«Ты – тот самый нищий мальчик из Силиврии?»
И вот, после одной вечерней службы весной 1881 отца Нектария вызвал к себе Хиосский митрополит Григорий, который жил в монастыре. Семидесятилетний митрополит, сам постриженик Нового монастыря, а в прошлом ректор богословской школы на острове Халки[17] был добрым, рассудительным старцем, духовным подвижником, постником и молитвенником.
В кабинете рядом с владыкой сидел хорошо одетый мужчина средних лет с седой бородкой, из кармашка бархатного жилета свисала золотая цепочка часов.
– Вот, отец Нектарий, познакомься с господином Янисом Хоремисом, – улыбнулся владыка, приглашая отца Нектария присесть. – Господин Хоремис – верное чадо нашей Церкви, великий жертвователь нашей епархии и ктитор этой святой обители. Вы ведь немного знакомы, правда?
Отец Нектарий, конечно же, знал миллионера, совладельца крупнейшего торгового дома «Хоремис, Бенакис и компания» господина Хоремиса и его братьев, часто видел их молящимися в монастырском храме на воскресных и праздничных службах. И отец Нектарий прекрасно помнил, как господин Хоремис и его братья, стоя у алтаря, молились во время его диаконской хиротонии. Но подойти и заговорить с ними ему лично мешала природная скромность.
Господин Хоремис стал мягко и с уважением расспрашивать молодого иеродиакона о его жизни, о родине, учёбе, о том, как тот оказался на острове Хиос. Проникшись доверием к этому человеку, отец Нектарий стал рассказывать ему и владыке о детстве в Силиврии, бабушке и маме, о том, как подростком, в поисках лучше доли он покинул отеческий дом с одной тощей котомкой… Когда, волнуясь, он рассказывал о том, как Бог просветил капитана корабля и тот без билета пустил его на борт, и как потом, при сходе с корабля в Константинополе стали проверять билеты, капитана на палубе не было и за него заплатил один молодой человек, господин Хоремис прервал его на полуслове и волнующимся голосом сказал:
– Сынок мой, так, значит, это был ты? Невероятно! Ты тот самый нищий мальчик из Силиврии, который двадцать два года назад безбилетником плыл в Константинополь, чтобы заработать денег и закончить школу? А ты знаешь, что молодым человеком, который помог тебе тогда, двадцать с лишним лет назад, был мой родной племянник? На него та встреча с тобой тоже произвела впечатление, и он рассказывал о тебе всей нашей семье. И мы пытались даже тебя найти в Константинополе, чтобы помочь тебе получить образование, но безуспешно. Однако, видишь, дорогой мой, через двадцать с лишним лет мы всё-таки тебя нашли!.. Ты уж, отец иеродиакон, пожалуйста, больше не теряйся, а мы поможем тебе сейчас! И прежде всего, давай ты уже, наконец, закончишь учёбу и получишь гимназический аттестат. Нельзя это сделать в Хиосе, что же – поезжай в Афины, я обо всём позабочусь.
Итак, владыка Григорий и господин Хоремис предложили отцу Нектарию продолжить образование в Афинах. Господин Хоремис сказал, что с радостью берёт на себя все материальные расходы, связанные с дальнейшим обучением и вообще, с судьбой отца Нектария и его дальнейшим устройством. В те годы учёба в университете была не всем по карману: надо было иметь значительные денежные средства, которых у отца Нектария быть не могло.
Помимо рекомендаций в Афины господин Хоремис дал ему ещё и рекомендательные письма к своему давнему доброму другу – Александрийскому патриарху Софронию[18], который раньше, до Александрийской кафедры был Константинопольским патриархом, а ещё раньше, в 1839–1855 годах занимал епископскую кафедру Хиоса. Кроме господина Хоремиса, рекомендательные письма в афинскую гимназию и патриарху Александрийскому написали владыка Григорий и преподаватель хиосской гимназии Константин Проиос.
Так, оказав послушание старцу-митрополиту, поблагодарив господина Хоремиса за его доброту, великодушие и благородство, попрощавшись с братией, родными и заручившись молитвами своего старшего духовного брата, отца Пахомия, иеродиакон Нектарий Кефалас отправился в столицу, чтобы получить там школьный аттестат и оттуда – в Александрию.
