[10].
Великий князь сидел в сенях на своем стольце[11], там же было несколько его милостников, среди них корсунец Анастас, в свое время помогший Владимиру овладеть Корсунем, и воевода Блуд, видеть которого Варяжко не мог спокойно, презирал, как подлого пса.
Варяжко поклонился великому князю:
— Звал меня, князь?
— Звал, но не на рать, — усмехнулся Владимир, заметив у вошедшего под кафтаном рябь кольчужки. — Для разговора звал тебя, Варяжко.
— Я слушаю, князь.
— Княгиня Арлогия просит тебя, Варяжко, в пестуны ко княжичу Святополку. Пойдешь?
— Как прикажешь, великий княже. Я ныне в твоей воле.
— Не хочу тебя нудить, хотя другому бы приказал, да и вся недолга. Но тебя… Все на меня серчаешь?
Варяжко пожал плечами: как хочешь, так и понимай.
— Серчаешь, вижу, — вздохнул Владимир, — за то и уважаю тебя, что о верность господину своему, даже покойному, хранишь. Не то что некоторые…
При последних словах заелозил на лавке Блуд, и Варяжко подумал: «Знает кошка, чье сало съела». А Владимир продолжал:
— Я решил отпустить тебя, Варяжко, со Святополком. Знаю, тебе приятно будет служить сыну господина твоего. Знаю, не запирайся.
Варяжко и не думал запираться.
— А то ты, примечаю, волком на воеводу смотришь, того гляди убьешь.
— Не хочу я об него руки марать, — побледнев, отвечал Варяжко, понимая, что ответ его дерзок и может рассердить великого князя. Но Владимир расхохотался:
— Ай уел он тебя, Блуд. Уел.
— Ничуть, — отвечал воевода. — Собака лает, ветер носит.
— Побольше б мне таких собак, — сразу посерьезнел Владимир. — Стало быть, ступай с сыновцом[12] в Туров, пестуй его, учи. Думаю, худому не научишь. А?
— Постараюсь, князь.
— А теперь ступай. Кланяйся от меня княгине.
Варяжко вышел, Блуд сразу сказал:
— Не надо бы его к Святополку в кормильцы.
— Это почему?
— Волчонка против тебя взрастит.
— Ты что, вздумал меня волчонком пугать? — усмехнулся Владимир. — Я, может, о твоей шкуре забочусь, Блуд. Не ровен час, сунет тебе под ребро засапожник, а ты, чай, воевода. Где мне другого такого сыскать?
В голосе князя слышалась насмешка, но Блуд и вида не подал, что понял. Проглотил. От князей и не то терпеть приходится. Зато дома воевода на ком-нибудь сорвет зло: повара за бороду оттаскает или сыну затрещину отвесит.
— Забыл, великий княже, как Варяжко дважды печенегов на тебя приводил вместе с Илдеем.
— Почему забыл? Все помню. Он к Илдею по нужде бежал, а раз его хлеб ел, должен был его отрабатывать, тем более что на меня Варяжко обиду имел.
— Вот видишь, он на тебя зло умышлял, а ты его жалуешь.
— Ну уж и жалование — к сыновцу в пестуны. Вот коли б я его в воеводы поставил… К тому ж я его понимаю, он по-настоящему был Ярополку предан, не то что ты.
— Но я ж для тебя старался, великий княже, ты ж сам мне сулил за это свою приязнь.
— Что сулил, я тебе дал, все дал, кроме одного.
— Чего?
— Кроме своей веры, Блуд. Не обижайся, ведь случись что, ты и меня предашь, как Ярополка.
— Но, великий княже…
— Не спорь, Блуд. И очень-то не расстраивайся, не один ты такой. Эвон Анастас тоже из того же теста.
— Кто? Я? — встрепенулся корсунец, удивившись, как это разговор вдруг на него перескочил.
— Ты, ты, Анастас. Не ты ль мне из Херсонеса записку со стрелой перекинул, в которой посоветовал, где надо воду перенять, чтоб город сдался?
— Я, — сказал с гордостью Анастас. — Я же тебе помочь хотел…
— Верно. И помог. Спасибо тебе. И Блуд тоже помог Ярополка выманить на мечи варяжские. Вот я и говорю, вы друг друга стоите, добрые слуги мне.
И опять почудилась в голосе князя насмешка, но это понял лишь Блуд, Анастас принял за чистую монету:
— Да, да, я тебе всегда добрый слуга, князь. Всегда.
Княгиня Арлогия искренне обрадовалась Варяжке:
— Значит, послушал меня Владимир. Не отказал в просьбе.
— Спасибо, княгиня, выпросила меня к Святополку. Послужу ему, как отцу его служил. Здесь, в Киеве, рядом с Блудом мне тошно жить, при встрече рука сама к мечу тянется.
Арлогия велела слуге позвать сына и, когда он явился, сказала:
— Вот, Святополк, великий князь прислал тебе учителя Варяжку. Это тот самый Варяжко, о котором я тебе рассказывала.
— Который служил у отца? Да?
— Тот самый.
— Ты мне расскажешь об отце? — спросил княжич Варяжку.
— Обязательно.
— А чему учить станешь?
— Всему, что умею, Святополк, что может тебе пригодиться в жизни.
— А из лука можешь стрелять?
— Могу.
— Тогда идем во двор. — Княжич взял пестуна за руку и потянул за собой.
— Святополк, — бросила уже вслед им княгиня, — не забывай, завтра уезжаем.
— Я помню, мама.
