— Жду ли я каких-нибудь значительных находок? — Он поднял глаза, взглянул на противоположный берег Нила, и его лицо осветилось самодовольной улыбкой. — Я, должно быть, сошел с ума, — сказал он, продолжая смотреть на запад. — Но я практически убежден: там лежит нечто, что в один момент сделает меня знаменитым.
Шелли взглянул на жену, и та восторженно воскликнула:
— Расскажите же, мистер Картер, расскажите, пожалуйста!
На какое-то мгновение Говард Картер потерял самообладание и сделал прозрачный намек, но в ту же секунду собрался и попытался обыграть свои слова:
— Понимаете, человек лелеет надежду, как бы собирая мозаику. И чем больше он находит частей этой мозаики, тем ближе подходит к своей цели. Но самое плохое заключается в том, что части мозаики приносят с собой больше вопросов, чем ответов. Но потом археолог делает еще одну находку, обнаруживает еще один сегмент мозаики. Он такой же неприметный, как и все остальные, но этот сегмент в один момент вдруг проясняет всю картину разом. И все можно реконструировать. — Картер, казалось, не замечал, как внимательно слушает его миссис Шелли. — Я хочу привести вам один пример. Вход в гробницу Хатшепсут был известен сотни лет. Но там не было никаких надписей и рельефов, поэтому никто не мог сказать, куда ведет этот ход. Скальная порода крошилась, и за тысячи лет ход завалило камнями, к тому же он был очень извилист. Еще Наполеон попытался расчистить его, но, пройдя двадцать шесть метров, сдался. Потом пришли немцы, они раскопали еще двадцать метров, однако тоже сломались. Для прохода в скале, предназначение которого было известно, затраты на раскопки оказались слишком высоки. Обнаружив гробницу Тутмоса IV, я нашел в обломках голубого скарабея с именем царицы Хатшепсут. Меня это заинтересовало. Я занялся поисками легендарной царицы и пришел к выводу, что ее гробница должна быть где-то неподалеку, в этой же местности. Но с чего мне нужно было начинать? Однажды я своей тростью ковырялся в обломках, как раз под входом в злополучную гробницу, которую пытался раскопать Наполеон. И что я увидел? Обработанный камень с именем Хатшепсут! Для меня не оставалось сомнений, что этот камень попал сюда вместе с мусором из этой гробницы. Значит, скорее всего, эта гробница и принадлежала Хатшепсут.
— И что же? — с нетерпением спросила миссис Шелли. — Ваши предположения подтвердились?
Говард Картер стряхнул с костюма невидимую пыль, словно хотел показать, что речь шла о чем-то незначительном, и после паузы ответил:
— Да, мои предположения подтвердились, но результат моего открытия никоим образом не покрыл издержек на раскопки. Нам пришлось проложить шланги и расчистить три передние камеры, пока, пройдя двести метров, мы не обнаружили саму гробницу.
— И что?
— Ничего. Она была пуста, как и все гробницы фараонов, которые до сих пор были найдены. Иншаллах.
— Вы так говорите, будто вас это расстраивает, — произнесла Клэр.
— Расстраивает? — Картер измученно улыбнулся. — Я лишился должности. Скажите, вам понравится, если вы вот-вот окажетесь на улице?
— Простите, я этого не знала!
— Не страшно, — проворчал Картер, — можете мне поверить, в этом нет ничего хорошего. Я несколько лет держался на плаву, рисуя открытки для туристов, по пиастру за штуку. Здесь, перед отелем, я стоял изо дня в день, как нищий, иногда возвращаясь домой всего с двумя пиастрами в кармане. Это не сахар.
С юга дул теплый ветер, развевая красные шторы на террасе. Вверх по течению плыла белая лодка с большим треугольным парусом. Она пришвартовалась у причала прямо перед отелем и вызвала небывалое оживление общества.
— Опять какой-нибудь чудаковатый американец, — заметил Говард Картер, — они наводняют эту страну, как саранча. И каждый, кто что-то возомнил о себе, фрахтует дагабию у Томаса Кука. Такое жилое судно стоит сто фунтов в месяц. За эти деньги такой археолог, как я, должен ковыряться год в пыли и собирать обломки до исступления.
Шелли одобрительно кивнул.
— С тех пор как Амелия Эдвардс съездила в США с докладом, американцы, кажется, заново открыли для себя Египет. Вы знаете, что у «Общества исследования Египта» есть даже американский филиал?
— Знаю. Мой учитель Флиндерс Петри часто рассказывал о леди Амалии. Она по-своему была гениальна, она знала, как лучше всего продать свои исследования.
— Именно такого таланта вам не хватает, — серьезно произнес профессор.
— Вы сами это говорите. Сами…
С юга на большой скорости приближался почтовый пароход из Асуана. Из трубы валили черные клубы дыма, к тому же он издавал пронзительные гудки, чтобы только что пришвартовавшаяся дагабия освободила причал.
— Смотрите, — произнес Картер и указал на флаг, развевавшийся на задней мачте парусника. — Точно американец!
На яхте были высокие, узкие окна, а на корме — стеклянная галерея, в которой можно было распознать библиотечный салон. На корме золотыми буквами написано название: «Seven Hathors»[4].
— Этот корабль приказал построить Генри Сейс, — сказал Говард Картер. — На его борту есть библиотека в две тысячи томов. Столько книг нет во всем Верхнем Египте! — Впервые серьезный археолог искренне рассмеялся.
