Элий АристидСвященные речиПохвала Риму
СВЯЩЕННЫЕ РЕЧИ
Речь первая
1. Мне кажется, нужно повести этот мой рассказ, подобно гомеровской Елене.[1] Ведь она тоже говорит, что не будет перечислять,
как Одиссей, непреклонный в бедах, подвизался.[2]
Выбрав же вместо этого какой-то один из его подвигов, она рассказывает о нем Телемаху и Менелаю.[3] Так и я, пожалуй, не буду говорить обо всех дарах моего Спасителя,[4] которыми я насладился к настоящему дню. И не прибавлю здесь того, что сказал Гомер:
Если бы десять имел языков я и десять гортаней![5] —
так как и этого будет недостаточно. Ведь даже если мне удастся превзойти все человеческие возможности, человеческую речь и разум, я никогда не смогу даже приблизиться к деяниям этого Бога.
2. Более того, сколько друзей ни просило и ни побуждало меня рассказать или написать об этом, никому из них я ни разу не уступил, избегая невозможного. Это казалось мне равносильным тому, как если бы меня, проплывшего под водой все море, принуждали потом дать отчет обо всех волнах, с которыми я встретился, и каким опасностям подвергся в каждом случае, и как спасался.
3. Между тем можно было бы составить о каждом из моих дней и ночей подобный отчет, если бы кто-нибудь из находившихся около меня в то время пожелал или записать случившееся, или рассказать о Божьем провидении. Некоторые из этих знаков Бог давал, являясь открыто, другие посылал через сны — если мне вообще удавалось заснуть. А это случалось редко по причине беспокойства, вызванного моим нездоровьем.
Находясь в подобном положении, я и решил предоставить Богу, как истинному врачевателю, молча делать со мной все, что Он пожелает.
Теперь же я хочу поведать вам только о том, что произошло с нижней частью моего живота. А вести счет каждому событию буду по дням.
Шел тогда месяц Посидеон.[6] Не помешает вам узнать, какой для меня выдалась зима.
5. Ночами у меня болел желудок, и была невероятная бессонница, так что я не мог переваривать самую малую пищу. Не самой последней причиной этого была непрерывная дождливая и бурная погода, которую, как говорили, не выдержала ни одна крыша. И в течение всего этого времени я потел, кроме тех случаев, когда мылся.
6. Но вот на двенадцатый день месяца Бог приказал мне не мыться. То же самое — и на следующий день и в последующий. И эти три дня подряд я провел совершенно не потея, так что даже не было необходимости менять рубаху, и никогда прежде я не чувствовал себя более легко. А время я проводил, гуляя по дому и забавляясь, поскольку стояли праздничные дни. Ибо праздник Всенощного бдения в честь Бога совпал с предыдущим праздником, посвященным Посейдону.
7. После этого мне приснился сон. Я уже подумывал о том, чтобы вымыться, но сомневался. Однако мне приснилось, что я чем-то осквернен. Я решил все-таки вымыться: ведь если это действительно со мной случилось, вода мне была совершенно необходима. Но в бане я сразу почувствовал себя плохо. И когда вернулся, то казалось, во мне было полно всевозможных недугов, и дыхание было как у астматика. Так что, едва начав есть, я остановился. Потом, с наступлением ночи, я погрузился в обморочное состояние, и это продолжалось до тех пор, пока незадолго перед полуднем мне чуть-чуть не полегчало.
8. А сновидение было примерно таким. Будто находился я на Горячих Источниках[7] и, нагнувшись вперед, увидел, что нижняя часть моего живота имеет необычный вид. Разумеется, я решил не мыться. Но кто-то сказал, что эта неприятность случилась со мной не во время самого купания и что не следует по этой причине отказываться от мытья. Вечером я вымылся, и рано утром у меня заболел желудок. И боль распространялась с правой стороны книзу, до самого паха.
9. На семнадцатый день сон положил мне запрет мыться, на восемнадцатый — опять запрет мыться.
На девятнадцатый день мне приснилось, что я оказался во власти каких-то варваров,[8] и один из них подошел ко мне с таким видом, будто хотел уколоть меня. Затем опустил палец вот так, по самую глотку, и что-то всыпал туда, по какому-то местному обычаю, и это свое действие назвал «пищеварением». Потом, когда я рассказал об этом сне, то слушатели удивились и сказали, что переваривание пищи — это причина, по которой мне следует терпеть жажду, а пить нельзя. После этого мне было назначено очищение желудка. И вар вар предписал мне не мыться и держать при себе одного слугу. В этот день я не мылся и, очистив желудок, почувствовал облегчение.
10. На двадцатый день мне приснилось, будто я нахожусь у входа в храм Асклепия. И кто-то из повстречавшихся мне друзей обнял меня и радушно приветствовал, как если бы давно не видел. Я сказал ему о своих неприятностях и в ходе беседы заметил, как сильно изменилось все окрест храма. И, разговаривая об этом, мы вошли внутрь.
