— Ну маме-то я могу сказать?
— Оно, пожалуй, и княгине не стоит говорить. Она станет за тебя волноваться, переживать. Да и потом, она и так знает об этом, да молчит.
— Мама знает? — удивился княжич.
— Конечно, знает.
— И молчит?
— И молчит. И правильно делает, о тебе беспокоится, о твоем спокойствии, о жизни твоей.
И опять они долго молчали, отмахиваясь от комаров. Наконец опять заговорил княжич:
— Варяжко, а что дальше-то было?
— Дальше Владимир с Добрыней призвали варягов, вооружили новгородцев и пошли Киев на щит брать. А князь Ярополк не ждал их, не готовился. В одно прекрасное утро просыпается, а город уже обложен со всех сторон. Что делать? Дружину поздно подымать. Ускакали мы на конях в город Родню, заперлись там. А Владимир и туда пожаловал, окружил нас. Тут князь Ярополк ошибку допустил, послал на переговоры с Владимиром воеводу Блуда, велел спросить об условиях снятия осады. А он с Владимиром в сговор вступил. Тот пообещал ему: коли привезет Ярополка, будет у него в великой милости. Ну Блуд воротился и давай Ярополка уговаривать: едем к Владимиру да едем, он тебя на мир зовет.
— Ну а ты?
— А что я? Сказал Ярополку: не езди, на смерть зовет. Не послушался. Блуд меня переважил[22], уговорил его. Выехали мы из города. С нами дружина невеликая. Едем. А у меня сердце-вещун ноет: на беду едем. В последний раз говорю Ярополку: «Князь, на смерть зовут. Едем к Илдею». Это князь печенежский, наш союзник. А он мне в ответ: «Я верю брату». Ну что мне было делать? Не могу же я его силой к печенегам тащить. Говорю: «Тогда прости, князь», повернулся и ускакал. К печенегам ускакал. Вот так-то, сынок.
— А дальше что?
— Дальше? Блуд привез Ярополка, впустил в сени к брату и дверь за ним захлопнул, чтоб никто из дружинников за ним не вошел. А там Ярополк не успел и поприветствовать брата, варяги его на мечи подняли, под пазухи, с обеих сторон. Вот так-то, сынок, по-глупому погиб твой отец. Из-за доверчивости своей.
Варяжко умолк, понимая, что и так шибко разбередил сердце отроку. И уж задремывать стал, как услышал у самого уха горячий шепот:
— Вырасту, отомщу Блуду.
— Правильно. Это твое законное право, — сказал Варяжко. — Я и сам эту рожу видеть не могу.
— А ты долго был у печенегов?
— Да без малого лет пять. И сейчас бы там оставался, но Владимир уж шибко звать стал.
— А ты не боялся ворочаться? А вдруг бы и тебя на мечи.
— Было опасение. Но потом подумал, я ведь не князь-соперник, зачем ему меня убивать? Он и впрямь принял ласково, даже похвалил за верность господину.
— Ярополку?
— Ну да. Даже Блуду прямо при мне меня в пример ставил. Вот этого следовало опасаться. Хорошо, княгиня Арлогия к тебе в кормильцы позвала. Теперь Блуд, коли схочет, не достанет. В Киеве бы мог, а в Туров не дотянется. Спи, Святополк, спи, завтра рано тронемся. Думаю, тебе завтра надо на возу ехать.
— Почему?
— Ну как почему? Задницу, поди, за эти дни отбил, ей ведь тоже передых нужен.
— А ты?
— Ну и я с тобой, коли пустишь на воз. Поди, и моя не из железа.
Святополк тихо засмеялся, признался:
— Меня мама давно на воз зовет. А я думал, это соромно — мужчине на возу ехать.
— Что ж тут соромного? Наши кони верховые тоже передохнут.
— А они тоже устают?
— А то как же. Чай, живые твари.
— А мы сейчас по чьей земле едем?
— По древлянской, Святополк.
— Это на этой князь Игорь погиб?
— На этой. Тут недалеко в лесу и казнили его древляне.
— А как?
— Согнули два дерева, привязали Игоря левой стороной к одному, а правой к другому. Деревья отпустили, они его и разорвали, сердешного.
— А за что?
— За жадность, Святополк. Хотел две дани враз собрать. А разве с одной овцы две шкуры дерут? Вот и пострадал.
— А кем он мне доводится? Игорь-то?
— Тебе он прадедушка, Святополк. Спи. Эвон уж весь двор храпит.
Мальчик притих. Варяжко подоткнул с его стороны корзно и только было задремал, как снова услышал у самого уха:
— Варяжко, а Варяжко?
— Ну что?
— Кругом нас древляне, да?
— Да, древляне. И город Овруч древлянский.
— А они не нападут на нас?
— Не нападут.
— А вдруг нападут? Привяжут нас, как Игоря, к деревьям и разорвут.
— Что ты, сынок, — улыбнулся Варяжко. — Им за Игоря твоя прабабка Ольга такую отместку устроила, что на веки вечные охоту отбила на князей руку подымать. Город их Искоростень дотла сожгла, перебила несколько тысяч. Они это надолго запомнили. А потом, тут я с тобой, дружина, все оружные, разве мы дадим тебя в обиду? Спи спокойно. Не бойся.
— Я и не боюсь.
— Ну и правильно. Чего их бояться.
