Разгром Кербелы и могилы Хусейна оказался важным звеном в сложной цепи политических событий на Ближнем Востоке. Охрана Кербелы и ее святынь находилась в ве́дении престарелого багдадского паши Буюк Сулеймана. Турецкий султан Селим III из династии Османидов давно мечтал сместить его с этой доходной должности и заменить кем-нибудь помоложе, однако не было повода. Теперь повод представился. Осквернение шиитской святыни само по себе не очень волновало главу суннитов, соединявшего в своих руках власть султана и халифа одновременно. Но шах шиитской Персии Фатх Али уже не раз грозил ввести свои войска в Багдадский пашалык, мотивируя это плохой охраной святых могил, а на деле желая потеснить Османскую Турцию. Все это послужило поводом для начала турецко-персидской войны. Правда, выступить против ваххабитов и двинуться в глубь Аравии ни Персия, ни Турция, ни Багдад так и не посмели. Буюк Сулейман перестал быть пашой. Саудиды расширили свои владения в Аравии. А Кербела заново отстраивала свои разрушенные мечети.
Но обратимся снова к ашуре.
Главное место в культе мученика Хусейна занимают мистерии, проходящие в первые десять дней месяца мохаррам. Сцены оплакивания шиитских святых имеются уже в арабских хрониках VII–VIII вв. Начиная с XV в. их описания появляются в трудах европейских путешественников. В XVII в. о них рассказали в своих дневниках голландцы Адам Олеарий и Ян Стрейс. В конце 70-х годов XIX в. их видел и зарисовал русский художник В.В. Верещагин, и даже у Максима Горького имеется очерк «Праздник шиитов» — описание первой декады мохаррама, празднование которого он наблюдал из окон тифлисской тюрьмы в 1898 г.
Уже в XX в. мистерии мохаррама были достаточно обстоятельно исследованы европейскими учеными И. Ласси, Т. Лайелем, А. Массэ. Одно из интереснейших описаний принадлежит перу советских ученых супругов Ю.Н. и С.М. Марр, которые лично наблюдали мистерии в Исфахане и Тегеране в 1925–1926 гг. Мы воспользуемся их работой, чтобы описать подготовку, ход и характер этой мистерии.
В первые дни месяца мохаррама устраивались так называемые «чтения» и «беседы» (роузе), с целью напомнить всем верующим о событиях, которые легли в основу праздника. Проводились они обычно по вечерам, но иногда и днем во дворах мечетей, в медресе, в домах частных лиц, куда мог попасть даже европеец, но только по приглашению хозяина дома или кого-либо из влиятельных лиц. В помещении, где все это происходило, вешали полосы ткани с надписями: «Помни о Хасане! Помни о Хусейне!» или «О, Хасан! О, Хусейн!» Присутствовали не только мужчины, но и женщины с детьми, как правило, «вымоленные» матерями или «отмоленные» у болезни.
На специально сооруженный помост поднимался проповедник и начинал рассказывать слушателям о трагедии Хусейна, его родных и близких, об их страданиях от жажды, о битве и смерти. Такие «беседы» длились иногда по 7–8 часов, во время которых друг друга сменяли несколько десятков проповедников. Говорили они в разной манере: один спокойно, другой активно жестикулировал, третий пел, четвертый плакал и т. д. И вслед за каждым приходила в волнение и неистовство аудитория. Рыдали и стенали женщины, били себя по голове, хлопали в ладоши, пели и ритмично ударяли себя в грудь мужчины, плакали дети. Все это создавало эмоционально-напряженную обстановку. Состав слушателей менялся. Одни, прослушав двух-трех ораторов, уходили, на смену им приходили другие.
Одновременно по городу ходили процессии, участники которых, одетые в специальную одежду с вырезами на груди или на спине, с цепями, кинжалами или саблями в руках, подвергались особому обряду в знак скорби: ударяли одним из этих предметов себя по голове (для этого голова специально выбривалась), спине или груди. Шествия эти носили отнюдь не беспорядочный характер, они были отработаны в плане ритма, особой походки, которой шли ее участники — слегка приседая, и особой формы построения этих шествий — двигались они обычно несколькими колоннами, выстроенными полукругом. Каждая такая процессия имела несколько руководителей, которые шли внутри нее и с помощью музыкального инструмента типа цимбал отдавали команды, когда нужно восклицать, когда бить себя в грудь или по голове. Чаще всего участники процессии повторяли фразу: «Шах Хусейн, вах, Хусейн!» (что дословно переводится «Царь Хусейн, увы, Хусейн!»). Это восклицание стало причиной того, что праздник получил название «шахсей-вахсей». Именно на таких процессиях было больше всего мучительных самоистязаний. Многократные удары цепями, кинжалами и саблями по груди, спине и особенно голове наносили людям тяжелые увечья, приводили к большой потере крови. И хотя среди участников процессий были люди, в задачу которых входило ослаблять эти удары с помощью палок, вытирать или смывать бегущую кровь, смертные случаи, тем не менее, бывали не раз.