11. Когда мы оказались в том месте, где стоят статуи Благой Судьбы и Благого Бога, мы все еще продолжали беседовать. И, увидев кого-то из прислужников, я спросил, где жрец. Тот ответил: «На заднем дворе храма». Так как было уже время зажигания священных лампад, служитель храма действительно нес назад ключи. И в это время храм заперли, но так, что, хотя он и был заперт, остался небольшой проход, и было видно внутреннее убранство храма. И я, прильнув к дверям, увидел, что вместо прежней статуи там стоит другая, с потупленными глазами. Когда же я изумился и спросил, где старая статуя, то кто-то принес ее обратно. Но мне показалось, что я вовсе не узнал эту статую, хотя и поспешил пасть перед нею ниц.
12. После этого, обойдя вокруг храма, мы встретили жреца, и я обратился к нему с такими словами: «Мне и в Смирне[9] случалось беседовать с тобой о сновидениях по поводу храма, но я, решив, что это для меня слишком сложно, молчал. И вот недавно у меня было видение обо всем этом». И тут я собирался рассказать о том, как статуя была поставлена на прежнее место. Но когда я медленно шел к нему, с одной моей ноги упала туфля, и жрец, подняв, поднес ее мне. И я, обрадовавшись такому почету и как бы желая вознаградить его и поприветствовать, низко наклонился и взял туфлю.
13. Тут, откуда ни возьмись, на меня бросился бык — в подтверждение того, что сам Бог меня услышал. Я испугался и попытался как-то защититься. Однако бык больше ничего не сделал, но лишь оставил вмятину под моим правым коленом. Феодот же, взяв скальпель, вычистил это место. Так что мне следовало бы ему сказать: «Это ты нанес мне рану».
14. Вот что мне явилось во сне. И мой страх тотчас исчез. Под правым коленом у меня была ранка, похожая на кусочек угля, и я почувствовал облегчение вверху живота.
15. Потом, на десятый день мне приснилось, будто я стоял в одеянии жреца и видел, что сам жрец стоит рядом. Приснилось мне также, что увидел я кого-то из моих друзей, который хромал из-за того, что упал со стула, и я сказал ему, что для лечения необходим покой. Также по многочисленным знакам мне было предписано очищение желудка. И этот самый день был пятым подряд из тех, в которые я не мылся.
16. Стоит также сказать и о менее значительных снах. Так, мне приснилось, что во время своего обычного упражнения в красноречии я взял в руки какую-то речь Демосфена и произнес перед афинянами, как он: «Итак, вы вопрошаете через глашатая, кто сейчас желает выступить? А я, пожалуй, лучше спрошу: кто из вас желает действовать? Об остальном как раз сказано в комедии», — сказал я, намекая на «Тельмессийцев» Аристофана,[10] так как это там всякий состязался в словах, а не в делах.
17. На девятый день мне приснилось, будто вечером в Смирне я пришел к храму Асклепия, который при гимнасии,[11] но пришел вместе с Зеноном. И храм был больше, чем он есть, и охватывал своим портиком все то место, которое было вымощено. И я раздумывал об этой площади перед храмом. Когда же я стал молиться и взывать к Богу, Зенон сказал: «Нет ничего лучшего», имея в виду Бога, и назвал его «Убежищем» и так далее. Я же искал глазами свою собственную статую, как будто и она стояла перед храмом. И я тотчас ее увидел. Но потом мне снова показалось, что это статуя самого Асклепия, огромная и прекрасная. Обо всем этом, что мне приснилось, я опять рассказал самому Зенону. И все, что касалось статуи, показалось ему весьма важным. И я вновь увидел, что эта статуя стоит в продолговатом портике гимнасия.
18. А насчет бани мне приснилось вот что. Сначала, натираясь, я вошел в какую-то частную баню. Затем сказал, словно сам не заметил, как туда вошел: «Ведь сейчас не банные дни!» Но потом мне показалось, что сам Феб,[12] представ мне, меня ободряет. И тогда я уже без всяких колебаний вошел в воду.
19. В другой раз мне приснилось, что около самого храма Асклепия какой-то юноша из тех, кто посещает гимнасий, и еще безбородый, разглагольствует о банях, восхваляя большие бани и считая, что от них больше всего удовольствия. Тогда, указав ему на море, я спросил: «Где лучше купаться — там или в малой купальне?» — «В малой», — сказал он. После этого я показал на какое-то озеро и спросил: «В этом озере лучше или в малой купальне?» И опять он согласился, что в малой купальне лучше. «Следовательно, — сказал я, — не всегда что больше, то и лучше, но есть хорошее и в малом». И подумал про себя, что хорошо бы, где-нибудь выступая с речью, сказать, что удовольствия иных людей — все равно что удовольствия свиней, и только мое удовольствие — истинно человеческое, так как я занимаюсь и наслаждаюсь красноречием.