– Как и полагается дарам Кан-Хуга и владыки его Йиг-Хоттурага, – отозвался Корсин опьяненным голосом. – А теперь не мешай, малец.
«Пикар» подплыл ближе, и его манипуляторы, представлявшие собой пару двухметровых конечностей, снабженных кистями с двумя пальцами на каждой, подались вперед. Манипуляторы осторожно погрузились в морские отложения примерно в полуметре от женщины: у шеи и в области коленных впадин. Поднялись столбики мути.
Тело женщины почему-то казалось твердым и неделимым. «Пикар» словно поднимал со дна статую из белого мрамора.
Желая почувствовать эмоции единственного живого человека поблизости, Василь перевел взгляд на оператора. И тут же ощутил, как ноги наливаются чем-то очень тяжелым – тем, что вполне может заменить тазик с цементом.
По шее Корсина – с той стороны, что видел Василь, – катилась кровь.
Она выступала из трех продольных складок. Складки открывались и закрывались, толкая наружу то, чему следовало бы циркулировать внутри.
– Эм, Корсин, у тебя там кровь.
– Это перерождение, малец.
– Что? Не совсем понял. Ты истекаешь кровью!
Динамики щелкнули, и раздался голос Демида:
– Что там у вас, черт возьми, творится?!
– Всё в полном порядке, золотой зуб, – отозвался Корсин. Пренебрежительно фыркнул. – Просто у мальца небольшой приступ клаустрофобии.
Он резко обернулся, и Василь вздрогнул. До него вдруг дошло, что он заточен на глубине с безумцем. Корсин ничего не говорил, но каким-то невероятным образом излучал злобу. Щели на его шее раскрылись, и оттуда ударили кровяные струи, больше похожие на аэрозольные. В батискафе словно развернулась сценка из какого-то дурного фильма про инопланетян.
Василь вскрикнул. Иллюминатор, за которым манипуляторы тащили неизвестную к поверхности, уплыл вбок. Через несколько секунд глаза Василя закатились, а сам он обмяк, клюнув носом.
Его смартфон так и не запечатлел подъём «Пикара».
5.
Батискаф опускался на палубу практически бесшумно, но в последний момент трубоукладчик качнуло, и раздался стук. Вполне обычный. Как если бы ударились два деревянных костыля. Совершенно нетипичный, абсолютно неморской стук. От этого звука внутри Демида всё перевернулось. Он не отрывал глаз от иллюминатора. Пытался разглядеть за скалившимся Корсиным его юного спутника. Но взгляд тонул во мраке, царившем внутри «Пикара».
– Отпирай люк, скотина, пока я его болгаркой не срезал! – проорал Демид. Мертвая женщина его сейчас совершенно не волновала.
Демида окликнули. Капитан и старпом. Они тоже выбрались на корму, чтобы взглянуть на добычу. Впрочем, как и многие другие.
– Полегче, золотозубый, – мягко произнес Исаченко. Говорил он с какой-то необъяснимой тлетворностью в голосе. – Не забывай: внутри могут быть невинные.
Пальцы капитана поглаживали мальтийский крест, и Демид подумал, что вместо Исаченко сейчас снова заговорил какой-то другой человек. Тот, чьи глаза напоминали красные угли.
Мало что поняв, Демид нажал кнопку разблокировки люка. Потом еще раз. Чуть погодя врезал по ней со всей дури, едва замечая, что процесс разблокировки уже завершен. На люк навалился Свиридов, потянул его на себя. Едва возникла достаточно широкая щель, Демид сунул туда голову, чуть не ободрав себе уши.
Зубы вахтенного помощника тускло засверкали.
– Молись, чтобы чайкам не достались твои глаза, Корсин! Молись об этом! Молись обо всём сразу, чертов ты псих! – Демид плечом откинул люк. – Василь, ты в порядке? Василь?!
– Да, я здесь, господи, – раздался голос парня. – Вы просто ничего не видите с солнца. А еще страшно орете, аж в ушах звенит.
У Демида отлегло от сердца. Но через мгновение сердце опять принялось тарабанить по ребрам. В люке показался Корсин. На лице оператора блуждала отстраненная, неприятная улыбка.
– Дай пройти, Демид.
– Да, конечно, мой дорогой.
Демид отступил, а потом толкнул Корсина и зажал в кулаках его толстовку. Выдернул опешившего оператора на палубу из батискафа, будто пробку – из бутылки. Декоративная молния толстовки жалобно застучала, теряя зубчик за зубчиком.
– Какого хера там стряслось, а, Корсин? Только отвечай быстро, а то от желания перекусить тебя сводит челюсти!
Губы Корсина разлепились, и он хмыкнул.
– Малец страшно переволновался, но вот он, погляди, живой и здоровый.
– Он видел кровь! Я слышал! Мы все слышали! А потом он умолк!
Лицо Корсина стало абсолютно безмятежным.
– Я его и пальцем не тронул, если ты об этом.
Капитан наблюдал за ними из-под полуприкрытых век, с неприятной улыбкой вуайериста, выследившего жертву. Осознав это, Демид остановился. Сегодня он не порадует ни чужого демона, ни своего. Демид оттолкнул Корсина и подал бледному Василю руку.
– Я видел кровь на шее Корсина, но мне, по-моему, показалось. – Лицо парня горело от стыда. – И фоток ровно половина от запланированных. Простите меня, Демид Степанович.
– Ничего, еще пошлешь маме фотографии на больные коленки. Будет их с горчичниками лепить.
