— Ждет ли меня моя Пенелопа? — смущенно произнёс Автолик, выходя из кустов.
Не дав ему опомниться, гетера запустила руки в широкие полы одежд полубога. Умелые пальчики, знающие всевозможные точки удовольствия, дотронулись до основания холма Ареса. Тисея медленно задвигала кольцом из большого и указательного пальчиков по холму вверх и вниз, приговаривая:
— О, да, мой владыка! Ты величайший и красивейший из мужчин! Моё тело горит в огне страсти и желает одного — превратиться в храм твоего удовольствия.
Интонациям гетеры могли бы позавидовать лучшие афинские лицедеи. Холм Ареса наполнился силой, Тисея слегка коснулась губами бутона мужских желаний и, услышав вздох удовольствия, отпрянула. На все моления Автолика о продолжении гетера терпеливо отвечала: «Ритуал соблюден — секс был, плати деньги и благослови тебя Дионис».
— Денег нет, — скрипя зубами, ответил Автолик.
«Денег нет — но вы держитесь, — подумала Тисея. — Где я такое слышала? А! Клиент из гимнастериума так постоянно говорил, пока не открыл свою лавку по продаже лавровых венков».
— А я то думал, что гетеры…
— …умеют нечто такое, чего не умеют другие женщины. Знаем — плавали. Объясню, раз до меня никто не рассказал. Гетера — это та же жена, но её не родители выбрали, потому что у неё приданное сто быков и три оливковых сада, а ты сам — по любви или велению плоти. Вот и вся разница. Бери ее и содержи, если денег на всё хватает.
— Денег нет! — повторил закипающий от злости Автолик, нервно одергивая хламиду.
Тисея понимающе кивнула головой:
— Дионис испытывает мою веру, и прислал мне на свидание нищеброда. Не беда! Я все равно смогу заткнуть за пояс любую женщину на пути к исполнению своего желания! Я сама за себя заплачу, сделаю такое пожертвование храму, которое никому и не снилось в этой забытой богами дыре.
Она вынула из ушей серьги, сняла кольца, браслеты, отцепила толстый кошель, спрятанный в складках туники, с вздохом сняла с шеи ожерелье, подаренное дорогим Дормидонтом. Кажется всё? Нет, не всё.
Гетера легла на спину и развела ноги. Автолик сначала обрадовался, но Тисея лишь хотела, чтобы он помог вынуть «из раковины», то есть снять с потаенного уголка желаний драгоценную серьгу с белой жемчужиной величиной со спелую горошину.
Глава 12Девчонка с серебряной фибулой
Чего хотят большинство мужчин в Аттике? Вкусно есть, спать на мягком, и возлежать с той, ну или тем, кто мил. Поколения сменяют поколения, однако политика, искусства, атлетика, война и многое другое — удел немногих, большинство хочет просто есть и размножаться. Но, если кормить человека одним лишь хлебом, он озвереет!
Так же и с близостью.
Пресытившись жёнами и случайными связями, афиняне, согласно злым слухам и наветам, ищут удовольствие в «тесном лазе Артемиды», ибо, согласно непроверенным свидетельствам, этот самый лаз «крепок, точно лоно невинной, желанен, как взгляд любимой и горяч, как дыхание пламени». Правда это, или нет, доподлинно неизвестно, ибо мужчины в Тиринфе славятся добрым нравом и не испытывают, почем зря, терпение жён и гетер.
Но мы не об этом! Нет-нет. Просто отвлеклись, замечтались и совсем забыли об Автолике. А последний, уйдя от гетеры, был так зол, как сфинкс во время месячных — шёл, не разбирая дороги, пиная ногами камни, выкрикивая ругательства. Чтобы не думать о Тисее, оскорбившей его до глубины души, полубог стал думать о Лесбосе, сам не зная почему.
Вот чего ЭТИМ с Лесбоса не хватает? Чего этим женщинам надо? Нет, понятно, что с точки зрения демогрфии сплошная выгода и контроль — не будет перенаселения, что важно на острове, но страшно было бы жить в мире, где ЭТИ разбредутся во все края и пустят корни!
Так ведь недалеко до того, что люди отринут патриархальных богов-олимпийцев, став щепками в океане жизни. Не имея ни цели, ни желания плыть куда-то! Хотя удивительно… Как заводит вид того, как целуются две женщины! Ведь заводит? Мужчины, ау! Признавайтесь! Мягкие губы смыкаются, руки, подобно змеям, оплетают тело и рисуют на нём неведомые знаки. Вид этот порождает в мужской душе что-то скрытое, иррациональное, что-то противоречиво… неправильно… манящее…
Автолик думал об этом, и с каждым шагом его кожа становилась всё мягче и нежнее, жесткие кучерявые волосы распрямлялись, удлинялись и светлели. Короткие толстые пальцы вытягивались, ногти заострялись и розовели. Черты лица становились утонченнее и привлекательнее. Губы стали пухлыми, брови вытянулись ниточку, сомкнулись, образовав модную монобровь, подчеркивающую интеллект и склонность к высоким искусствам, нос значительно уменьшился и чуть вздернулся.
Тем временем Анастасия, чтобы отвлечься и успокоится, сочиняла стихи, посвященные, конечно же, женщине.
Ты возлежала, лишь бёдра прикрыты,
Манят и манят холмы Афродиты.
Манит ложбинка меж ягодиц полных…
Манит полоска волосиков чёрных.
Манит, ласкала б тебя я губами,
Пальчиками, а затем волосами.
