Вилла «Марго»
64
Франция, Лазурный берег.
По дороге, которая с гор спускается к морю, катят «роллсройс» с затененными стеклами и несколько легковых машин. Они движутся вдоль виноградников и кипарисовых рощ, все ниже и ниже, к маленькому прибрежному городку Вильфраншсюр-Мер, красивому, как гриновский Зурбаган.
Неожиданно «роллс-ройс» останавливается, водитель стремительно выскакивает из машины, услужливо открывает заднюю дверцу, и из машины выкатывается энергичный толстячок — японец Окада-сан, миллиардер и бизнесмен. И тут же из машин, сопровождавших Окаду-сан, высыпают его японские советники и французские агенты по торговле недвижимостью.
Окада-сан, улыбаясь, тычет пальцем на окружающие холмы и небольшие виллы, которые прячутся здесь среди садов и цветочных оранжерей, и что-то говорит своим советникам по-японски. Те кивают, записывают, фотографируют указанные пейзажи и снимают их видеокамерами. Секретарь Окады переводит французским агентам:
— Господину Окаде-сан нравится это место. Отсюда досюда. Здесь он построит комплекс курортных отелей-люкс.
— Гм… — осторожно замечает Жискар, молодой маклер и адвокат. — Городские власти вряд ли это разрешат. Тут зона сложившейся исторической застройки. Это все-таки Вильфранш-сюр-Мер, городу семьсот лет.
Секретарь переводит Окаде его замечание.
Окада-сан, улыбаясь, отвечает через секретаря:
— С мэрией мы этот вопрос сами решим.
— А с владельцами вилл? — интересуется Жискар.
Окада-сан снова улыбается:
— А этот вопрос решите вы.
— В какие сроки?
— Три месяца, — сообщает секретарь ответ Окады. — Осенью начнется строительство.
— Какой бюджет? — деловито спрашивает Жан-Клод, брат и партнер Жискара.
— Бюджет вы обсудите с нашим финансовым директором, — говорит секретарь. — А сегодня вы получите аванс — пять миллионов долларов. И сразу — за работу, сразу! Окада-сан любит точность! В ноябре мы начинаем строительство.
65
В кассе «Аэрофлота» не было никакой очереди, и кассирша говорила по-русски.
— Билет до Москвы? На когда?
— Да хоть на завтра, — ответила Алена. — Мне чем скорей, тем лучше.
— На завтра — три тысячи двести франков.
— Три тысячи?! — ужаснулась Алена.
— Это «раунд-трип», туда и обратно.
— А-а! — У Алены отлегло от сердца. — Мне не нужно обратно, мне только в Москву.
— Девушка, в одну сторону дороже. Лучше берите «раунд-трип», сэкономите.
Алена изумилась:
— В одну сторону дороже, чем в две?
— Такие правила. В две стороны — это чартер, со скидкой. А в одну сторону — без скидок.
— И дешевле ничего нет?
— Дешевле только пешком.
— Спасибо…
Вздохнув и выйдя из кассы на бульвар Променад-дез-Англе, Алена понуро побрела по набережной.
Вокруг была Ницца с ее беспрерывным праздником жизни и потоком веселых и богатых туристов со всего мира, но Алене на этом празднике уже не было места. От денег, которые были заработаны до встречи с Красавчиком стоянием статуей на рю Массена, не осталось и следа, и даже взять напрокат золотистое платье Нефертити было уже не на что.
Но вдруг… Увидев ювелирный магазин, Алена нахмурилась, вспомнила что-то, остановилась и стала лихорадочно рыться в своей сумке, а потом присела и — под изумленными взглядами прохожих — просто вытряхнула все содержимое этой сумки на тротуар. Вместе со всякой ерундой — косметикой, помятой открыткой, плейером и двумя кассетами — из сумки выпал монгольский тугрик и покатился к решетке канализационного люка.
Алена испуганно ринулась за ним, настигла буквально в миллиметре от решетки, прижала ступней и облегченно перевела дух. Собрала с тротуара в сумку свои манатки, зажала в руке тугрик и под дзиньканье дверного колокольчика вошла в ювелирный магазин.
— Бонжур, мадемуазель, — приветствовал ее из-за стойки старик ювелир. — Чем могу помочь?
— Бонжур, мсье. Я хотела бы продать… — Алена положила на стойку свой тугрик. — Бабушка говорила, что это золото.
— Одну минуту, мадемуазель.
Старик вооружился лупой и стал рассматривать тугрик, потом чуть поскреб его и взвесил на весах.
— Пятьсот франков, мадемуазель.
— Всего? Меньше ста долларов?
— Золото упало в цене, — развел руками старик. — Но вы не отчаивайтесь, мадемуазель. Это старая монета. То есть это тот редкий случай, когда за старость платят больше, чем за молодость. Вы меня понимаете?
— Нет…
Он улыбнулся:
— Сходите к нумизмату, это здесь рядом. — И прибавил по-русски: — Будтэ здорови! — И снова по-французски: — Правильно? Ой, я уже столько лет из Киева, что все забыл.
Алена, воспарив духом, отправилась в лавку к нумизмату. Там, пока дюжий, как гренадер, нумизмат рассматривал ее тугрик в микроскоп, она загляделась на выставленные в витринах старинные медали, гербы, медальоны, монеты и древние денежные купюры разных стран.
— Мадемуазель, — сказал наконец нумизмат, — вам придется оставить эту монету до завтра. Я должен отправить ее на экспертизу. Я не уверен, что это настоящий тугрик.
— О, мсье, абсолютно настоящий! Мой дедушка привез его из Монголии еще до революции!
Нумизмат сдвинул брови в недоумении.
Алена смутилась:
— О, мсье! Я имею в виду нашу революцию, русскую… — И тут же попросила: — Понимаете, мсье, мне срочно нужны деньги. Три тысячи франков. На билет домой. Пожалуйста!
Нумизмат, однако, был непоколебим.
— Мадемуазель, без экспертизы я не могу вам дать ни сантима. Впрочем, если окажется, что это действительно монгольский тугрик, вы завтра же получите три тысячи франков, я обещаю. Оставляете? Я выпишу квитанцию…
— Оставляю, мсье, — согласилась Алена и уточнила: — Мне нужно три тысячи двести франков. Хорошо?
66
Рано утром, когда нагулявшиеся за ночь туристы спят в своих отелях и на яхтах, уличные уборщики моют и пылесосят Променад-дез-Англе и прилегающие к нему рю и авеню. А грузчики загружают магазинные полки и кладовые ресторанов и кафе свежей выпечкой, свежими фруктами, свежими устрицами и всеми остальными свежими продуктами земли и моря. В семь утра вы уже можете, сидя в кафе, читать свежую газету и пить кофе или «ти ситрен» с ароматным и теплым еще круассаном…
Но в семь утра заходят в кафе только те туристы, которые гуляли всю ночь и, позавтракав, отправятся спать. А для всей остальной публики рестораны и магазины открываются не раньше девяти, и потому, запарковав у тротуара свой «ягуар» в 8.30, нумизмат с изумлением обнаружил перед своей лавкой вчерашнюю посетительницу, хозяйку монгольского тугрика. Вид у нее был помятый, из чего нумизмат не без проницательности заключил, что скорее всего она провела эту ночь на соседней бульварной скамейке.
Впрочем, она улыбнулась:
— Бонжур, мсье…
Но и улыбка ее была заискивающей, как у нищих.