Говоря это, Демид внимательно разглядывал Корсина. Шея оператора была абсолютно чистой, с созвездием из четырех родинок. А еще кожа имела подозрительный красноватый оттенок, словно ее недавно тщательно скребли или терли.
Между тем находка «Пикара» набирала восторженно галдевших поклонников. И тому была причина. Лучи солнца, касавшиеся кожи неизвестной, порождали странный визуальный эффект. Прикрытые груди, предплечья и плотный живот светились радужным перламутром. Только волосы висели темной грязной паклей, лишенные очарования глубины.
– Господи боже! – воскликнул Свиридов. – Она так прекрасна, что мне стыдно буквально за всё в своей жизни! Даже за волосы в ушах!
Демид недоверчиво посмотрел на женщину. Вилий Акимов и Данил Нечаев, два дюжих моряка (второй торопливо запихивал йо-йо в карман штанов), уже сняли ее с манипуляторов «Пикара» и переложили на палубу. Демиду хватило одного взгляда, чтобы всё стало ясно.
– Думаю, за свою жизнь ей не в пример стыднее твоего, Гордей.
– Что ты такое несешь, Демид! Говорить так – словно чайку словами убивать!
– Да? Ну так ощути себя чайкой, болван.
«Черт, опять ты берешь на себя слишком много, – укорил себя Демид. Он присел на корточки перед женщиной. – И вряд ли омлет из этих разбитых яиц придется хоть кому-нибудь по вкусу».
Его не интересовал волшебный, рыбный блеск мертвой кожи. Он разглядывал тонкие белые полосы, складывавшиеся в волнистые асимметричные узоры. Но поверит ли ему хоть кто-нибудь?
– Видите это? – Демид показал на живот и левую щеку неизвестной. – Такие шрамы носили сумасшедшие в том гребаном культе, где все скопом утопили себя. Память-то еще не отшибло?
Акимов скрестил на груди руки, являя собой непоколебимость буквально во всём.
– Так это ж было лет десять тому назад, – буркнул он.
– Да, здоровяк, всё верно. И потому она не могла так хорошо сохраниться. Вдобавок те придурки утопили себя где-то в проливе Лаперуза, а мы, извольте напомнить, топчем Балтику. Не по дну же она сюда приперлась, да?
Повинуясь некоему порыву, Демид коснулся щеки женщины. Оттянул холодную кожу, будто заглядывал в свежий порез. Плоть раздвинулась, демонстрируя спиралевидный, в чем-то даже кулинарный узор. Порезы были глубокими, так и не зажившими до конца, словно эти раны неизвестная получила за часы до кончины.
От экипажа, яростно сверкая глазами, отлепился Корсин.
– Не смей ее касаться, ты, говно золотое!
Ничего не понимая, Демид сперва ощутил, как растянулся на палубе, а потом – как его голову пытаются сорвать с шеи, будто цветок со стебелька. Наконец сообразил, что к чему. Попытался вклинить подбородок между пальцами оператора и своей шеей. Захрипел от натуги и удушья.
– А ведь я знал… знал, что ты… к-козел какой-то! Так и будете столбами стоять?! Снимите его!
Никто не шелохнулся.
Все с отвисшими челюстями смотрели, как прекрасная женщина-смерть из глубин Балтийского моря буквально тает на глазах.
Сперва ее конечности огрубели, покрываясь твердым желтым жиром. Он пузырился и застывал восковыми волдырями на внутренних локтевых сгибах и других нежных участках. Потом неожиданно развернулся процесс стремительного омыливания, точно вода и время наконец-то очнулись и решили по-быстрому прибрать тело. Живот женщины вздулся, как от чудовищного переедания, и вдруг прохудился. Дохнуло черной, капающей гнилью. Теперь плоть расползалась и растягивалась. Обнажились ребра. Они были тонкими и острыми, почти рыбьими.
– Ты впустил в ее рану воздух, кретин! – истерически провизжал Корсин. – Фарфор Кан-Хуга! Фарфор Кан-Хуга! Йиг-Хоттураг не прощает такого! Не прощает таких червей!
Он попытался выцарапать Демиду глаза и почти преуспел в этом, но его оттащил кто-то из мотористов. Кажется, Колотько. Демид, тяжело дыша, мотнул головой. Неторопливо поднялся и вперился взглядом в Корсина, которого всё еще держали. Сжимая кулаки, шагнул вперед. В оскале сверкнуло золото.
На этот раз Исаченко вмешался.
– Корсин Вебер, у тебя есть хоть какое-нибудь объяснение своему дьявольскому поведению?
Демид остановился, недовольно поглядывая на капитана.
– Конечно. Сейчас покажу, – просипел Корсин, стряхивая с себя руки Колотько. – Да вот же оно. У ваших ножек.
К оторопи окружающих, оператор плюхнулся животом на останки женщины. Толстовка тут же до самой спины пропиталась зловонной кашицей. Корсин быстро заработал руками, разбрызгивая вокруг себя темную слякоть. В следующую секунду его лицо озарилось каким-то болезненным восторгом, а сам он вскочил, прижимая к груди статуэтку.
Оглянувшись, он рванул вдоль фальшборта туда, где было меньше всего людей. Василь тоже стартанул, напоминая второго участника какого-то дикого забега. Парень врезался Корсину плечом в живот и на ходу перехватил статуэтку, точно мяч.
Корсин грохнулся, размазывая по палубе жирные разноцветные останки. Совершенно неожиданно разрыдался, топоча ногами. Плечи оператора донного робота отбивали некий такт, пока голова каталась по плечам, исторгая горестные вопли.