— Как готов будет храм к освящению, — напиши мне, я приеду на торжество.
Закончили мы все работы, приготовили храм к освящению. Еду сам в Москву к благодетелю. День был праздничный и я знал, что купец мой тоже был церковным старостой в своем приходе. Поэтому я пошел прямо в церковь. Смотрю — в центре храма гроб богатый стоит. Я спрашиваю приказчика:
— А сам-то здесь?
— А вот он, говорит: в гробу-то и лежит!
Тут я взвыл, как ребенок:
— Благодетель наш, родимый наш батюшка!
Меня хотели вывести из церкви, так я громко зарыдал, да родные покойного вступились, стали меня расспрашивать: кто я такой и почему так плачу по чужому горю? Я все им рассказал, незачем было дальше укрывать доброго дела: наш благодетель к Богу отошел. Не похитит у него этого добра никакая слава людская. Старик отер навернувшуюся слезу и замолчал…
— Ну, освятили вы свой храм? — спросил я его.
— Освятили, родной мой. И вот еще что замечательно, просили меня наши церковники, чтоб поправить им новый колодец, из которого воду брали на Божий храм; пришла весна, поправил я сруб, как следует, но воды в нем не стало вовсе. Пытались копать — ничего не вышло. Видно, только для храма Божия подала нам водицу Царица Небесная, а для своих житейских нужд велит трудиться — на речку ходить за водой.
— Ну, как же ты, дедушка, медаль-то получил? Стало быть, за построение храма Божия?
— Родной мой, владыка хотел порадовать меня, старика: представил за 33-летнее служение в должности старосты и за труды для храма Божия при постройке его. А что мои-то труды? Разве трудиться для Божия храма не великое счастье?
Нужно ли что-нибудь прибавлять к этой истории? Вот так строятся на Руси храмы Божии: ничего нет на свете дороже церкви для православного русского человека. Бог помогает ему в созидании и украшении твердынь, на коих опирается всей мощью Русь православная.
Бедствие от ложной клятвы
Спаситель заповедал нам не клятися всяко, а только сими словами: ей, ей; ни, ни (Мф. 5, 34-37), и притом для подтверждения истины.
Хотя и легка эта заповедь, но люди невнимательные к евангелию редко исполняют ее; напротив, клянутся по-всякому, без надобности и даже ложно. Прислушайтесь, например, к клятвам простаков: «ей-Богу, вот тебе Христос, вот тебе Бог, глаза мои лопни, сквозь землю провалиться, чтоб мне своих детей не видать». На эти глупые слова мы смотрим сквозь пальцы, но Бог не любит нарушителей своего закона и строго наказывает их. Вот пример:
В нашем приходе один крестьянин оправдывался перед обвинением и в доказательство, клялся, чтобы ему не видать своих детей.
У него было три сына: первый — пяти лет, второй — трехлетний, третий — менее полу года. Прошло несколько дней после клятвы, и этот крестьянин со всем своим семейством отправился верст за двадцать от деревни в лес, где у него была изба для временного жилья весной.
Однажды его жена, затопив избу и оставив двух своих младенцев спящими, с третьим, пятилетним, пошла полоскать платье. Но и этот ее сын возвратился назад под тем предлогом, что будет утешать своих братьев, когда они проснутся. И что же? Через несколько минут изба запылала, и все дети сгорели на глазах у матери.
Перст Божий
Знавшие командира полубатальона военных кантонистов говорили, что он отличался добротой, умом и усердием. Он поставил свой полубатальон на уровень лучших учебных заведений. Начальником был строгим и справедливым, за что его любили и уважали все подчиненные. В обществе он тоже слыл умным и прекрасным человеком. При всех добрых его качествах одного ему недоставало — веры: душой его овладело вольнодумство.
Всем известно: без веры не возможно угодити Богу (Евр. 11,6), хотя бы неверующий был и самым добродетельным человеком. Этим он, не только не угождает Богу, но даже оскорбляет Его. Над такими людьми исполняется апостольское слово: аще отвержемся, и Той отвержется нас.
Это и произошло с нашим героем не столько для наказания его самого, сколько для вразумления других заблуждающихся. Наступил канун 9 (22) мая, дня праздничного, посвященного памяти святителя Николая.
Поздно вечером фельдфебель явился к командиру за приказанием.
На диване, за круглым столом, с недопитым стаканом пунша в руках, его ждал старший по званию.
— Завтра праздник, день святителя Николая, — сказал фельдфебель.
— Какой там праздник! — резко ответил начальник полубатальона. — Да и что за святой ваш Николай? Такой же как и мы с тобой. Нет никаких святых и не будет!
Утром в день святителя Николая, когда люди вошли к нему в комнату, взорам их представилась ужасная картина: за тем же круглым столом, на том самом диване, где накануне он пил пунш и кощунствовал, он сидел окоченевший, со следами страшной агонии на бледном лице. И перед мертвецом на столе стоял вчерашний недопитый стакан. Следовательно, он умер еще накануне. Тотчас после разговора с фельдфебелем.