Нумизмат, не отвечая, открыл замки на стальных жалюзи-решетках своей лавки и с грохотом поднял эти решетки, представляя витрину на обозрение публики. А затем вошел в магазин, так и не удостоив Алену даже стандартным «бонжур».
Алена тем не менее вошла в магазин следом и положила на прилавок квитанцию.
Но нумизмат, схватив квитанцию, тут же порвал ее с выражением негодования на лице, бросил обрывки в корзину, достал из ящика тугрик и гневно швырнул его на прилавок перед Аленой.
— Это фальшивая монета! Как вам не стыдно!
— Как фальшивая? — испугалась Алена. — Что вы, мсье!
— Я ее проверил, это подделка!
— Да это настоящий тугрик, клянусь! — Алена разглядывала свой тугрик. — А почему он такой блестящий?
— Потому что я его очистил. Оказалось, что это не золото, а медный сплав. Увы, мадемуазель, вы хотели всучить мне фальшивку. Оревуар! Убирайтесь в свою Россию! Идите, идите, пока я не вызвал полицию!
Алена, потрясенная, вышла из лавки.
Но полчаса спустя, когда открылся ювелирный магазин, старик ювелир, рассматривая в лупу Аленин тугрик, открыл ей глаза:
— Детка, это же совсем не та монета, которую вы мне показывали вчера!
— Как не та?
— Та была-таки золотая! Больше того, я проверил по каталогам: она таки очень дорогая. Очень! Двенадцатый век! Вы знаете, сколько она стоит? Я даже боюсь вам сказать. Там написано: пять тысяч долларов!
— Ско… сколько?! — ахнула Алена.
— Да, да! Пять тысяч! По каталогу. Ах, я дурак, не купил у вас! Старый дурак! А нумизмат — он, конечно, подменил ваш тугрик. Какой негодяй! Теперь вы видите, мадемуазель, среди кого нам приходится жить?! И я здесь с двадцать седьмого года! Боже мой, как я выдерживаю?!
Алена чуть не плакала:
— Что же мне делать?
— Что делать! Что делать! Тебя обокрали, ты должна заявить в полицию! Я буду на твоей стороне!
— Я не могу идти в полицию, мсье, у меня виза кончилась.
— Что?! — Старик изменился в лице. — Нелегалка? Тогда пардон, мадемуазель, я в это не вмешиваюсь! Гуд бай! До побачення! — И он почти вытолкал Алену из своей лавки.
Алена, однако, не могла примириться с грабежом. Конечно, будь с ней Красавчик или хотя бы Андрей, этот мерзавец нумизмат дорого бы заплатил за свою наглость! Но ладно, она и сама справится!
Шумно распахнув дверь, Алена решительной пантерой вошла в лавку нумизмата. Нумизмат, стоя за прилавком, поднял на нее глаза.
— Мсье, — сказала Алена ледяным тоном, — вы меня обокрали. Вы подменили мой тугрик.
Он усмехнулся:
— Мадемуазель, какой тугрик? Вы что-то путаете. Я вижу вас первый раз в жизни.
Такого поворота Алена не ожидала.
— Мерзавец! — только и нашлась она. — Ты за это заплатишь! — И достала из сумки пустую бутылку.
Но нумизмат уже снял телефонную трубку.
— Алло! Полиция…
Алена все поняла и стремглав выскочила из лавки.
67
Несколько часов она в прострации сидела на бульварной скамье. Жизнь не удалась, и жить было незачем и не на что. Одно дело — приехать в Ниццу и ждать здесь любимого принца — ради этого можно было и посуду мыть в кафе, и два месяца простоять Нефертити и в дождь, и на солнцепеке. Но если он ее бросил, если после всего, что она для него сделала, он просто уехал…
А вокруг кипела беспечная курортная жизнь: красивые загорелые люди катались на яхтах, скутерах, роликах и велосипедах… смеялись и флиртовали за столиками уличных кафе… плавали в море… загорали и играли в волейбол на пляже… летали и парили на планерах и парашютных креслах… и проносились мимо Алены в роскошных открытых машинах… Иные из этих машин притормаживали возле Алены, и сидящие в них компании махали Алене руками, зазывая «мадемуазель блонд» поехать с ними…
Алена не реагировала, Патрисия Каас беззвучно страдала и рыдала в ее душе, а глаза ей слепили тысячи солнечных тугриков, серебривших морскую гладь.
Но вдруг Алена что-то вспомнила, снова лихорадочно полезла в свою сумку, порылась в ней и достала помятую открытку, на которой была сфотографирована модная дама с зонтиком на фоне красивой виллы. Некоторое время Алена разглядывала эту открытку и читала полустертый адрес:
WILLEFRANCHE-SUR-MER, Av. Foch, 17, villa «MARGO».
Затем встала со скамейки, подошла к краю тротуара, подняла руку. И тут же возле ее ног затормозили сразу четыре машины.
Уже через сорок минут одна из этих машин остановилась на авеню Фох в Вильфранше. Алена сличила виллу на фотографии с той, что была перед ней за крашеными воротами с номером 17 и надписью «VILLA “MARGO”» и убедилась, что нашла то, что искала. За воротами был небольшой двухэтажный дом, окруженный кипарисами, розовыми кустами и цветочными клумбами. Под навесом из дикого винограда стоял красный спортивный «мерседес», в глубине двора работал садовник, а возле небольшого бассейна, лежа в гамаке, загорал молодой мускулистый мужчина, смахивающий на Бандераса. Рядом с ним, с закрытыми глазами и с косметической маской на лице, лежала в шезлонге сухопарая дама в широкополой соломенной шляпке и купальном костюме.
Алена попрощалась с веселой компанией молодых французов, которые подвезли ее сюда, подошла к калитке и позвонила.
Калитку открыла служанка, Алена представилась ей, показала открытку.
Служанка, взяв открытку, по песчаной дорожке поспешила к бассейну, доложила сухопарой даме о визитерше.
Дама осторожно сняла с глаз косметические тампоны, медленно открыла глаза, взяла открытку, встала и, постукивая свое лицо подушечками пальцев, пошла к Алене. Алена вглядывалась в нее, пытаясь найти сходство с бабой Феклой, но в отличие от Феклы у дамы была стройная фигура, хорошие ноги, прекрасные маникюр и педикюр, модная прическа и ни одного седого волоса. Высокие каблуки босоножек, прямая спина и откинутая голова подчеркивали ее аристократизм и надменность. Смерив Алену взглядом с головы до ног и обратно, она высокомерно произнесла:
— Бонжур…
— Здравствуйте, — ответила Алена по-русски. — Извините, вы Маргарита?
— Уи, я Марго. Маргорита… — с акцентом ответила дама. — А ты?
— Я внучка Феклы, вашей сестры. Привезла вам привет…
— От Феклы? — в сомнении сказала дама. — Расфе она жива?
— Конечно.
— Сколько ше ей годы… лет?
— Как вам. Она на минуту старше.
Маргарита смутилась:
— Гм… Да, конешно… Ну хорошо, заходи, раз приехала. А пошему она мне не пишет? — Маргарита повела Алену к бассейну, русский язык довольно быстро всплывал в ее памяти. — Ты останешься обедать? Что ты делаешь во Франции? Карлос! — позвала она мужчину в гамаке и повернулась к Алене: — Только, ради Бога, не говори ему, что ты мне внучка. Ты мне племянница. Нет, лучше кузина… — А подойдя к «Бандерасу», сказала ему по-испански: — Карлос, mi amor, познакомься. Это моя кузина, она только что из России. — И снова повернулась к Алене: — Как, ты сказала, тебя зовут?