Шелли, тоже улыбнувшись, заметил:
— Многие полагают, что Сейс уделял больше внимания роскоши, нежели науке. Но я спрашиваю вас, Картер, где написано, что археолог должен обязательно жить в нищете? Или есть доказательства того, что успех в археологии зависит от бедности?
— О нет! — обиженно воскликнул Картер. — Тогда я наверняка должен быть самым успешным археологом.
Пока «Seven Hathors» отшвартовывалась, а почтовый пароход, громко ударяя лопастями колес по воде, приближался к причалу, в гостинице «Винтер Пэлэс» началось оживленное движение. Через толпу пробирались носильщики с тачками, расхваливали свои напитки продавцы чая и лимонада, и все экипажи Луксора как по команде подъехали к причалу. Казалось, вот-вот должно было произойти важнейшее событие в жизни города, поэтому сюда спешило чуть ли не все население: дети-попрошайки, которые с протянутой рукой приставали к каждому европейцу; одетые в черное матери с детьми, пристроенными в покрывалах за спиной; темнокожие уличные девушки, которые завлекали мужчин, прищелкивая языком; почтмейстер в желтой униформе с золотыми пуговицами и гостиничная прислуга в белых галабиях и красных фесках. Люди кричали, толпились и толкали друг друга.
— Видите, — обратился Картер к миссис Шелли, — это и есть Египет. Вот она, настоящая жизнь. Вы, может быть, этого не поймете, но я больше не смогу стоять в очереди в Лондоне на Оксфорд-стрит в ожидании экипажа. Мне кажется, я тотчас умер бы. Я уже двадцать лет живу в этой стране, и мне нужна эта суета, крики и вонь верблюжьего помета. Конечно, Темза — внушающая уважение река, но что она по сравнению с Нилом! Разве он не самая оживленная артерия в мире: бурный и медленный, неистовый и смиренный, клоака и вожделенный берег? Эту страну можно или любить, или ненавидеть. Я ее люблю.
Сухой и холодный человек вдруг начал мечтать. Это было настолько увлекательно, что Шелли и его жена даже в какой-то степени понимали его: эта страна и ее люди завораживали европейцев. И Европа с Великобританией, казалось, были далеко-далеко, на другой стороне земли.
— Вам уже сообщили, что Его Величество умер? — неожиданно спросил Шелли.
Картер рассмеялся:
— Вы же не считаете, что мы здесь живем, словно на другой планете! Почтовый пароход из Каира приходит дважды в неделю и привозит свежие газеты со всего мира. Да здравствует Его Величество, король Георг V! — Шелли уловил в словах Картера ироническую нотку, которая выдавала, что он совсем не был монархистом.
— Сейчас в Европе наступили беспокойные времена, — заметил профессор, — никто не знает, как отреагируют немцы на наше сближение с Францией.
— Наверное, так же негативно, как и египтяне, — ответил Картер. — Союз между Францией и Великобританией: у французов — Марокко, у англичан — Египет. Все это здесь воспринимается как закулисные игры и еще больше разжигает национализм. Думаю, начнется новое восстание, как при Араби-паше, — это всего лишь вопрос времени. Убийство премьер-министра Бутрос-Гали-паши в начале года — первый тревожный звонок. Он стал жертвой египетского национализма.
— Но у нас же есть генеральный консул в Каире, он осуществляет главное руководство в Египте!
Картер засмеялся:
— Возможно, это было во времена лорда Кромера, но с тех пор, как эту должность занял сэр Элдон Горст, здесь царит хаос.
— Сэр Элдон тяжело болен.
— Это известно. Очень досадно, но скажу вам откровенно: у Горста нет такого авторитета, как у Кромера, однако он еще обладает влиянием, достаточным для того, чтобы хоть как-то сглаживать противоречия в этой стране. Вдумайтесь только: несколько лет назад в Египте еще был «закон кнута». С помощью плети вводились непомерные налоги и выбивались нужные решения суда. Официально «закон кнута» отменен, но в отдаленных местностях, где нищее население не решается жаловаться, чиновники все еще используют плеть. Секрет полишинеля.
— Нужно рассказать об этих случаях общественности! — возмущенно воскликнул профессор Шелли, а его жена, слушавшая Картера с затаенным дыханием, лишь одобрительно кивнула.
— Рассказать общественности!? Зачем? Все и так это знают. А многие считают, что «закон кнута» даже зря отменили. Многие видят в этом слабость правительства. Мудиры, губернаторы провинций и полицейские потеряли авторитет. Количество преступлений растет, а налоги почти никто не платит с тех пор, как их перестали выбивать кнутами. Тому, кто собирается править этой страной, нужна сила слона, толстокожесть буйвола и ловкость ящерицы.
— И всех этих качеств не хватает сэру Элдону?
Картер пожал плечами и повернул ладони кверху.
— Как я уже сказал, он не Кромер. Британский консул находится здесь не для того, чтобы править страной, — он здесь, чтобы помочь стране. О лорде Кромере рассказывают невероятные истории. Он протестовал против увольнения английского кучера хедивом, назначил себя главой семьи хедива, потому что жена хедива каждое утро била мужа домашней туфлей, помог молодому британскому офицеру выбраться из переделки, когда тот проигрался в карты, и молодой девушке-рабыне, которая хотела выйти замуж вопреки воле своего хозяина. Казалось бы, не его профессиональные задачи, но это не останавливало