Но, пожалуй, хватит об этом. Однажды Митя даже остался в Королёве присматривать за Вадимом. На Новый год! Так уж вышло, что Лиде срочно пришлось отлучиться на родину в Жигулевск по скорбным делам. Алеше страшно не нравилась перспектива встречать Новый год с "дядюшкой Ау". Но я придумала компромисс: "Мы приезжаем, я готовлю, кормлю, ты смотришь "Покровские ворота" — а потом мы уезжаем, и успеваем встретить Новый год без лесовика!" Митя к нам ехать не хотел, потому что, во-первых, Новый год по традиции встречал в Королёве, а во-вторых, с Ау было гораздо больше свободы, и можно было всю ночь играть в какую-нибудь "Доту" или "Скай рим"… — период тогда был такой, подростково-компьютерно-матершинный, за что мы его карали строго. В общем, "родители зануды и психи", что уж говорить… И вот когда я достала курицу из духовки и разложила по тарелкам, Митя вдруг снисходительно ляпнул:
— А ты, оказывается, умеешь готовить…
В том самом детском сочинении он выразился мягче: "Мама хорошо готовит, но бабушка лучше". Так что, сколько волка ни корми, а бабушка лучше. Единственное правило, которое Митя не забывал соблюдать — это строжайшее указание Лиды звонить за полчаса до того, как он до нее доедет, чтобы она успела все подать с пылу с жару. Пол-Королёва знало позывной "Лида, разогревай!".
6. Толстый и бедный
— Сначала она спросила, почему у меня до сих пор нет детей. Я была вынуждена рассказать о Марко. Потом она пыталась узнать, что я думаю о всяких странных способах деторождения. Я даже процитировала ей вашу статью про ЭКО, представляете! Но она на этом не остановилась. Она сказала, что пока у меня не родится ребенок, я ничего не пойму, и мне не стоит обнадеживать Ларису. Хотя чем я ее могу обнадежить?! Потом она спросила меня: "Вы хотя бы знаете, что Боренька не был нам родным по крови? Ведь Лариса выносила и родила чужого ребенка, вы это понимаете? А потом эти чудовища, эти исчадия ада не стали забирать своего ребенка, потому что он родился больным… И Лариса оставила его, и полюбила, как родного. И Эдику пришлось с этим смириться… А вы понимаете, каково это? Разве есть кто-то, способный понять нашу историю?! Не нужно писать о Бореньке, правда будет непосильна для обывателя.
…Аполлинария пересказывала мне испепеляющую сознание встречу с Боренькиной бабушкой уже третий раз, а я пребывала тем самым тупым обывателем, который никак не мог постичь шекспировского сюжета.
Кстати, любая правда непосильна для обывателя. Он отвык от нее…
— Вы уверены, что правильно расслышали? Что же получается, Лариса — суррогатная мать, прости господи?!
"Кто такой Марко?" — пульсировал внутри меня вопрос, но пока не пришло время теневого героя, и я гневно себя поправила:
— Полли, простите за это слово! Конечно, Лариса была настоящей матерью!
— Да ничего страшного! Нормальное слово. Тысячи женщин становятся суррогатными матерями, и в этом нет ничего постыдного. Они делают кого-то счастливыми. Это ведь хорошо…. — Аполлинария на долю секунды соскользнула в растерянно-вопросительную интонацию, но потом вернулась в уверенную апологетику. — Просто у Ларисы вышло по-другому из-за того, что биологические родители устроили лютую бесчеловечность. Они не стали забирать, бросили Бореньку из-за его проблем со здоровьем… И представляете состояние женщины — остаться с чужим больным ребенком на руках! Она-то мечтала купить домик на море и поселиться там с дочкой, а тут ей не деньги, а крест и вдобавок обвинение, что это из-за нее мальчик родился инвалидом…
Как назойливые слепни, меня осаждали вопиющие вопросы, и среди них летал прекрасный махаон, бабочка моего мелкого женского любопытства о таинственном Марко — и я снова сдержалась, ибо не время!
— Вот чего я не понимаю… — разве так можно? Разве ребенок по закону не принадлежит биологическому родителю? И разве имеет он право вот так его оставить… это ж чушь какая-то! Обвинять, что Лариса виновата… какая нелепость, ведь это их генетика! Посадить надо было этих уродов!
— Ребенок по закону принадлежит женщине, которая его родила. Она вполне может его не отдать, чего так называемые биородители и боятся. В этом-то и заключается основной юридический казус подобных сделок. И никто ей помещать не сможет. Ну разве что… криминальным образом. Но здесь-то случилась ситуация противоположная, которой никто не ожидал.
— Но как?! Все равно не понимаю! А почему же муж изначально не был против такого заработка жены?! Это же запредельная какая-то семейная идиллия, пардон за обывательский сарказм. Прямо-таки новый формат ячейки общества! Супруга зарабатывает суррогатным материнством, а супруг, допустим, альфонс нетрадиционной ориентации…
— О боже, скажете тоже! Все не так! — Полли подавила смех праведным негодованием. — Они с мужем на тот момент были в разводе! И сошлись они потому что… в общем сначала Эдик уговаривал Ларису оставить мальчика в роддоме. Но она наотрез отказалась. Для нее Боренька стал родным, понимаете?