Карлос открыл глаза. Он был лет на тридцать моложе Маргариты. Окинув Алену взглядом с головы до ног, он произнес, зевая:
— Бонжур, птичка…
68
Обед состоялся вечером на открытой веранде, с которой открывался прекрасный вид на море и на огни яхт в гавани Вильфранша. Веранда была увита диким виноградом и украшена античной скульптурой, широкая лестница вела с этой веранды в сад.
На веранде расположились прекрасно одетые Маргарита и ее любовник Карлос, их соседи по вилле — парижские актеры-гомики и пожилая дама с любовником. Тут же была и Алена, но одетая так, как явилась на эту виллу, она выглядела Золушкой на приеме у аристократов. Возможно, из-за ее присутствия обстановка была несколько натянутая, а надменная Маргарита Алену и вовсе игнорировала.
Впрочем, внешне все было по-светски. У всех в руках аперитив, и все стояли у балюстрады, наблюдая за солнечным закатом.
Это действительно прекрасное зрелище — закат над мысом Ферра…
— Дорогая Марго! — говорил сосед по вилле. — Когда я смотрю на это солнце, море и нашу землю, я хочу произнести тост. Я хочу выпить за твою русскую твердость и стойкость. Вы, русские, не отдали немцам Сталинград, и теперь мы по твоему примеру не отдадим японцам наш Вильфраншсюр-Мер! Японцы — но пасаран!
Маргарита была тронута.
— Мерси! Мерси боку! Вот вам крест: никогда, ни за какие деньги я не продам свою виллу никому. Лазурный берег — моя новая родина, а мы, русские, родину не продаем!
Алена не удержалась:
— А кто-то хочет купить вашу виллу?
— О, детка, ты это не поймешь. У нас тут настоящая японо-французская война!
Подруга Маргариты усмехнулась:
— А Марго просто новая Жанна д’Арк…
Солнце закатилось за мыс Ферра, гости стали рассаживаться за столом, освещенным горящими свечами. Их обслуживали официант и две служанки.
Пока официант разливал вино по бокалам, Маргарита решила снизойти до своей «племянницы»:
— Ну хорошо, милочка. А как сейчас живут в России? Например, моя сестра. Что она имеет?
— Что Фекла имеет? У нее дом, — ответила Алена. — Конечно, немножко меньше вашего, но тоже сад, яблони и старинная мебель — например, кровать вашего дедушки Бочкарева…
Официант подошел к Алене с вином — белым и красным.
— Мадемуазель?
— О, у вас шабли 89-го года! — воскликнула Алена. — Это прекрасное вино, наливайте.
Гости переглянулись.
— А вы где учили французский? — спросил женоподобный друг соседа по вилле. — Тоже в деревне?
— Да, у нас при клубе есть детский театр, им руководит один замечательный человек, ваш коллега, — с невинным лицом объяснила Алена. — В смысле, он тоже актер. Он ставит спектакли по-французски и по-английски. Я с трех лет играла в «Служанках» Мольера…
Все выпили, служанки подали горячие закуски.
Маргарита и все гости с любопытством воззрились на Алену.
А она, посмотрев на набор разнокалиберных вилочек, лежащих перед ней, взяла вилочку, ближнюю к тарелке, и стала пробовать закуски.
Гости переглянулись — такого образования они за ней явно не ждали.
Но тут появилось эскарго, и Алена озадаченно посмотрела на эти запеченные улитки.
Карлос заговорщически сжал под столом коленку Маргариты и насмешливо обратился к Алене:
— А испанский ты, случайно, не изучала в твоем деревенском театре? 1
— No, — улыбнулась Алена и сообщила ему по-испански: — Vivi en Marbella por un mes, aprendiendo el espanol. Que lengua tan bella![34]
У гостей от изумления вытянулись лица, а Алена, выждав, когда гости стали есть эскарго, стала подражать им — щипчиками взяла улитку, а маленькой изогнутой вилочкой достала ее содержимое.
Маргарита и гости, заметив ее уловку, усмехнулись.
И тут официант принес спаржу.
Маргарита жестом приказала ему подать ей спаржу первой и, подмигнув гостям, стала провоцировать Алену: демонстративно взяла спаржу руками и отправила в рот, как макаронину.
Но Алена — под взглядами всех гостей — аккуратно взяла спаржу вилкой и ножом и стала есть пристойно.
Все зааплодировали, Маргарита великодушно сказала порусски:
— Ты победила! Теперь я вижу, что ты и вправду Бочкарева! Остаешься у меня до завтра!
69
Назавтра красная спортивная машина Маргариты несла их в Ниццу по серпантину горной дороги. За рулем был Карлос — в кожаных перчатках, темных очках и в теннисной рубашке от Феррагамо. Рядом и по-кошачьи прижимаясь к нему, сидела Маргарита. А на тесном заднем сиденье — Алена.
Машина въехала в Ниццу и остановилась возле отделения Национального Парижского банка.
В банке стояла респектабельная тишина, кассиры деловито обслуживали клиентов, охранник в форме портье дежурил у дверей, а за стеклянными стенами кабинетов сидели менеджер банка и финансовые консультанты.
Маргарита показала Алене и Карлосу на кресла у журнального столика:
— Подождите меня здесь, я быстро…
И ушла в кабинет менеджера.
Алена и Карлос сели, Карлос, проводив Маргариту взглядом, взял со столика журнал и, прикрывшись им, положил руку Алене на коленку.
Алена удивленно посмотрела на эту руку.
А рука Карлоса стала медленно подниматься по ее ноге все выше и выше под юбку.
Алена подняла глаза на Карлоса, улыбнулась ему своей ослепительной улыбкой и сказала по-русски:
— Ты, гнида! Убери руки, или я тебе мозги вышибу!
Карлос, не понимая, переспросил по-французски:
— Что? Что?
Алена с той же улыбкой взялась рукой за вазу на журнальном столике и перевела себя на испанский:
— Сhingate, pendejo! Te voy a romper la cabeza condenada!
Карлос испуганно отдернул руку.
— То-то! — Алена выпустила вазу. — А если еще раз тронешь…
Громкий крик в кабинете менеджера прервал ее. Все кассиры и клиенты банка оглянулись и через стеклянную стену увидели, как там, в кабинете менеджера, Маргарита упала со стула в обморок.
Алена и Карлос вскочили и ринулись туда.
Когда они вбежали, менеджер уже прыскал на Маргариту водой и говорил:
— Все нормально, все нормально!
— Что случилось? — закричала Алена.
— Ничего страшного… Ничего страшного… — твердил он успокаивающе. — Небольшие финансовые проблемы…
Маргарита пришла в себя, менеджер помог ей подняться.
— Видите, ей уже лучше, — сказал менеджер Алене и Карлосу. — Посидите там…
Маргарита, придя в себя, сказала менеджеру:
— Позовите управляющего банком…
Менеджер взялся за телефон:
— Конечно, мадам! Сейчас он вам все объяснит.
Маргарита жестом приказала Алене и Карлосу выйти, и они, подчинившись, удалились в холл. Карлос отдал Алене ключи от машины:
— Подержи, я сейчас… — И вышел из банка.
