– У нас нет бродячих животных.
– А домашние? Домашние собаки-то у вас есть?
– Есть, но они тихие.
– Как это? Не бывает тихих собак.
Впереди нарисовался силуэт, и вестовые похоронного бюро замолчали, сверля глазами неизвестного мужчину. Тот стоял у фонарного столба и пытался закурить. При виде процессии он выронил спичечный коробок и метнулся в переулок. Немало удивленный, Демид бросился следом.
– Не спускайте с этого ублюдка глаз! – крикнул он матросам.
Возившийся с йо-йо Нечаев сейчас же растянул веревочку игрушки и намотал себе на громадные кулаки, точно удавку. Корсин с безразличием отвернулся.
Демид готов был биться о заклад, что заметил на лице курильщика две эмоции: сожаление и ужас. Сожаление досталось им, пилигримам с Папаши, а ужас – плоскорожим похоронщикам, не имевшим за душой ничего, кроме тупой крытой повозки о двух колесах.
– Стой, приятель! Да постой же!
В переулке туман клубился еще сильнее. Пытаясь дозваться, Демид несколько раз использовал русский и английский. И туда, и туда добавил немного брани. Подобрал оброненный неизвестным бегуном спичечный коробок. По размокшей этикетке с лаконичным изображением огонька шли крупные буквы, сделанные ручкой с плохим стержнем: «НЕ ХОДИТЕ НА ПРАЗДНИК».
Озадаченно качая головой, Демид вернулся. О спичках решил не рассказывать.
– Надо же, Демид Степанович, а этот вроде был нормальный, да? – произнес Василь и осекся. Сообразил, что это было как минимум грубо по отношению к вестовым похоронного бюро.
Однако те никак не отреагировали на это. Их, казалось, вообще мало что волновало.
– Мужик сто процентов был напуган – так улепетывать, – произнес Свиридов. – И надо признать, я теперь тоже хочу умотать куда подальше.
Демид внимательно посмотрел на похоронщиков. Сжал в кармане коробок спичек.
– Вы что-нибудь знаете об этом? Почему он сбежал?
Они пожали плечами и потащили повозку дальше, даже не сомневаясь, что за ними последуют.
– Похоже, тот мужик испугался твоих золотых зубов, Демид, – неожиданно подал голос Корсин. – Я бы тоже обмочился, увидь такой звездный оскал.
Акимов рывком развернул его к себе и двинул кулаком в живот. Корсин согнулся. На шее вздулись кровавые пузыри, точно он пытался надышаться всеми доступными способами.
– Полегче, ребята. Не хочу, чтобы он вспомнил, как писать жалобу, только когда мы будем уже у Борнхольма, – с наигранной заботой попросил Демид, и матросы расплылись в понимающих ухмылках.
Они ступили на ржавые трамвайные рельсы и продолжили шествовать по молчаливому и туманному городку. По мере продвижения усиливался неприятный запах. Если в самих портах обычно витал душок машинного масла и водорослей, то в прибрежных городах пахло разве что канализацией. Однако Истад по какой-то причине смердел гнилым ландышем.
Всё чаще встречалась тина, застрявшая между булыжниками мостовой. Иногда в тумане мелькали тени – такие же плоскомордые, с выпученными глазами, в которых не отражалось ничего, кроме царившего здесь молочного мрака.
Когда Демид уже было решил, что в Истаде не сыскать ни одного нормального человека, его окликнули. Он обернулся и увидел небольшой железнодорожный мост. Его желтые огни едва просматривались в серой пелене. Под мостом стояла старуха. Левой рукой с намотанным поводком она опиралась на трость. Правой кокетливо поигрывала сигаретой.
– Служивый, огоньку не найдется? – поинтересовалась она на английском.
Фраза была до того затасканной и портовой, что Демид невольно рассмеялся, с удовольствием демонстрируя золотые зубы.
– Я не служу, но огонек для такой красотки всегда найдется.
Старуха зашлась в клокочущем смехе, точно море обкатывало мелкие камешки.
– Ну так иди сюда, я тебе киль смажу.
Демид жестом показал, чтобы Корсина держали подальше, а сам направился к старухе. Моряки кивнули и оттащили оператора донного робота к тротуару. Похоронщики издали несколько отрывистых звуков. Однако породили их не голосовыми связками, как подобает природе человека, а словно бы грудью. Эта странность быстро изгладилась из сознания экипажа, оставив стойкое и необъяснимое отвращение.
Подойдя ближе, Демид убедился, что неизвестной до старухи еще далеко. Туман будто намеренно ее старил, делая черты лица резче. Она хорошо пахла. Демид вдруг сообразил, что заматерелый запах пота куда приятнее вони городка. Он достал подобранные спички. Зажег одну из них.
Огонек осветил усталое, но язвительное лицо. Глаза женщины, темные и глубокие, как у итальянки, скользнули по предупреждению на спичках и прямо посмотрели на завороженного Демида.
– Долорес.
– Демид.
– Что вы позабыли в этой дыре? Всё человеческое давно покинуло эти проклятые места.
– Раз мы здесь, значит, человеческое еще кружит в здешних краях. – Демид подозвал Свиридова и Василя, рассудив, что их присутствие не помешает. – Что здесь происходит? Почему Истад настолько протух? Я здесь не бывал, но не припомню, чтобы шведские городки были столь мерзкими.
– И что за Праздник? – вставил Свиридов. – Все как будто с ума посходили!