— Это я как раз понимаю, — пробормотала я. Да, этот "бессмысленный подвиг" мне был трепетно близок… И, насколько я понимаю, тот самый отец, которого хотели выставить детоубийцей, он-то герой на самом деле?! Он вырастил ребенка, к которому вообще изначально не имел никакого отношения! Он не бросил жену причем бывшую, в этой дикой истории… Да ему орден надо дать, а вы его шельмовать собирались!
— Изначально он, конечно, большой души человек, и я снимаю перед ним шляпу! Но что же в итоге случилось с Борей? Лариса думает, что это была передозировка. Кто-то же ее устроил… Хотя сейчас она уже в этом сомневается.
— А вы не хотите рассмотреть кандидатуру бабушки? Это ведь свекровь Ларисы, я правильно понимаю? Как вы вообще с ней пересеклись? Вы же собирались встречаться с Ларисой наедине!
Полли скрипуче выдохнула:
— Да, вы это верно заметили, бабушка какая-то готическая! И ведь пристала ко мне с этими детьми! А что если я собираюсь делать ЭКО? Ее-то какое дело?! Она мне целую лекцию прочитала о том, что все это от дьявола…
— Зря вы ступили на эту скользкую дорожку! В дряблом воображении пожилой дамы все эти рукотворные способы размножения перемешались, тем более если у нее православие головного мозга. Но в ее случае это простительно, и на ее месте любой бы пошел громить все эти клиники прогрессивной репродукции. Другое дело, какова ее стадия помешательства…
— Вы имеете в виду, не могла ли она в момент обострения отравить Бореньку как плод богопротивного вмешательства в естественный процесс?
— Допустим… только тогда почему она так долго ждала? — бормотала я, погружаясь в растущий на глазах ядерный гриб чужой катастрофы. Нельзя так… к чужому горю с досужим любопытством! Готическая бабушка хотя бы в том права, что не хочет допускать обывателя до своей раны, и в данном случае обыватель — это я.
Аполлинария меж тем бормотала свое:
— …мы же с Ларисой договорились встретиться в холле, где она работает, ну помните, я вам рассказывала — в "ХоббиТе"?
— Да, там куча кружков и курсов, уютный такой комплекс… И что же?
— Ну вот, я пришла, сижу, там внизу кафешка, а Лариса мне звонит и говорит, что чуть задержится с учеником. Я беру кофе, и тут на меня обрушивается вместо Ларисы эта бабуля с кадилом! И давай мне очки втирать каким-то сиплый зловещим полушепотом… Вот не поверите, но когда вы сказали про нее, что это может быть она замешана — я не хотела сразу это признать, но меня пронзило: да, может, и замешана!
— Я что-то не пойму — вы случайно с ней столкнулись? А что же она делала в "ХоббиТе"? Она тоже там работает?
— Да хрен ее знает…похоже на то! Когда Лариса, наконец, спустилась, она не то чтобы удивилась, скорее просто была не рада этой встрече. Она вышла из лифта, а бабка как раз его ждет! Так вот, эта старая ведьма как ни в чем ни бывало что-то ей пробасила, а Лариса… ее просто передернуло от отвращения! Конечно, я ей все рассказала о бабкиной эскападе. Лариса расплакалась. Ей было так больно от того, что мне пришлось узнать все эти шокирующие подробности вот так, от совершенно чуждого и враждебного ей человека! Который только рад ее горю…
— Рад горю? Вы уверены? Это серьезное обвинение.
Кто может быть рад твоему горю? Вот какой вопрос пронесся в моем смятенном сознании. Может ли кто-то ненавидеть тебя настолько, что будет рад такому… Раньше я была уверена, что это низменная мыслеформа из бульварного сериального мыла. Точнее, она, конечно, из древнейшего животного гумуса, но обосновалась в примитивных формах мозговой жизнедеятельности. Но при кажущейся чудовищности эта мыслеформа не такая уж и далекая от реальности. И если научиться слышать чужие внутренние голоса — о, не дай бог, конечно! — то темные струны нутра человечьего вмиг тебя придушат. И да, та самая страшная мысль, которая пыталась и меня столкнуть в бездну — о том, что почему именно мой ребенок… Но, возможно, что чужие внутренние голоса будут наперебой кричать о том, что… пусть чужой ребенок умрет вместо моего, пусть чужой, чур меня, чур меня!
При этом их внешние голоса будут лилейно лепетать о том, что чужих детей не бывает…
Именно такое "чур!" — выплеснула на меня неприятная женщина после прощания с Митей. Она не представилась и словно материализовалась из морока, и у нее было лицо как с наброска неумелого ученика, лик пластмассового советского пупса со стершимися глазами. Она даже на злую фею не тянула, ведь и в магии нужна квалификация. Она была серостью, и нет ничего страшнее, когда серость разозлится, потому что у зла тоже свои каноны и гармонии, и бывает даже, что оно танцует прекрасный танец со Светом, с добрым лучиком… да, бывает необъяснимая красота, но серость все сделает уродливо. И тем самым зло в мире станет еще злее. Равновесие рухнет.
Я не знала, кто она, и почему подошла тогда ко мне со своим ядовитым сочувствием. Но вспомнив эти стершиеся глаза, я поняла, что тот, кто рад моему горю, тоже существует. И никакого в этом шока или парадокса. Не нужно приплетать шимпанзе, уничтожающих потомство другого самца, кровавые войны правящих династий, убиенного царевича Дмитрия… Нет, все гораздо ближе. Обернись — за твоим плечом, возможно, зверь. И он искусно притворяется агнцем. Не бойся, а всего лишь спокойно знай об этом. Знание — наша соломинка в штормящем океане.