Алена с недоумением смотрела ему вслед. Тут мимо нее в кабинет менеджера спешно прошел управляющий банком. Он плотно закрыл за собой дверь, и Алене не было слышно, что он и менеджер говорят Маргарите, однако по тому, как они стали разводить руками, было видно, что они «ничего не могут поделать»…
Алена, хлопая глазами, наблюдала за этой сценой и ничего не могла понять. Но когда Маргарита вышла из кабинета, на нее было страшно смотреть — ее качало, и она состарилась на двадцать лет.
Алена подхватила ее под локоть:
— Что случилось?
— Доведи меня до машины.
Сопровождаемые взглядами всех клиентов, служащих и кассиров, Маргарита и Алена вышли из банка. Маргарита села за руль своей машины, включила мотор.
— Подожди, а Карлос? — сказала Алена. — Он сейчас придет.
— Он уже не придет. Садись.
Алена села в машину. Маргарита дрожащими руками достала из бардачка сигареты и нервно закурила.
— Что случилось? — спросила Алена.
— Ты не поймешь…
Маргарита нажала кнопку радиоприемника, и радио огласило всю улицу бравурным джазом. Под этот джаз Маргарита сорвала машину с места, развернула, едва не протаранив багажником поток идущих по улице авто, и тут же с силой выжала педаль газа. Машина, взревев двигателем, вылетела из города и с безумной скоростью понеслась по серпантину горной дороги.
— Тише! — кричала Алена. — Стой! Ты с ума сошла?!
Но Маргарита не обращала на нее внимания, жала что есть силы на газ, и машина вошла в такой вираж, что чудом удержалась на шоссе…
Подкатив к своей вилле, Маргарита еще издали неистово вдавила сигнал и, едва не сбив ворота, которые открывали испуганные служанки, влетела во двор. Хлопнула дверцей машины и ушла в дом.
Алена выключила радио и села у бассейна в шезлонг, устало закрыла глаза.
Она уже задремала, когда — вдруг! — новый женский крик. Это по лестнице, идущей с веранды в сад, бежала горничная, крича по-французски:
— А-а-а!.. О-о-о!.. Быстрей! О Боже! Она в ванной! Доктора!
Алена ринулась вверх по лестнице, вбежала в ванную. То была просторная комната с огромной розовой ванной, сделанной в виде открытой створки раковины. Тут же зеркала в красивых бронзовых рамах, мраморные амуры в эротических позах и расписной, в амурах, потолок. Махровые и шелковые халаты на вешалке, стопка полотенец в шкафу, дикое количество парфюмерии, кремов и лосьонов.
Посреди этой роскоши, созданной для неги и эротики, лежала в ванне Маргарита с перерезанными на запястьях венами, ее кровь смешивалась с водой, хлещущей из крана и переполнявшей ванну.
Алена бросилась закрыть воду, но Маргарита не пускала ее, ногами отталкивала от ванны:
— Нет! Не смей! Они меня разорили! Я не хочу жить! Уходи! Вон отсюда!
Алена наотмашь ударила Маргариту по лицу, Маргарита бессильно откинулась и в изумлении стала хватать ртом воздух.
Алена закрыла кран, ухватила Маргаритины руки, подняла их вверх и стала шарить глазами по ванной. Потом окровавленной рукой дотянулась до халатов, висевших на вешалке, сорвала один из них, зубами выдернула из него пояс и туго перетянула им одну руку Маргариты выше локтя…
Тут вбежали садовник, служанка и горничная. Все вместе они помогли Алене перетянуть вторую руку Маргариты и вытащить ее из ванны…
70
Стояли теплые солнечные дни.
Закутанная в шерстяной плед, Маргарита — разом постаревшая, съежившаяся — часами неподвижно сидела на веранде в кресле-качалке и безучастно смотрела на море. Жизнь потеряла для нее всякий смысл, и вокруг нее — и в саду, и доме — уже не было никаких слуг и садовников.
И вдруг какой-то негромкий посторонний мотив почти неслышным комариным звуком вторгся в эту тишину.
Маргарита медленно перевела взгляд с моря на свой сад.
Алена, одетая в рабочую спецовку, трудилась вместо садовника — что-то поливала, подстригала и выдергивала сорняки. На голове у нее были наушники плейера, только пела в этих наушниках уже не Патрисия Каас, а Земфира. Алена же, работая, в такт песне подергивала плечами и головой.
Маргарита смотрела на Алену.
Алена, занятая работой, не видела этого и продолжала чуть подтанцовывать в такт музыке в наушниках. Но, наконец почувствовав взгляд Маргариты, подняла голову.
Однако Маргарита уже отвела глаза и опять смотрела на море.
Алена подстригла еще два куста, сменила кассету в плейере, снова подняла глаза на Маргариту, и наконец их взгляды встретились.
— Что-нибудь нужно? — спросила Алена.
Маргарита отрицательно повела головой.
Алена поднялась по лестнице, подошла к Маргарите, сняла с головы наушники и протянула тетке.
— Хочешь послушать? Это Земфира, русская Патрисия Каас.
— Знаешь что? — негромко и сипло произнесла Маргарита. — У меня в спальне, в баре, есть старый «Шартрез»… Принеси…
Алена ушла в спальню Маргариты. Там стояла широченная красивая кровать, потолок над этой кроватью был зеркальным, а на стенах была шелковая драпировка и висели копии фресок из помпейских бань. Но теперь в этом гнезде любви царил беспорядок — одежда разбросана, ящики шкафов раскрыты, постель не застелена…
В маленьком на колесиках баре Алена среди других бутылок нашла початую бутылку «Шартреза». Вернулась на веранду, села на ступеньку лестницы в ногах у Маргариты, налила ликер в рюмку, подала Маргарите.
Маргарита стала пить медленно, заторможенно — по чуть-чуть, по капле.
— Зачем ты меня спасла? — негромко говорила она. — Через два дня я буду бездомной, нищей… Они отняли у меня все до сантима…
— Кто?
Но Маргарита, не слушая Алену, говорила как бы сама с собой:
— Это все подстроено… подстроено… Эти адвокаты, маклеры… Они давно втягивали меня в биржевую игру, давно… А я играла осторожно, помалу… Но теперь, когда они стали скупать тут землю для этого японца… Они подкупили Карлоса… Конечно!..
От этой неожиданной мысли Маргарита даже встала, выпила рюмку до дна и сама налила себе еще, принялась ходить по веранде.
— Да! Ведь это он уговорил меня взять в банке кредит под виллу и купить эти акции… Он!.. Эти акции так хорошо росли… И вдруг рухнули, понимаешь? Теперь мне нечем отдать кредит, банк забирает у меня дом, землю, машину… И с аукциона продаст этим японцам за гроши… — Она выпила вторую рюмку и усмехнулась. — Представляешь, эти сволочи в банке даже не хотят дать мне отсрочку! Конечно, они все заодно, все… И ведь ничего нельзя сделать, ни-че-го! Только допить «Шартрез» и умереть… Знаешь, у меня на чердаке есть старые фотографии, ты не хочешь взять их для Феклы?
Алена не столько ради фотографий, сколько для того, чтобы растормошить Маргариту каким-то делом, поднялась на чердак и, пробираясь в паутине и пыли к стопке альбомов, вдруг остановилась, увидев инвалидное кресло. Потом, осененная какой-то идеей, схватила это кресло, отряхнула от паутины и покатила вниз, крича:
— Марго! Марго!