Княжич затих, и Варяжко не стал к себе сон звать, пока не убедился, что отрок уснул, засопел под боком тихо и ровно. Теперь можно было и пестуну уснуть спокойно, тем более что куда-то сгинули комары.
«Видно, им тоже спать захотелось», — подумал Варяжко, прикрыв глаза.
На земле дреговичей
— Ну вот, теперь мы на земле дреговичей, — сказал Варяжко Святополку, когда справа блеснула излучина Припяти. — Эту землю и выделил тебе в удел великий князь Владимир Святославич.
— Значит, древлянская земля позади?
— Позади, позади. Мы ее проехали.
— Вот и славно, — сказал с облегчением княжич.
Варяжко усмехнулся, он не раскаивался, что поведал княжичу историю о судьбе его несчастного прадеда: пусть знает и на ус мотает.
— Хорошая тебе земля досталась, Святополк, богатая. В лесу зверья тьма, в реках рыбы не счесть. Да и народ тут, на Полесье, помягче, поприветливей.
Впереди, левее, в лесу послышался какой-то звук, сначала едва слышимый, но постепенно, по мере продвижения обоза, становившийся явственней и сильнее. И когда наконец телега княжича поравнялась с местом, откуда он исходил, мальчик спросил Варяжку:
— Кто это стучит? Дятел?
— Что ты, это, наверно, бортник долбит дупло для новой борти[23].
— Давай поглядим, — попросил княжич.
— Давай, — согласился Варяжко и натянул вожжи, останавливая коней. — Тр-р-р.
За ним встали другие телеги, из своей повозки высунулась Арлогия.
— Почему встали?
— Княжич хочет на бортника посмотреть, княгиня.
— Ну что ж, пусть, — отвечала княгиня, спускаясь на землю. — Мы пока ноги разомнем. Затекли уж.
Дружинники, ехавшие верхами, слезали с коней, разнуздывали их, подпуская к возам с сеном.
Варяжко и Святополк отправились в чащу на стук, несшийся оттуда. Не менее сотни шагов прошли от дороги, когда наконец увидели — не бортника, нет, а следы его работы. Сверху, из кроны высокого дуба, летели на землю щепки.
Княжич с пестуном остановились, пытаясь разглядеть там, вверху, человека, но, видимо, он первый заметил их. Перестал стучать, спросил сверху:
— Чьи будете?
— Это князь вашей земли, Святополк Ярополчич, — громко отвечал бортнику Варяжко. — Вот хочет поглядеть на твой труд.
— A-а, это хорошо, — отвечал бортник. — Я зараз слезу. Покажу.
Из кроны соскользнул по веревке заросший бородатый мужик в черных портах и домотканой рубахе. Поклонился. С любопытством оглядывая мальчика, спросил:
— Что хочет знать князь?
— А все. Вот ты по веревке слез, как она там держится?
— Веревка-то? — Бортник взялся за нее. — Это, государь мой, не веревка. Это лезиво[24] прозывается, оно, вишь, из кожи свито.
— А длинное оно, лезиво?
— Пожалуй, не менее полусотни локтей[25]. И на том конце крючок. Я, значит, подойду к дереву да и закину, крючок-от зацепится за сук, я и полезу по лезиву-то. Потом еще выше кину и опять лезу. Найду подходящее место, закреплю там скамеечку.
— А что это за скамеечка?
— Да дощечка, государь мой, простая дощечка. Сяду на нее. Достану долотья, молоток, пешню и починаю долбить. Дуб, он крепок, ох как крепок. Сосну легче долбить.
— А долго долбить-то?
— С иной бортью и два и три дня провозжаешься.
Святополк подошел, взялся за лезиво, подергал его, словно проверяя, крепко ли оно держится. И вдруг сверху что-то стало падать тяжелое, цепляясь и отскакивая от сучков.
Бортник схватил княжича за плечо, крикнул испуганно:
— Берегись! — и, прижав к себе, отскочил вместе с ним в сторону.
И тут рядом с концом лезива вонзился в землю топор.
— Ты что ж, злодей, было не убил отрока! — вскричал Варяжко.
— Прости, прости, государь, — лепетал испуганный бортник. — То не нарошно, не нарошно. Худо вбил его в дуб-то, а тут, значит, княжич подергал лезиво и, видать, стронул. Простите, простите…
Мужик поднял топор, отер рукавом землю с лезвия, сказал ему:
— Прости, кормилец, что забыл про тебя. — И, обернувшись к Варяжке и княжичу, пояснил: — Он ведь обиделся, топор. Я про всех сказал, про долото там, пешню, лезиво, а про его-то, главного работника, и забыл. Вот он и решил напомнить.
— Дурак. «Напомнить», — передразнил Варяжко. — Так и убить ведь можно.
— И то правда, — согласился бортник. — У нас одного в веске[26] звездануло его же топором.
— Убило, что ли?
— Ну, а то.
— Вот видишь. Это должно всем вам в науку быть.
— Должно бы, господин мой, должно. Так ведь пока самого не треснет, не научишься. Сколько вон нашего брата убивается. А ведь все неймется, все лазаем, долбаем. У меня вон и отец насмерть убился. Борть долбил, сорвался с выси и за лезиво не успел ухватиться. И дед покалечился эдак-то. Медок, он даром никому не дается. За него и попотеть надо, а коли судьба — то живот положить, господин мой.
— А много у тебя бортей?
— На этом дубу вот вторую долблю. А есть на которых деревьях и три борти, — с гордостью отвечал мужик. — Где как.