной дивизии мы упорно работали, чтобы закончить обучение наших солдат, офицеров и унтеров. Там я заметил, что наш командир полка отрицательно относится к национал-социалистическому режиму. Вскоре после французской кампании Геббельс публично объявил Гитлера «Grössten Feldherrn aller Zeiten» («Величайшим командующим всех времен»), что в просторечии стало сокращаться до «Gröfaz». Однажды вечером, когда мы обсуждали этот вопрос в нашем временном зале, полковник Невигер сказал со своим сильным берлинским акцентом: «Величайший командующий всех времен? Ну я не знаю. Этому надо учиться», — намекая, что военное образование Гитлера оставляло желать лучшего.
Я еще раз заметил его вольное отношение к партийным протоколам во время штабных учений, в которых принимал участие весь офицерский состав нашей недавно развернутой дивизии и которыми командовал наш полковник. На этом учении командир полка должен был сообщить командующему генералу, что весь офицерский состав присутствовал. Согласно инструкциям, так как полковник не носил фуражку, то он должен был отдать генералу «немецкое приветствие»[8]. И все же полковник Невигер ограничился простым поклоном.
То ли нехватка политического энтузиазма полковника раздражила генерала, или это была просто расплата за его едкий стиль, но во время учений наш полковник получил удар в свою ахиллесову пяту! Когда он неточно процитировал некоторые выдержки из «Святого Писания» искусства командования из HDV 300/1, Die Truppenfuhrung (руководство оперативной доктрины), он был снисходительно поправлен генералом. Полковник Невигер покраснел, как девственница после непристойного предложения.
Я упоминал, что я был смущен во время первого смотра моего саперного взвода из-за неблагоприятных обстоятельств, сопровождавших смотр. Здесь, в Людвигслусте, я устроил полковнику смотр как по нотам, что произвело чрезвычайное впечатление на всех гостей. Все же этот смотр не имел никакого отношения к нашей задаче как саперов — скорее это была демонстрация выправки и блеска.
Весной 1941 года 332-я пехотная дивизия переместилась из Людвигслуста в одно из самых красивых мест Франции, на Атлантическом побережье около Дювиля. Здесь наш полковник получил гораздо более классные апартаменты, чем в Людвигслусте, а именно виллу известного парфюмера мадам Коти. Вилла располагалась в великолепном парке, высоко над городом, с волшебным видом на Атлантический океан. Справедливости ради, не только наш полковник, но и все наши солдаты получили такие апартаменты, которые большинство из нас видело только в кино. У каждого зажиточного француза, казалось, была здесь своя летняя резиденция.
В то время не было ни единого признака укреплений, которые будут позже построены в той области, потому что тогда все еще мечтали о «двинемся на А-а-англию»[9]. Конечно, мы со всеми усилиями старались найти признаки приготовлений к подобной операции. Было одно незначительное учение по погрузке на корабли, и все. Учение проводилось для операции «Зеелёве», предполагаемого вторжения в Англию. Наша часть учения проходила в дельте небольшой реки между Дювилем и Трувиль-сюр-Мером. Маленькое судно, на которое мы погрузились, вызывало сильные подозрения насчет его мореходности. В дополнение погрузку можно было производить только во время прилива, иначе уровень воды падал очень сильно, практически обнажалось дно. Я думаю, что разница уровней воды в прилив и отлив была около десяти метров — может, чуть больше, может, чуть меньше. Вероятно, не только я был обеспокоен; гросс-адмирал Редер, очевидно, разделял мои сомнения и сомнения многих других насчет практичности этой операции. С имевшимися транспортами и военными кораблями для их защиты немецкие вооруженные силы не могли рискнуть вторжением в Англию.
Взгляд главнокомандования Вермахта (ОКВ)[10] в то время, вероятно, уже был обращен на восток, что было, к сожалению, подтверждено объявлением по радио, которое мы все услышали утром 22 июня 1941 года.
Глава 5Обнаружив «настоящую войну»: Россия 1941
Утром 22 июня 1941 года немецкие, румынские, венгерские и словацкие армии начали операцию «Барбаросса» против Советов. 1 июля немецкие и финские части напали на СССР в Северной Карелии, завершив линию пожаров вдоль западной границы Советской империи. После лет неспокойного мира и десятилетий осторожного сотрудничества две великие европейские континентальные державы столкнулись в катаклизме, который в конечном счете изменит карту Европы на следующую половину столетия.
Столкновение имело действительно колоссальные пропорции. Немцы, развернув 119 пехотных и горнострелковых дивизий, девятнадцать танковых дивизий и пятнадцать моторизованных дивизий, напали совместно с двенадцатью румынскими дивизиями и несколькими соединениями войск словак и венгров. Линия фронта изначально была длиной 995 миль (не считая еще 620 миль на финском фронте, на котором было развернуто восемнадцать финских дивизий и еще четыре немецкие пехотные и горнострелковые дивизии), но в ходе наступления она быстро увеличилась до 1500 миль. Германия и ее союзники боролись против огромной военной мощи СССР, включавшей 150 пехотных дивизий, восемнадцать моторизованных стрелковых дивизий, восемь кавалерийских дивизий и тридцать шесть танковых бригад в западных военных округах