– Кто поклоняется глубокой воде, тому и Праздник. – Долорес опять затянулась.
– Нам сказали, тут поклоняются Ньёрду, – осторожно добавил Василь.
– Ньёрду? – Долорес хохотнула. – Нет, мальчик мой, здесь всем заправляет Вельрегул, каракатица со дна, питомец Великого Древнего, если вам это о чем-нибудь говорит. В этом месяце его кормит Истад. Поэтому поскорее заканчивайте свои дела, если не можете без них, и убирайтесь. – Она выпустила струю дыма из ноздрей. – Вам не попадался Тайс? Это мой пес. Он неугомонный, но верный. Не хочу помирать без его визга.
Василь побледнел и задрожал, и Демиду пришлось положить руку ему на плечо. Парень тут же немного расслабился.
– Никаких псов, только мгла на пути. – Демид показал спичечный коробок лицевой стороной. – Что это означает?
– Я думала, ты умнее, служивый. Это означает, что на Празднике вам будут рады только в одном случае.
– В каком? В каком случае нам будут рады?
Когда Долорес уже открыла рот, чтобы ответить, раздалось поскуливание. Оно шло с другой стороны арки под мостом. Долорес мгновенно переменилась в лице. Перехватив трость на манер дубинки, она заковыляла на шум. Прежде чем Демид успел что-либо сказать, ее покачивающаяся фигура растворилась в тумане.
– Постой, Долорес! Долорес!
Поскуливание и шаги стихли. Остался только вездесущий туман. С опор моста сорвалось несколько капель, словно по нему кто-то быстро, но очень тихо пробежал.
– Демид! Демид! Обернись и посмотри на меня! – шепотом позвал Свиридов. – Ты видишь, как я напуган? – Судового мастера на все руки бил озноб. – Мне не нравится это место. И Василю оно не нравится. Господи, даже местным оно не по нутру! Свяжись с Исаченко, пусть он поищет другое место для ремонта Папаши.
Демид посмотрел на Василя. Тот словно находился в обмороке, хоть и стоял на ногах.
– Кто прав, тот прав. Но мы не можем плавать с убийцей и двумя его жертвами на борту. Нам придется избавиться от одного и проститься с другими. Иных вариантов попросту нет. Пока что нет.
Свиридов разом перешел от испуга к обиженной мрачности.
– Пойдем, парень, – сказал он Василю. – А то нас здесь накормят чем-нибудь похлеще лапши на уши.
Похоронщики, завидев их, глупо заулыбались. Кто-то из них, как показалось Демиду, передразнил скулившего пса, но он не был в этом уверен. Корсин смотрел непроницаемым, рыбьим взглядом.
Истад продолжил раскрывать свои туманные улицы.
5.
– Так что, говорите, он сделал?
– Убил двух моряков и осуществил подрыв в цеху контроля и сборки, – терпеливо повторил Демид.
Они находились в полицейском участке, сыскавшемся на главной улице, называвшейся Фридхемсгатен. За одной из люстр-вентиляторов тянулся моток скукоженной клейкой ленты с пытавшимися ее колонизировать мертвыми мухами. Из офисных глубин тянуло дорогими сигарами.
Демид, мрачный и недовольный, буравил глазами единственного полицейского. Сидевший за стойкой служитель правопорядка имел сальные черные волосы и одутловатое лицо пьяницы с красными узелками на носу. Несмотря на эти отличительные черты, полицейский и вестовые похоронного бюро, оставшиеся снаружи, были в чём-то похожи. Василь и Свиридов стояли у кулера, набирая воду. Нечаев и Акимов держали лыбившегося Корсина за предплечья, едва не приподнимая его над затоптанным полом.
Полицейский, представившийся как Нильс Эрнман, сделал пометку в бланке.
– Так, хорошо. Свидетели есть?
– Есть. Я. – Демид несколько раз нетерпеливо притопнул ногой. – Капитан «Святого Гийома» направил подробный отчет о том, что у нас случилось. К чему эти вопросы?
Нильс на мгновение задержал взгляд на Корсине. Потом глаза полицейского опять вернулись к бланку.
– Было бы неплохо, если бы ваш капитан явился сюда и лично всё подтвердил.
Нечаев и Акимов переглянулись. Даже они, морские волки – трубоукладчики, знали, что в этом нет необходимости. Полиция, имейся у нее потребность повидать капитана, просто поднялась бы на борт Папаши.
– Какая у вас должность? – спросил Демид, твердо решив высверлить взглядом дырку в полицейском.
– Криминальный инспектор.
– Отлично. Так вот, господин криминальный инспектор, сейчас на шведской земле интересы «Святого Гийома» представляю я, вахтенный офицер Демид Марзоев. Капитан будет к вашим услугам, но только у себя на корабле, понимаете?
– Но он же появится на похоронах собственных людей? Иначе это будет неуважением.
– О да, появится, можете в этом не сомневаться, – заявил Демид, хоть именно это он сейчас и делал: сомневался.
– Так вы утверждаете, что Корсин Вебер убил двух сослуживцев, хотя лично этого не видели, а сам он так и не признал вину?
Корсин выдал неприятную улыбку. Под тяжелым взглядом Акимова улыбка завяла.
– Так проведите расследование, будьте формалистами, грызите бумаги, – прошипел Демид. – Он был в чужой крови! Для задержания у вас есть всё необходимое!