71
Через день спортивная машина Маргариты въехала в Ниццу, подкатила к Национальному банку, и сотрудники банка увидели через окна, как из машины с места водителя вышла Алена, открыла багажник, извлекла оттуда инвалидное кресло, разложила его и подкатила к боковой дверце машины. Потом, открыв эту дверцу, подняла на руки Маргариту, сидевшую на переднем сиденье, пересадила ее в инвалидное кресло и покатила в банк.
Швейцар-охранник, выскочив им навстречу, предупредительно открыл дверь.
В банке стояла все та же респектабельная тишина, кассиры обслуживали клиентов, менеджер и финансовые консультанты звонили по телефонам и разговаривали с посетителями. Но при появлении Алены с Маргаритой в инвалидной коляске все прекратили работу и смотрели только на них.
Алена остановилась посреди зала и громогласно объявила:
— Мне нужен главный управляющий!
Управляющий, предчувствуя скандал, поспешно выскочил из своего кабинета:
— Да, мадемуазель! Я вас слушаю…
— Мсье! Три дня назад вы довели мою тетю до удара, это все видели! — Широким жестом Алена показала на кассиров, охранника и остальных сотрудников банка.
— Минуточку, мадемуазель! — сказал управляющий. — Я не совсем понимаю…
— Ах так! — И Алена, отвернувшись от него, направилась к кассам, достала из сумки блокнот и авторучку и сказала кассиру в первом окошке: — Мсье, я запомнила вас, вы были здесь три дня назад. Как ваша фамилия? О, я вижу на вашей табличке… — Она записала его имя в блокнот и перешла к следующему окну. — Мадам… О, я вижу, мадам Вирджиния Латиф…
Управляющий подошел к Алене:
— Мадемуазель, что вы делаете?
— А вы не видите? — Алена перешла к окошку следующего кассира. — Записываю свидетелей для суда. Вы довели мадам Марго до инфаркта и даже не оказали ей медицинской помощи, даже не вызвали врача! — И Алена записала фамилию третьего кассира. — Мсье Лео Брион…
— Подождите, мадемуазель, — сказал управляющий. — Зачем так шумно? Давайте пройдем в мой кабинет и обсудим…
Алена пожала плечами:
— А что нам обсуждать, мсье? Вы где-нибудь видели, чтобы банк выиграл суд против нищего? Вот, у меня есть свидетели, что это вы довели ее до припадка, инфаркта и покушения на самоубийство. А теперь вы еще собираетесь отнять у нее жилье и выбросить ее на улицу! До встречи в суде, мсье! — И, развернув инвалидное кресло с бессловесной Маргаритой, Алена покатила его к выходу.
— Минуточку, мадемуазель! — остановил Алену управляющий. — Поймите, я разделяю ваши чувства, но мы не имеем права простить ей миллион франков кредита. Это же не мои деньги…
— Оревуар, мсье! Я же сказала: до встречи в суде! — Алена решительно обогнула управляющего.
Но он снова заступил ей путь:
— Мадемуазель, постойте, так нельзя! Вы даже не выслушали мое предложение! — И накричал на швейцара-охранника, открывшего перед Аленой дверь: — Да подожди ты!
Алена остановилась в двери:
— Какое предложение?
— Поверьте, мы действительно не можем простить клиенту ни миллион франков, ни даже один франк. Но… Послушайте, давайте закроем дверь… — Он закрыл дверь и сказал негромко: — Вот мое предложение: мы даем вам отсрочку погашения кредита на один месяц.
— На год, — сказала Алена.
— Три месяца.
— Год, — твердо повторила Алена.
— Пять месяцев.
— Год, и ни дня меньше!
— Полгода, и ни дня больше!
— Принято, — сказала Алена.
72
— Ура! Я спасена! Я спасена, спасена, спасена!..
С этими словами Маргарита, изо всех сил вращая руками колеса инвалидного кресла, прокатила в нем по дорожке своего сада к бассейну и на полном ходу радостно плюхнулась с кресла в воду.
— Марго! — испугалась Алена.
Маргарита вынырнула из воды, выскочила из бассейна и бросилась обнимать Алену.
— Ты гений! Ты умница! Ты подарила мне полгода жизни!
— Подожди, ты же вся мокрая! Смотри, что ты сделала с моим платьем! Оно у меня одно-единственное!
— Дурочка! Открой мой шкаф! У тебя теперь сто платьев! Двести!
Ужинали они, сидя у горящего камина. Нарядно одетые, они сидели за празднично накрытым столом — Маргарита на свою «Визу» заказала в ресторане изысканный ужин.
— Теперь надо придумать, как мы отдадим банку деньги, — сказала Алена.
— Я уже придумала, — улыбнулась Маргарита. — У нас на Ривьере миллионеров как собак, даже больше! Я выдам тебя замуж за миллиардера, вы отдадите банку мой долг, а я по завещанию оставлю тебе эту виллу. Я знаю семью принца Монако, и мне кажется, что его кузен мог бы в тебя влюбиться…
Алена улыбнулась:
— Нет, меньше чем на принца я не согласна. Давай выпьем.
— Давай!
Они выпили, Маргарита задумчиво произнесла:
— Детка, мы никогда не знаем, как повернется жизнь. Когда я была девчонкой в Хорёнках, разве я мечтала о Парижах, принцах, Вильфранше?
— А я мечтала… — сказала Алена.
— Дорогая моя! Запомни на всю жизнь то, что тебе сейчас скажу. Я имею на это право. У меня было шесть мужей и мноо-ого любовников. Корейцы, русские, французы, итальянцы. Бедняки, богачи, принцы и нищие. Молодые и старые. И все мерзавцы. Мужчинами, милая, нужно пользоваться — все, никаких сантиментов. Вспомни этого Карлоса. Конечно, он жиголо, он спал со мной за деньги и думал, что это он пользуется мной. Но на самом деле это я пользовалась им. Я отдавала ему бумажки, деньги, а получала его молодость, страсть, темперамент. Я получала жизнь! Мужчины, дорогая, созданы Богом, чтобы вливать в нас соки жизни, доставлять нам удовольствие, одевать нас, кормить и умирать, охраняя нас. А мы должны пользоваться ими, потому что для этого Он их сотворил. Только для этого! И у каждой умной женщины есть лишь одна задача: среди миллионов и миллионов мужчин — принцев и нищих, дураков и умников, гениев и бездарей — найти и завоевать того, кто сделает твою жизнь красивой и полной удовольствий. Но в одном мужчине это сочетаться не может, и мы берем это врозь — страсть у одного, нежность у другого, деньги у третьего… Сколько их у тебя было?
— Один.
— Один? — ужаснулась Маргарита. — Ты шутишь! Какой кошмар! Я в твои годы!.. Но ладно, мы тебе найдем…
Алена перебила:
— Марго, я хочу домой.
— Домой — это куда?
— В Россию.
— Что? Ты с ума сошла! Ты просто забыла, что там происходит! Включи телевизор! Думаешь, я поверила в твои сказки про детский театр в деревне? Посмотри на себя! Ты красивая, молодая, умная! Ты должна жить как белая женщина — у тебя должны быть слуги, виллы, любовники…
Алена молчала.
— Слышишь? — настаивала Маргарита.
— Я хочу домой.
— Зачем?
Алена не знала, что ответить.
— Иди сюда, идем! — Маргарита взяла Алену за руку и вывела на веранду.