Они сбежали с высокого крыльца терема и направились к конюшне, где конюхи уже ладили телеги для дальней дороги, крепили спицы, заливали дегтем оси. Заметив княжича, поклонились. Когда он со спутником скрылся за конюшней, молодой конюх спросил старика:
— Это кто с им?
— Кажись, Варяжко. Он ране у князя Ярополка был в милостниках, теперь, видно, к сыну приближен.
— Я ране не видел его.
— Так он у печенегов обретался. Великий князь, сказывают, кое-как зазвал его обратно.
За конюшней на столбе, подпиравшем матицу[13] крыши, была сделана широкая затесь, в которой торчала стрела. На земле около валялся лук и колчан со стрелами.
— Вот тут я набиваю руку, — сказал Святополк.
— Ну и как? — спросил Варяжко, поднимая лук.
— Да из десяти одной попадаю.
— У тебя тетива слаба, — сказал Варяжко, снимая ее с одного конца. — С такого лука стрела плохо летит. Не зря ведь говорится: натягивай крепко, бей метко. Смотри, как это делается.
Варяжко взял палочку, вставил ее в конец витеня тетивы и стал крутить.
— Видишь, жила скручивается, становится короче, и, если мы сейчас посадим на конец, она напружинит лук и зазвенит, как струна на гуслях.
Варяжко натянул тетиву, подергал ее пальцем:
— Слышишь?
— Слышу.
— Вот так она гудеть должна. А теперь и стрела полетит с пением, и сила в ней будет убойная.
Варяжко поднял с земли колчан и, отметив от столба двадцать шагов, вынул одну стрелу. Сказал подошедшему княжичу:
— Представь, что столб тот твой супротивник, ты встаешь вот так, левым плечом в его сторону. Лук вскидываешь на уровень плеча и, прищуря левый глаз, правым наводишь стрелу на него, а тетиву тянешь правой рукой до самого уха, пока наконечник стрелы не дойдет до кулака левой руки. И, поймав супротивника правым глазом на наконечнике стрелы, берешь чуть выше и отпускаешь тетиву. Не рывком, а просто разжимаешь пальцы. Понял?
— Понял, — кивнул Святополк.
— А теперь смотри, как я это делаю.
Варяжко медленно, чтоб княжич запоминал порядок движений, проделал все и выстрелил. Стрела попала в затесь.
— Попал, попал! — радостно вскричал княжич, словно это он выстрелил.
— Ну, пробуй ты. — Варяжко подал лук Святополку.
Мальчик встал, как и учил пестун, боком к «супротивнику», вскинул лук. Стал натягивать тетиву. Варяжко осторожно взял его за правый локоть, потянул вверх:
— Вот так, чтобы он был на уровне стрелы. А теперь спокойно отпускай.
Стрела попала в самый низ затеси. Княжич был в восторге.
— Молодец, — похвалил Варяжко.
— А куда лучше попадать супротивнику? — спросил Святополк, беря из колчана другую стрелу.
— Лучше всего в горло. На груди его может оказаться кольчуга или калантарь[14]. Но чтоб стрела попала в горло, надо целить противнику в лоб, а то и выше, зависит от расстояния. Вот сейчас ты целил прямо в затесь. Верно?
— Верно.
— И стрела ушла вниз. Бери выше и попадешь в ядро.
Пестун и княжич так увлеклись стрельбой, что забыли обо всем. И потому звать их на обед пришел посыльный от княгини.
— Как? — удивился Святополк. — Уже обед?
Княгиня ждала их в трапезной, где на столе стояли блюда с жареной дичиной, сочивом и фруктами. Тух же были и кувшины с медовой сытой[15].
— Ну, как успехи? — спросила княгиня.
Варяжко не успел и рта раскрыть, как Святополк заговорил, не скрывая детского восторга:
— Ма, я уже попадаю в самое ядро затеси… Знаешь, надо брать выше, чтоб противнику в горло попасть… И потом, надо натягивать тетиву вот так… Смотри… Чего ж ты не смотришь?
Арлогия улыбалась, глядя на сына, пытавшегося приобщить ее к премудростям стрельбы из лука.
— Ой, ой, довольно, сынок. Я женщина, какой я стрелок? Ты мужчина, тебе это нужней. Мое дело молиться за тебя.
За обедом княгиня сообщила, что они выезжают послезавтра вместе с Мальфридой, которой с сыном Святославом определен великим князем на жительство город Овруч.
— Так что будет нам до Овруча и веселей и безопасней. У Мальфриды сильная дружина.
— До Овруча мы будем добираться не менее трех дней, княгиня, — сказал Варяжко. — И от Овруча до Турова столько же. Можно было бы и водой до Турова идти, сначала Днепром, а потом Припятью.
— Я тоже так думала, но Мальфрида отговорила. Сказала, вверх против течения мы долее пройдем. А вместе, мол, не так и разбойники страшны.
— Все равно, княгиня, надо просить у великого князя хорошую охрану. За Овручем места совсем глухие и дикие.
— Он обещал дать дюжины две оружных отроков.
— Что оружные, то не диво, были бы искусные в ратоборстве.
— А что, много разбойников?
— Хватает, княгиня. Крещение-то не все приняли. Многие в леса бежали, а там чем-то жить надо, на ягодах да грибах долго не протянешь. Вот и разбойничают. Хорошо, если скарб отберут, а то ведь и живота могут лишить. Бродни — народ опасный, княгиня, отчаянный. Будет большая охрана — побоятся, а малая — обязательно наскочат, тем более коли увидят добро на возах.