«Муж, расположенный к учению, добронравный и пришедший в Египет с благими чаяниями»
В свой первый приезд в Афины иеродиакон Нектарий пробыл там совсем недолго, всего несколько недель. В июне 1881 года он был принят в выпускной класс одной из афинских гимназий и ему было дано время до ноября, чтобы подготовиться к выпускным экзаменам, поскольку программа столичной гимназии была сложнее, чем в школе на Хиосе.
После этого, в самом начале июля 1881 года отец Нектарий отправился из Афин в Александрию, где представился и отдал рекомендательные письма Александрийскому Патриарху Софронию IV, бывшему патриарху Константинопольскому, а ещё раньше – митрополиту Хиосскому.
Патриарху Александрийскому Софронию (Меиданзоглу) было тогда восемьдесят три года. В 1866 году он добровольно ушёл с Константинопольской кафедры, которую занимал до этого три года. Причиной ухода стала церковная политика и борьба за власть различных константинопольский партий. В 1870 году он был избран патриархом Александрийским.
В восьмидесятые годы XIX века состояние Александрийской Церкви было смиренным: в ней было всего около 35 храмов. Однако Церковь медленно, но уверенно росла: тогдашний Египет, фактически превращаясь в колонию развитых европейских стран, переживал экономический бум: в 1869 году был открыт Суэцкий канал, строились дороги, рылись каналы, открывались банки, перерабатывающие предприятия, росла внешняя торговля. Из-за границы в Египет стекалось очень много инженеров, специалистов, коммерсантов, журналистов, издателей. В том числе, среди них было немало православных греков среднего и высшего класса, которые становились паствой Александрийского Патриархата. Активно открывались греческие учебные заведения, типографии, издавалось всё больше православных книг. При этом, политическая и экономическая зависимость от Запада вызывала всё большее и большее неудовольствие коренных египтян. Как раз в июле 1881 года в Египте вспыхнуло восстание египетского офицера Ораби-Паши против иностранного засилья, под лозунгом «Египет для египтян». Во время этого восстания все православное духовенство Александрийской патриархии за исключением двух-трех клириков покинуло Египет и вернулось только после того, как восстание было подавлено в 1882 году.
Таков был историко-политический контекст, в котором жила Александрийская Церковь в те годы, когда туда впервые прибыл иеродиакон Нектарий – будущий великий святитель.
«Будь внимателен, сторонись лжебратьев и людей мира сего»
Итак, в первых числах июля 1881 года иеродиакон Нектарий Кефалас предстал перед Александрийским патриархом Софронием, смиренно поцеловал его руку, поклонился и передал ему рекомендательные письма, которые патриарх внимательно прочитал.
В письме от владыки Григория было написано следующее:
«Ваше Святейшество! Податель этого письма – уроженец Силиврии иеродиакон Нектарий Кефалас. Это человек, стремящийся к знаниям и обладающий хорошими нравственными качествами, приехавший в Египет с благими намерениями, о чем свидетельствует и преподаватель Хиосской гимназии господин Константин Проиос. Пережив тяжкие испытания во время недавнего разрушительного землетрясения на Хиосе, подобно многим другим, он направляется в Александрию с целью получить церковную должность при Вашем Святейшестве и считает важнейшим делом быть Вам полезным».
Письмо от господина Хоремиса, к сожалению, не сохранилось, а в сохранившемся в архиве Александрийской Патриархии в Каире письме Константина Проиоса говорилось следующее:
«Святейший и блаженнейший владыка!
Представляю Вам иеромонаха[19] Нектария Кефаласа, который отправляется в Александрию с надеждой на возможность занять место в Вашей Патриархии, если таковое будет доступно.
Иеромонах Нектарий на протяжении многих лет служил учителем народной школы на острове Хиос. Позже, посвятив себя монашеской жизни, он удалился в обитель Новый Монастырь, где выполнял обязанности учителя монастырской школы и секретаря. Наряду с монашеским служением, отец Нектарий учился в Хиосской гимназии под руководством мудрого директора Георгия Суриаса, известного Вашему Святейшеству, который, к сожалению, недавно покинул этот мир.