С веранды открывался замечательный вид на вечерний Вильфранш — на виллы, утопающие в зелени и праздничной иллюминации, и на подкову гавани, всю в золотых огнях иллюминированных яхт и шхун…
— Смотри, — сказала Маргарита. — Это тоже Россия. Да, да, это наше. До революции это была русская земля, здесь была наша военно-морская база в Средиземном море, здесь каждое лето жили наши цари, и здесь половина населения — потомки наших моряков. Большевики бросили этот город, просто бросили — и все. А Франция подобрала. Но для меня это все равно Россия, и никаким японцам я это не отдам! Только через мой труп! Но ты же не бросишь меня тут, ты тоже можешь жить в этом раю…
Алена покачала головой:
— Не могу.
— Но почему?!
Алена подняла на нее глаза и сказала в упор, с ожесточением:
— Он меня бросил — здесь, в Ницце. И я должна бежать отсюда, чтобы все забыть, все!..
Маргарита обняла ее за плечи:
— Это ошибка, детка. Ошибка. Я тоже бежала… Из России, из Азии… Нет, не нужно ничего забывать… Нужно помнить и беречь те минуты счастья, которые дал нам Бог, и нужно благодарить Его за рай, в котором Он позволил нам побыть хоть миг! Не бросай меня! Живи со мной. Я же скоро помру и все тебе оставлю по завещанию, вот те крест святой! Хочешь — хоть завтра поедем к нотариусу…
Алена изумленно посмотрела на Маргариту, которая в эти минуты стала удивительно похожа на свою близняшку Феклу.
— Одна не хочу умирать… — говорила она. — Боюсь смерти, Аленка… Не уезжай, не бросай меня… Христом Богом прошу…
Алена прижалась к ней:
— Знаешь, что удивительно, Марго? Фекла говорила мне точно те же слова…
73
С грохотом распахнулась одна дверь… вторая… Это в офис братьев-маклеров Жискара и Жан-Клода стремительно ввалились японские «быки» из охраны Окады-сан. Отталкивая служащих к стенам коридора и распахивая двери кабинетов в поисках Жискара и Жан-Клода, они достигли комнаты для заседаний, где Жискар и Жан-Клод сидели со своими клиентами. Увидев ворвавшихся японцев, братья возмущенно поднялись с кожаных кресел, но «быки» силой припечатали их к сиденьям и повернулись к Окаде-сан, входившему сюда в сопровождении своего переводчика.
Окада-сан кивком головы приказал своим «быкам» убрать свидетелей-клиентов, подошел к братьям и с тихой угрозой сказал им что-то по-японски.
— Два месяца прошло, — синхронно перевел переводчик. — Вы взяли деньги. Где мой участок?
— Но, мсье! — испуганно ответил Жискар. — За исключением виллы «Марго» мы вам все скупили…
— Эта вилла как зуб торчит посреди всего участка, — сказал Окада-сан. — Я вложил в это дело миллионы и не могу начать строительство. Я спрашиваю: почему?
— Мы не виноваты. Банк дал ей отсрочку…
— Меня не касается! Вы взяли деньги. Если через неделю эта вилла не будет моя, я сделаю из вас сашими. Я сказал.
Через несколько часов насмерть перепуганные Жискар и Жан-Клод уже были в Лионе, в массивном четырехэтажном здании Интерпола на берегу Роны.
В бюро пропусков дежурный выдал им пластиковые, на прищепках пропуска, а Жак, лейтенант французской полиции и сотрудник Интерпола, прикрепил эти пропуска на лацканы их пиджаков и повел к проходной.
— Это мои старшие братья, — сказал он охраннику.
— Это заметно, мсье. Вы похожи.
Через просторный вестибюль Жак вел братьев к лифту. Они на ходу озирались по сторонам. Но ничего особо примечательного не было в холодных и отделанных темным мрамором стенах этой легендарной цитадели борьбы с международной преступностью. Только огромный герб Интерпола висел над лифтами, а в правой стороне вестибюля стоял сувенирный прилавок, где продавались значки, галстуки и другие сувениры с такой же интерполовской эмблемой.
Братья вошли в лифт.
— Так что по поводу этой виллы? — спросил Жак.
— Ты понимаешь… — начал Жискар, но тут же прервал себя, показал глазами на потолки и стены кабины. — А тут можно разговаривать?
— Можно, — улыбнулся Жак. — Мы в Интерполе друг друга не подслушиваем. Ну?
— Эта старуха резала себе вены, и, значит, с помощью психиатра ее можно сунуть в психбольницу, — деловито сказал Жискар. — И все, вилла будет наша. То есть — банка, но у нас в банке свои люди, все схвачено…
Они вышли из лифта на третьем этаже и пошли по длинному коридору с вереницей кабинетов, все двери которых были настежь открыты. В кабинетах, тесно уставленных столами с компьютерами и телефонами, работали сотрудники Интерпола.
— Но она, — говорил на ходу Жан-Клод, — сделала своей наследницей какую-то племянницу, которая приехала к ней из России. Нам нужна хоть какая-нибудь зацепка, чтобы выбросить эту девку из Франции, депортировать.
Жак остановился в изумлении:
— Ребята, вы с ума сошли! Это Интерпол, мы здесь такими делами не занимаемся!
Но Жискар успокаивающе положил ему руку на плечо:
— Она русская, понимаешь? А все русские на Ривьере связаны с мафией, кто еще может приехать из России на Лазурный берег? Ты можешь порыться в вашей русской картотеке?
— Это все, что мы просим, — поддержал его Жан-Клод.
— Порыться?! — усмехнулся Жак. — Это сто сорок тысяч файлов и досье! Ведь эти русские сейчас везде — во Франции, в Германии, в Испании, даже в Лиссабоне и Лихтенштейне!
— Но мы знаем ее фамилию, — сказал Жискар.
— И вообще, — добавил Жан-Клод, — кто тебя научил курить, ездить на велике и кадрить девчонок? Ты забыл?
Жак, посмотрев на того и другого, произнес со вздохом:
— Ладно, пошли! — И, войдя в свой кабинет, сел к компьютеру. — Как ее звать?
— Ее фамилия Бочкарева, — поспешно сказал Жискар. — Алена Бочкарева.
— Как пишется — через «ch» или «tсh»?
— Не знаю. Попробуй и так, и так…
Жак написал по-французски «BOCHKARIOVA» и нажал «Поиск».
Компьютер некоторое время напряженно ворчал и вдруг одну за другой выбросил на экран серию замечательных фотографий:
Алена с латиноамериканцами поднимается на теплоход «Бато Муш» во время праздничного банкета в честь Дня Победы в Париже…
Алена с латиноамериканцами на том же банкете стоит в очереди за дринками…
— Эти снимки сделал наш агент 8 мая на русском банкете в Париже, — сказал Жак. — Он там бродил с «Полароидом» в руках, выдавая себя за платного фотографа.
А компьютер продолжал показывать на экране все новые и новые фото:
Алена во время этого же банкета в толпе…
Алена на этом же банкете с Коромысловым и Дьяконовым у стола с закусками…
Коромыслов и Дьяконов закрываются от фотографа руками…
Увидев эти фотографии, Жискар и Жан-Клод закричали:
— Это она, она! Что ты смеешься?
Жак действительно расхохотался, потом прервал свой смех и заявил:
— Нет, ребята, эту девочку я вам не отдам.
— Почему? — изумились братья. — Ты с ней спал?