Нежный бутон я б в момент распалила,
Поцеловала, потом укусила…
О, Афродита! — взмолилась богине девушка с Лесбоса. — Я знаю, что у любви много лиц! И ты, владелица женских судеб, знаешь, что я не лишена храбрости, но умоляю… Помоги мне! Я не хочу, я не могу быть с мужчиной! Уж лучше провести всю жизнь в одиночестве, чем заниматься таким неприятным делом! Да! Есть мужчины с гладкой кожей и нежным голосом, есть и те, кто дарят особые ласки, но даже с закрытыми глазами и опоенная неразбавленным варварским вином, боюсь, что не смогу ему отдаться. Чресла мои горят от мыслей о Елене Троянской, а сердце мое бьётся чаще, когда я смотрю на Массандру, хоть и знаю, что ни та, ни другая никогда не полюбили бы такую как я. Помоги, богиня! Даже Луна и та смотрит на меня с состраданием, ибо так же, как она и Солнце редко встречаются вместе, так не суждено мне найти любимую в этой жизни. А мне очень нужно, чтобы моё желание исполнилось, иначе не вернуться мне в мою любимую деревню посреди моря.
Не успела дочь Лесбоса договорить до конца, как на поляну выскочила писаная красавица — истинная дочь Афродиты.
— Кто ты, прекрасная дева? — прошептала Анастасия.
— Автоли… ка… — в последнюю минуту сообразил полубог и попытался ретироваться.
А потом подумал, «А чего вдруг? Почему мне нужно бояться какой-то лесбиянки? В конце концов, у неё такие же денежки, как и у других баб».
Туника спала, обнажив плечи и маленькую грудь поэтессы. Сбросив одежды на траву, она встала на колени перед Автоликой, легонько развела в стороны врата удовольствия, обнажив нежный лепесток, маленькую розовую оливку, ключик к дверям удовольствия и припала к нему губами. Автолика ощутила прилив тепла и страсти, когда игривый язычок Анастасии поигрывал, проскакивая вверх-вниз, а мягкие губы оттягивали лепесток нежной розы. Стройные ножки полубогини расслабились, и опустили их хозяйку на землю. Медленно поглаживая узкую полосочку удовольствия, Анастасия заставила Автолику стонать всё громче и громче! Поэтесса провела по беседке нимф ребром ладони, а потом сжала два пальчика и вошла в горячее лоно красавицы. Каждое движение Анастасии отдавалось сладкой негой в теле Автолики. Каждый поцелуй, каждое движение приближало наивысший миг удовольствия.
И это было чудесно, но плавясь в горячих волнах удовольствия, Автолика потеряла концентрацию и беседка нимф явила миру сюрприз! Оливка нимфы дрогнула и мгновенно превратилась в свирель фавна, которая въехала в горло поэтессы так глубоко, что глаза Анастасии чуть не выскочили из орбит. Последняя волна удовольствия исказило все еще женское лицо Автолики-Автолика, свирель дёрнулась в последний раз, принеся полубогу олимпийское блаженство.
— Кто ты, чудовище?! — вскакивая на ноги и отплевываясь, завопила Анастасия.
Автолик понял, что его сейчас будут бить.
— Я испытание, посланное тебе богами! — завопил он еще громче поэтессы, прячась, на всякий случай за ствол дерева. — Плати мне деньги! И… и благослови тебя Дионис!
Расстроенная Анастасия отдала полубогу единственную ценную вещь, что у неё еще оставалась — фибулу — серебряную застежку для плаща, украшенную мелкими гранатами.
Глава 13Наездница с золотыми браслетами
«Мужчины, — думала Массандра. — Пфф… Их сильное место — самое слабое! Пни между ног, и тот, кто грозился доставить тебе олимпийское наслаждение, уже корчится в аидовых муках. Готовить мужчины не умеют: умудряются не допечь хлеб и сжечь мясо на вертеле. Казалось, ну куда уже проще? Натереть мясо солью и маслом, повесить над углями. Время от времени переворачивать, сделать надрезы и если капнет кровь, оставить над огнём. Так эти олухи могут испортить всё! Вот уж точно: природа на них отдохнула. Я умею нарезать мясо на дольки, толщиной в лист осоки, а всё потому, что держу ножи острыми! А эти? Ножи у них тупые и нужны они лишь для продолжения рода, да и чтоб овец пасти. Вот то ли дело, герои в древности! Эх, мельчают мужчины… Если так пойдёт и дальше, то в один прекрасный день они вымрут, и род людской угаснет. Так что их надо беречь, конечно, но и на шею не давать садиться. Никогда!».
Что же касается Автолика, то больше всего на свете он терпеть не мог мужеподобных женщин, ещё меньше, чем не любил женоподобных мужчин. Хотя частенько перевоплощался и в тех, и в других, и даже в гермафродитов.
«Женщины, которые хотят ковать металл, охотиться, воевать, умирать, пахать, дробить камень и грести имеют право на существование, — считал полубог. — Но они должны понимать, что не всем мужчинам это понравится. Амазонки — отменные воины, но им невдомёк, что женщина может обладать мягкой силой, таким себе, стальным кулачком в мягкой перчатке. Нежные, домашние женщины, опоры мужчин. Взять хоть Геру! Она пыталась убить чуть ли не каждого бастарда супруга-громовержца, однако при этом Гера хорошая мать, добрая свекровь и грозная тёща, а уж её амброзия — это непередаваемое блаженство».