Во время учебы отец Нектарий проявлял безупречное поведение и усердие, за что был особенно любим покойным директором. В этом году, перед выпускными экзаменами, произошло разрушительное землетрясение 22 марта, которое нарушило учебный процесс. Наибольшей утратой стала кончина уважаемого Суриаса, на помощь и поддержку которого в дальнейших планах надеялся отец Нектарий.
Не имея возможности бороться с неблагоприятными обстоятельствами, он вынужден обратиться к Вашему Святейшеству в поисках должности, соответствующей его способностям.
Рекомендуя иеромонаха Нектария Вашему Святейшеству, надеюсь, что Ваше человеколюбие и особая отеческая любовь ко мне побудят Вас оказать ему необходимую поддержку. Он также может предоставить достоверные сведения о кончине господина Суриаса, которые могут Вас заинтересовать.
С глубочайшим почтением остаюсь,
Хиос, селение Мирмики, 3 июля 1881 года.
Духовный сын Вашего Всесвятейшества, К. И. Проиос».
Внимательно прочитав рекомендательные письма и с участием выслушав обстоятельный рассказ иеродиакона Нектария о себе, задав ему много вопросов о его жизни, патриарх Софроний помолился и сказал:
– Тебе, сынок, сначала надо вернуться в Афины и поступить в университет. А мы, отсюда, из Патриархии будем тебе помогать и ждать, когда ты выучишься и вернёшься. Я дам тебе рекомендательное письмо для декана. Перед тобой простирается благой путь, не уклоняйся же от него. Подвижничество, чтение духовных книг, учёба, молитва, а конечную твою цель да благословит Подвигоположник Господь. Ты теперь будешь жить в большом городе, это не Хиос: смотри, будь внимателен, сторонись лжебратьев и людей мира сего.
Получив патриаршее благословение, отец Нектарий не стал задерживаться в Александрии, а первым же кораблём отплыл на Хиос, где рассказал о благословении Патриарха владыке Григорию и отцу Пахомию. Он получил у игумена Нового монастыря отца Никифора следующую отпускную грамоту:
«Настоящий отпускной лист предоставляется его преподобию иеродиакону Нектарию, насельнику нашей святой обители Новый монастырь, которому разрешается переселиться в Афины и поступить в университет. Рекомендуем иеродиакона Нектария преосвященным архиереям, как благочестивого, христонравного и добродетельного брата. Свидетельствуем также о чистоте и нравственности его жизни. Настоящая отпускная грамота выдана ему в собственные руки для употребления во всякое время.
Настоятель Нового монастыря на острове Хиос, игумен Никифор с братией. 18 сентября 1882 года».
Итак, 4 ноября 1881 года тридцатипятилетний иеродиакон Нектарий Кефалас сдал экзамены за полный курс гимназии и в тот же день был принят на первый курс богословского факультета Афинского Университета.
Поручителем святителя (так тогда было положено) стал профессор Николаос Дамалас, тоже уроженец острова Хиос, будущий ректор.
Поступление в университет было омрачено печальным событием: уже через несколько дней после того, как будущий святитель получил студенческий билет, пришло горькое известие о безвременной кончина господина Яниса Хоремиса, средства которого отец Нектарий внёс в плату за первый год обучения. Узнав о кончине своего благодетеля, отец Нектарий всю ночь горячо молился об упокоении его души в одном из храмиков на афинском холме Ликавитос.
Одновременно в Египте произошли восстания националистов и политические волнения, из-за которых патриарх Софроний был вынужден срочно покинуть Александрию и оказывать обещанную материальную помощь отцу Нектарию у него уже не было возможности.
Так непросто начались годы его университетской учёбы. Поскольку будущий святитель показывал исключительные успехи, он сдал соответствующие экзамены и получил стипендию за отличную учёбу – сто драхм в месяц. Эта сумма, вместе с крохотным вознаграждением за диаконское служение на одном из афинских приходов, позволяла ему вносить плату за обучение последующие четыре года учёбы, снимать комнату, покупать еду и удовлетворять свои скромные повседневные потребности. Денег на питание хватало, в лучшем случае, в обрез, да и то не всегда, поэтому часто будущий святитель оставался голодным.