— К сожалению, нет. — Жак показал на экран: — Видите этого типа? Это Коромыслов, мерзавец! Наша разведка шесть лет охотилась за русской ракетной установкой «С-300». Давали любые деньги! Два британских агента спалились из-за нее в Москве! Наконец нашли отставного полковника — вот этого Коромыслова, объяснили ему, что и как, он по нашей наводке по частям скупил эту установку на Украине и в Грузии и продал… американцам! Американцам, не нам! Мерзавец! А теперь как ни в чем не бывало живет в Париже, сукин сын!
— Ну и что? При чем тут эта девка? Она его любовница?
— Нет, но она сделала то, что мы себе не можем позволить. Она его наказала. Вдвоем со своим дружком она надула его на двести тысяч долларов. Это было очень красиво! — И Жискар снова расхохотался. — Да, будь она француженкой, мы бы представили ее к ордену Почетного легиона!
Жан-Клод задумчиво прищурился:
— Как, ты сказал, его фамилия? Коромыслов? И он живет в Париже?
Уже через пять часов, то есть как только братья Жискар и Жан-Клод добрались из Лиона до своего офиса в Ницце, Коромыслов, стоя под душем в своей парижской квартире, услышал телефонный звонок. Завернувшись в полотенце, он вышел из ванной в комнату и увидел, как из факс-машины медленно выползает новый факс. Коромыслов подошел, присмотрелся.
На факсе была фотография Алены и ее адрес: Villa «Margo», Av. Foch, 17, Willefranche-sur-Mer.
74
Алена собирала в дорогу новенький чемодан.
— Ты все-таки едешь? — сказала Маргарита, обиженно поджав губы.
— Да.
— В эту проклятую Россию?
— Да.
— Ты пожалеешь…
Алена, не отвечая, продолжала собирать чемодан.
Маргарита вздохнула:
— Как бы я хотела быть на твоем месте! Знаешь что? Постой! — И она порывисто бросилась к шкафу, распахнула его и стала охапками, вместе с вешалками, снимать свои платья, грудами бросая их на пол рядом с Аленой. Затем выгребла с нижних полок дюжину пар своих туфель на высоких каблуках, тоже положила возле чемодана. — Вот! Отвези моей сестре!
— Фекле — это?! — изумилась Алена. — Ты вообще соображаешь? Ты сколько не была в России?
— Пятьдесят три года.
— Тогда понятно.
— А что? Там такое не носят?
Алена подняла одно платье, второе…
— Ладно, эти я возьму. Для мамы.
Часом позже они уже катили в Ниццу. Маргарита вела свой спортивный «мерседес», Алена сидела рядом, а на узком заднем сиденье были ее чемодан и два тюка, набитых одеждой. По радио пела Ля Гранд Софи, на бульваре Променад-дез-Англе шли приготовления к какому-то новому карнавалу, и Алена в последний раз оглядывалась по сторонам и мысленно прощалась с этим раем — с его золотыми пляжами, роскошными яхтами, потоками туристов на улицах, вкусными кафе, ювелирным магазином, где работал старик ювелир, и с улицей Массена, на которой она стояла статуей Нефертити. На секунду ей показалось, что в потоке прохожих она увидела Красавчика, его летящую походку… Но нет, это не он… не он…
Машина свернула к насыпной дамбе аэропорта. Там, на взлетных полосах, уходящих далеко в море, взлетали и садились самолеты со всех концов мира. Да, весь мир летел сюда, на Лазурный берег, в Ниццу, Антиб, Канны и в Монте-Карло, а она, Алена, уезжала отсюда…
Машина Маргариты миновала указатель парковки и въехала в подземный гараж аэровокзала.
Следом за ней сюда же въехал какой-то мини-вэн с затененными стеклами.
Маргарита нашла место и запарковала машину.
Мини-вэн запарковался рядом.
Алена и Маргарита вышли из машины, стали доставать с заднего сиденья Аленин багаж, и вдруг…
Два сильных удара по затылкам оглушили их, и последнее, что увидела Алена, — Маргариту, падающую ничком на сиденье своей машины и хватающую воздух открытым ртом. Затем лента скотча заклеила Алене рот, веревка стянула ей руки и ноги, а грубый мешок накрыл голову и плечи. Кто-то поднял ее, протащил несколько метров и бросил на пол минивэна, который тут же сорвался с места.
Они привезли ее в ангар, стоявший среди пустынных скал на берегу моря. В ангаре находилась большая моторная яхта, над ней — балконом — нависала комнатка для отдыха экипажа.
Два отморозка внесли в ангар мешок с пленницей, бросили в угол, развязали и сняли мешок. Алена в бешенстве оглянулась по сторонам. Она была на бетонном полу, со связанными руками и ногами.
Сверху по металлической лестнице спускался Коромыслов, на ходу он жестом приказал отморозкам выйти из ангара. Отморозки вышли.
— Ну что, сука, ты меня узнаешь? — Коромыслов сорвал ленту, заклеивающую Алене рот. — Где мои деньги? А?
Алена молчала.
Коромыслов ударил ее кулаком в лицо.
— Где мои бабки? Ну! — И новый удар. — Где твой хахаль? А? Где он?
— Я не знаю… — выдавила Алена сквозь окровавленные губы.
Коромыслов впал в бешенство и стал избивать ее ногами, выкрикивая после каждого удара:
— Ах, ты не знаешь! А теперь?.. А сейчас?.. А так?.. Ну?.. Где твой хахаль?
Алена, свернувшись клубком и отползая по полу, пыталась укрыть от ударов хотя бы голову и живот.
— Я не знаю… Не знаю… — кричала она. — Клянусь, не знаю!..
Но Коромыслов бил ее до тех пор, пока не выдохся. Затем, стукнув еще раз, ушел.
Алена, окровавленная, осталась на полу ангара.
75
Председатель Фонда поддержки воздушных путешествий в защиту мира и прогресса как завсегдатай ресторана «Максим», который при советской власти именовался «Националь», имел тут свой столик с видом на Манежную площадь и Кремль.
Сидя за этим столиком и расправляясь с цыпленком табака, он говорил Андрею:
— Я хочу попробовать тебя на серьезном деле.
— Спасибо… — Андрей старался есть аккуратно, подражая шефу.
— В Москве восемнадцать рынков, — продолжал председатель. — Пятнадцать из них раньше были под нами, а теперь у нас только три, да и то вшивые, вроде Палашевского. Почему? Потому что азербайджанцы захватили все, теперь на рынках ни одного русского продавца. С этим нужно кончать. Я хочу, чтобы ты изучил эту проблему.
— Изучил или решил?
— Ты получишь бригаду, стволы, милицейскую поддержку и громкий трезвон в прессе и по телику. Это мы обеспечим. Начнешь с крупного рынка, с Черемушкинского, чтобы шум пошел сразу по всем каналам. Понял?
Андрей кивнул.
— И еще, — сказал председатель, утираясь салфеткой. — Из Парижа звонил Смотрящий насчет вашей блондинки. Оказывается, она с Красавчиком в мае кинула там одного торговца оружием на двести тысяч баксов. Теперь этот торговец ее нашел и поставил на счетчик, а с нас требует бабки, потому что Красавчик под нашей крышей. Но Красавчика нет, как всегда, а я за эту девку таких денег не дам, пусть он ее хоть в асфальт закатает. Связать тебя со Смотрящим по Европе?
Андрей нахмурился:
— Зачем?