Из жизни Святителя Филарета, митр. Московского
Святитель Филарет Московский был с 15-го марта 1819 года по 26-е сентября 1820 года архиепископом тверским. Святитель почти ежедневно совершал службу и не пропускал ни одного праздничного и воскресного дня. Народ с любовью спешил в храм, где служил архипастырь, и с жадностью слушал его слово.
Однажды Святителю нужно было служить в храме Живоначальныя Троицы, за Волгой, близ Отроча монастыря. Был храмовый праздник и крестный ход.
К празднику не успели отреставрировать иконостас. Староста церковный не рассуждал долго и, не спросив священника, закрыл те места, где стояли иконы, рогожами. Когда звали владыку на праздник, ни староста, ни священник никак не предупредили его об этом. При самом входе его в храм его поразили эти рогожи, висевшие на местах икон:
— Куда ты привел меня? — спросил он священника. — Где у тебя святые иконы? Похоже ли это на храм Божий, на дом молитвы?
Священник был человек весьма кроткий и добрый, он испугался и промолчал. Владыка стал облачаться, но гнев его не проходил.
Началась литургия; все в страхе не знали, чем кончится дело, и на нового архипастыря своего смотрели с трепетом.
Служба между тем шла своим порядком; приходит время херувимской песни. Владыка, видимо, победил свой гнев. Когда пошли великим выносом, он принял святой дискос из рук протодьякона и возгласил всю царскую фамилию со свойственным ему благоговением и миром душевным.
Но лишь только сошел с того места, где архиерей принимает из рук протодьякона св. дискос, как раздался страшный, потрясающий звук. На то самое место, где стоял владыка, с самого верха иконостаса упала медная лампада, висевшая на веревочке перед Распятием Господним. Владыка вздрогнул. Бедный священник от страха едва стоял на ногах. Владыка поставил святой дискос на престол и, когда убрали лампаду, вышел из алтаря на то же самое место, принял из рук архимандрита святой потир, закончил по уставу молитвенное поминовение.
Литургия продолжалась. Владыка был в особенном благоговейном настроении духа, но остальные находились в неразумении и страхе. И не один только приходский священник, а многие из бывших в алтаре молились Господу крепкой молитвой, чтобы Господь пронес бурю.
После прочтения благодарственных молитв к владыке подходит священник. Без слов, потому что не знал, что сказать в свое оправдание, со слезами на глазах он пал перед ним, ожидая себе страшного приговора.
— Встань, отец, — сказал владыка, поднимая священника и благословляя его. — Мы, оба, согрешили пред Господом. Он хотел падением лампады показать, как близки мы были от погибели. Он вразумил нас и призвал на путь покаяния. Простим друг друга.
После литургии владыка заглянул к священнику на ужин, был приветлив и вышел от него в мире и спокойствии духа.
Обет поступить на военную службу
Рассказ провинциального батюшки
Один солдат пригласил меня совершить водоосвящение в новой квартире чиновника, у которого он находился на службе. Взяв с собой причетника, я отправился туда. Перед этим выпал сильный дождь, и ехать пришлось долго, поневоле шагом. Я спросил посланного за нами солдата, давно ли он на службе.
— Я уже, батюшка, год в отставке.
— Сколько лет служил?
— Казенный я.
— 25 лет?
— Да, 25 лет.
Я удивился. Он был так моложав и свеж, что нельзя было дать ему более 30-ти.
— Верно, служба-то была тебе не мачехой, а матерью: легка, без особых изнурительных трудов?
— Не знаю, как отвечать тебе на это, батюшка. Легка служба? Может ли она быть легка у солдата? Обойдется ли он без трудов? На труд, на заботу солдат и присягает. Вот я: послужил 25 лет, и все на Кавказе, строевым. Чего только не довелось мне потерпеть! К первым кавказским удальцам, может быть, я и не принадлежал, но и не отставал от них.
— Как же ты так хорошо сохранил свое здоровье? — спросил я.
— Это, батюшка, сделала особенная ко мне милость Божия. По этой милости Божией, помьттттаяю я, и в службу-то военную попал.
— Да разве ты смотришь на военную службу, как на особенную милость Божию к человеку? — спросил я его.
— Не знаю, как смотрят другие на военную службу и как должно смотреть на нее по-Божьему, а я-то, батюшка, так именно должен смотреть.
— Почему же именно ты?
— А вот почему: по милости военной службы я и свет Божий только вижу и испытываю радости семейные.
— Как же это? — с возрастающим любопытством спросил я.
— Я расскажу вам, батюшка, если угодно.
— Как же не угодно! Расскажи, не поленись.
Я уроженец Воронежской губернии, Павловского уезда. Родитель мой — государственный крестьянин; из трех сыновей его я самый старший. В шестнадцать лет Господу угодно было испытать меня: у меня заболели глаза. Так как у отца моего не было детей старше, болезнь моя сильно печалила его. Для излечения он жертвовал последней трудовой копейкой: я много лечился, но ни домашние, ни аптекарские лекарства не помогали. Обращались мы с молитвой и к Господу, и к Матери Божией, и св. угодникам: но и здесь милости не сподобились. С течением времени болезнь глаз моих все более и более усиливалась, и, наконец, я ослеп.