Годы, в которые будущий святитель учился в Афинском университете, были не лучшими в духовной жизни Греции. После греческой революции 1821 года прошло уже шестьдесят лет. За эти десятилетия выросло новое, не жертвенное поколение и произошло колоссальное обмирщение греческой иерархии и священства. Архиереи и священники часто переставали быть образцами духовной жизни и христианской жертвенности. Священство медленно, но верно превращалось в касту наемников, профессионалов «религиозного обслуживания населения» с вполне земными целями и средствами их достижения.
Многие тогда стремились стать священниками и архиереями «не ради Иисуса, а ради хлеба куса» и тёплого местечка. Среди одногруппников иеродиакона Нектария по богословскому факультету таких тоже, к сожалению, было немало. А простые люди прекрасно видели всё это и либо молча соблазнялись, либо прямо и агрессивно высмеивали священство. В конечном итоге, и те и другие отходили от Церкви, теряли веру в Бога и вечное спасение.
«Их же тысячи, Нектарий, тысячи, всем кушать хочется и всем не поможешь»
Будущий святитель не только учился в университете, но и служил как иеродиакон на двух афинских приходах – Святой Великомученицы Ирины и Пресвятой Богородицы Всецарицы.
Кроме этого, в Афинах, как и раньше на Хиосе, он проповедовал в храмах и начал издавать свои проповеди в виде брошюр.
Снимал комнату отец Нектарий в одном из самых бедных тогда афинских районов – рядом с церковью святителя Николая, что в Неаполисе.
В те годы люди жили в Афинах очень бедно, царила безработица и нищета. Как сказано выше, часто иеродиакон Нектарий ложился спать голодным, поскольку отдавал последний кусок своим голодным и нуждающимся близким – тем самым людям, за которых умер Христос.
Спустя много лет Святитель вспоминал одну несчастную женщину из эвбейского городка Каристо. Похоронив одного за другим мужа и малолетнего сына, она пришла в отчаяние и повредилась умом. Без средств к существованию, без крыши над головой она переселилась в Афины, где в неопрятной одежде и с растрепанными волосами, голодная, бродила по улицам под палящим афинским солнцем. Святитель вспоминал, что ему стоило немалого труда убедить своих однокурсников вскладчину помочь ей. Когда, убеждая их, он обмолвился, что воля Божия состоит в том, чтобы помогать ближним, один студент, впоследствии митрополит, насмешливо ответил:
– А в том, чтобы я подвергал опасности собственное здоровье тоже, по-твоему «воля Божия»?» «Воля Божия», чтобы я, а не она голодал, «воля Божия», чтобы я вместо неё недоедал, так что ли, по-твоему? Да и сколько там я смогу ей дать от своего лишения? «Зерно горчичное»? И почему именно ей я должен помогать, она что, лучше других нуждающихся? Их же тысячи, Нектарий, тысячи, всем кушать хочется и всем не поможешь.
В изумлении и растерянности от услышанного, с трудом подбирая слова, отец Нектарий ответил:
– Брат! Всё то, к чему мы стремимся не ради Евангелия, а ради человеческих целей это не воля Божия, а наша собственная, человеческая воля.
– Вот как? – засмеялся будущий митрополит. – А то, что мы тут изо всех сил стараемся учиться, цитаты разные зубрить, чтобы получить диплом и стать преподавателями богословия это чья воля? Божия или наша собственная?
– Божия, – тихо ответил отец Нектарий.
– Ну это ты так считаешь. А я вот в этом не уверен. Это ведь не Бог за нас решил, чтобы мы именно сюда поступили, а не на любой другой факультет. Сами решили ведь? Сами. Значит и решение это не Божие, а наше, и воля в этом не Божия, а наша, и стараемся мы сами, а не Бог за нас.
Кто знает, была ли от этой беседы какая-то духовная польза для собеседников будущего Святителя?
Согласно вкладышу в диплом, на богословском факультете иеродиакон Нектарий Кефалас прослушал курс, состоящий из следующих дисциплин:
– догматическое и нравственное богословие;
– Ветхий Завет и древнееврейский язык;
– Новый Завет;
– пастырское богословие;
– патрология и христианская археология;
– история Церкви;
– апологетика;
– церковная риторика, гомилетика и катехизация;
– история догматов
– христианская символика.
По результатам выпускных экзаменов 1885 года будущий святитель, иеродиакон Нектарий Кефалас был признан достойным диплома богословия с общей оценкой «хорошо». Ему было тогда уже тридцать девять лет.