Председатель усмехнулся:
— Ну, я же знаю, что ты к ней неровно дышишь.
Андрей отвернулся к окну.
За окном была привычная летняя суета Манежа — поток машин, туристы и вечная стройка перед гостиницей «Москва».
Не дождавшись ответа, председатель удивленно спросил:
— Ты пас, что ли?
Но Андрей и на это не ответил.
— Как хочешь. Я не вмешиваюсь… — сказал председатель. — Просто девку жалко, они ж ее кончат… Ладно, когда ты с рынками начнешь?
76
Смотрящий по Европе был настолько авторитетной личностью, что Коромыслов, разговаривая с ним по мобильному телефону, встал и вышел на балкон своей квартиры. Но не потому, что с балкона открывался прекрасный вид на Сену и Эйфелеву башню, а чтобы, не дай Бог, не прервалась связь.
— Нурахмет Ахметович, извините, что беспокою, — говорил Коромыслов. — Осталось двадцать четыре часа, а я не знаю, передали вы мою просьбу фонду или нет…
Медленно продвигаясь в своем «ягуаре» по Елисейским полям, забитым потоком машин, Смотрящий отвечал в телефонную трубку своего мобильника:
— Конечно, передал, дорогой. И уже курьер прилетел из Москвы, готов с тобой встретиться. — Он повернулся к Андрею, сидящему рядом: — Правильно?
Андрей кивнул.
— Но я хочу напомнить, — сказал Смотрящий в трубку, — десять процентов мои, ты помнишь?
— Конечно, Нурахмет Ахметович! — заверил его Коромыслов, стоя на своем балконе. — Нет проблем! Как только…
Андрей, сидя в машине, негромко напомнил:
— Как там она?
Смотрящий понял его и спросил в телефон:
— А товар не испортился?
— Товар в идеальном состоянии, — заверил Коромыслов. — Но скучает по курьеру.
Однако «идеальным состоянием» это назвать было трудно — Алена, прикованная наручниками к стойке-опоре яхты, валялась на бетонном полу ангара, бессильно впадая в ночную дремоту.
А над ней, в верхней, над яхтой, комнатке два отморозка пили французский коньяк и смотрели футбол по небольшому черно-белому телевизору. Поскольку репортаж шел по-французски, оба отморозка ничего не понимали, и один из них клевал носом, проявляя склонность не то заснуть за столом, не то свалиться для этого на пол.
— Эй! Колян! — тормошил его второй. — Ты не спи, блин! Пей! Это, конечно, не водка…
— Да п-пойло это, Гриша… — говорил Колян.
— Пойло, конечно, — соглашался Гриша, рассматривая бутылку. — Как называется?
— Н-не знаю… — пробормотал Колян и, едва футбол прервался телевизионной рекламой, уронил голову на стол и уснул.
— Спекся, слабак. Один-ноль! — подытожил Гриша, взял пульт и стал переключать с канала на канал.
И тут на экране возникла эротика с адекватным звуковым оформлением.
Гриша завороженно застыл.
Потом, насмотревшись так, что заломило в паху, глотнул прямо из бутылки и вышел из комнатки, спустился по металлической лестнице.
Внизу, в полутьме, на бетонном полу под яхтой Алена, прикованная наручниками к стойке-опоре яхты, лежала в полузабытьи. Но при звуках Гришиных шагов открыла глаза и села, готовясь к обороне.
Гриша, однако, подошел к ней по-мирному, сел рядом на корточки, протянул бутылку «Курвуазье».
— На, выпей.
Алена отвернулась.
— Да ладно тебе, выпей! Я ж по-хорошему…
— Не буду, отстань.
— А чё? Брезгуешь?
Алена промолчала.
Гриша, заводясь, ткнул ей бутылкой в лицо:
— Лучше выпей. По-хорошему.
— Отстань, сказала!
— Ах ты, курва! — взбесился он. — Это ж как раз твое пойло — «Курвазье» называется! Ты у меня все равно выпьешь!..
И Гриша ногами, как тисками, зажал Алене голову, одной рукой сдавил челюсти, заставляя открыть их, а второй стал вливать в рот коньяк. Алена, давясь и захлебываясь, забилась у него в тисках, но руки и ноги у нее были скованы, а Гриша оказался не по фигуре сильным и не выпускал ее, заставлял пить.
— Не хотела по-хорошему? Не хотела? Пей так, сука! Все равно я тебя поимею!
Потом, отбросив бутылку, он расстегнул поясной ремень.
Алена, с выпученными от выпитого глазами, с ужасом смотрела перед собой.
Но в тот момент, когда Гришин пах приблизился к ее лицу, Алену вдруг сотряс приступ рвоты, и ее вывернуло прямо в его ширинку.
Именно в это время по автостраде А-6 с севера на юг, мимо указателей на Ниццу и Канны, мчался восьмицилиндровый спортивный «рено». У бензоколонки машина тормознула, Андрей бегом выскочил из кабины, спешно заправил бак, сунул кредитную карточку в автоматическую кассу и, пока касса ворчала, выдавая квитанцию, открыл багажник. Там, скрючившись, лежал Коромыслов — связанный, с заклеенным ртом. Андрей грубо ткнул его в бок:
— Эй, ты жив?
Коромыслов что-то промычал в ответ.
— Ничего, — сказал Андрей, — поспи еще, мало осталось. Скоро пересажу вперед…
Захлопнув багажник, он сел за руль и снова погнал машину по автостраде.
Когда первые проблески рассвета появились над морем, они осветили довольно странную картину: в скалах, перед одним из десятка ангаров для яхт стоял голоногий парень и, поблескивая голой задницей, водой из брандспойта отмывал свои штаны и трусы. Рядом с ним на камне лежал «калашников», а чуть в стороне, в двери открытого ангара стоял его напарник и покатывался от хохота:
— Ой, блин! Ой, не могу! Как она тебя уделала! Ой, я в Москве братанам расскажу! Связанную телку не смог трахнуть!
— А ты смог? — огрызался Гриша.
— А я не пробовал.
— Не пробовал, потому что курдюк пустой!
— У меня пустой?
— У тебя пустой!
Колян повернулся и ушел в ангар.
— Ага! — крикнул ему вслед Гриша. — Пойди попробуй!..
Тут к ангару юзом подлетел спортивный «рено». От резкого торможения Коромыслов, сидевший на заднем сиденье связанный и с залепленным ртом, с такой силой дернулся вперед, что едва не перелетел на переднее сиденье. Но Андрей не обратил на это внимания, выскочил из машины.
— Эй, стой! — Голозадый Гриша нагнулся к своему «калашникову».
Андрей на бегу метнул в него нож и пробежал к открытым дверям ангара, даже не взглянув на то, как нож вонзился голозадому в спину.
Вбежав в темный ангар, Андрей поневоле остановился, пытаясь привыкнуть к темноте.
Между тем в глубине ангара Колян уже успел сунуть Алене кляп в рот и теперь пытался ее раздеть. Алена, связанная и прикованная наручниками к стойке-опоре яхты, бешено сопротивлялась, брыкалась и наконец коленом угодила Коляну в пах. Колян переломился от боли и, озверев, замахнулся пистолетом, целя его рукояткой Алене по голове.
Негромкий выстрел из пистолета с глушителем остановил его руку буквально в сантиметре от ее головы, а второй выстрел обрушил на Алену уже мертвое тело Коляна.
Алена ногами оттолкнула труп и увидела Андрея.