Однако с точки зрения культа Хусейна и его головы для нас наибольший интерес представляют театрализованные мистерии и шествия, во время которых разыгрывались сценки гибели отряда Хусейна. В Исфахане они происходили по вечерам после захода солнца на улицах и во дворах медресе. Участники двигались, держа в руках факелы или свечи, вставленные в картонные рамки, и пели куплеты приблизительно в таком духе:
Что с Хусейном? — Убит.
Что с Аббасом? — Убит.
Что с Акбаром? — Убит.
Что с Зейнаб? — В плену.
Так прах на нашу голову!
Затем разыгрывались пантомимы: битва, смерть Хусейна, отсечение его головы, поиски его тела, поиски коня Хусейна, отправление отрубленной головы халифу в Дамаск, шествие армии победителей и т. д. В зависимости от режиссерских талантов постановщика и финансовых возможностей каждой из групп, разыгрывавших мистерию, различным было число как самих сцен, так и участников, занятых в представлении, а также реквизит и всякие украшения, используемые по ходу дела. Иногда на коня Хусейна надевали богатую сбрую, усыпанную драгоценными камнями, круп коня покрывали роскошным ковром, голову его украшали страусовыми перьями, на шею вешали картину с изображением поверженного Хусейна. Перед конем, которого медленно вели по улицам, расстилали дорогие ткани. Вокруг в пыли лежали плачущие люди, которые пели следующее:
Как эта ночь полна несчастья,
Как она полна кровью, несчастьем,
Голова Хусейна умученного
Отделена от тела этой ночью.
Одни группы сооружали люльку, в которой лежит младенец, родившийся накануне последней битвы, у других был такой персонаж, как лев, оплакивающий Хусейна, у третьих — светящийся танур, то есть печь для выпечки хлеба (по одной из легенд, образующих мифологическую основу культа Хусейна и его головы, сподвижник Язида принес голову Хусейна к себе домой, но, так как жена его была ревностной шииткой, решил спрятать голову и положил ее в танур. Ночью жена заметила, что танур светится, заглянула туда и увидела голову Хусейна).
В некоторых процессиях участвует человек, исполняющий роль льва (на голове его львиная маска из папье-маше), в руках он держит голову Хусейна, поит ее водой, посыпает опилками. Вслед на носилках несут «мертвых». Как правило, это куклы размером в человеческий рост, покрытые белой «окровавленной» (то есть с пятнами красной краски) материей и слегка присыпанные опилками. Голова отсутствует, видна окровавленная шея. Иногда, правда, мертвого Хусейна изображал живой человек, голову которого закрывали тряпками.
Предметы ритуального культа, имитирующие тело Хусейна, его голову и рубашку, а также руки Аббаса. Их несут верующие во время шествий, посвященных памяти Хусейна (из коллекции Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого. Ленинград).
Еще одну сцену из процессии дадим в описании С.М. Марр: «…вот разукрашенный конь Хусейна, на голове его привязан живой голубь, перед ним плачет мать Хусейна. Едет гордый мрачный Шимр (убийца Хусейна). Иногда он останавливает коня и, делая рукой широкий жест, произносит: „О, глава мучеников!“ За ним везут изображения побежденных: Аббаса на коне с отрезанными руками и с окровавленной стрелой в глазу, который беспомощно качается в седле, Акбара (сына Хусейна) с головой, насквозь пронзенной острым круглым кинжалом, похожим на серп… Несут на носилках труп Касема, племянника Хусейна, — куклу в светло-сером чаба (род кафтана); головы нет, торчит окровавленный обрубок. Касем был убит в брачную ночь, и вот за ним движется свадебная процессия… украшенные зеленью деревянные носилки, где сидят подруги невесты в белых вуалях (невеста и подруги ее — переодетые мальчики), наконец, в маленьком паланкине несут невесту, за ней — знамена с перьями. Едет большая телега, украшенная зеленью, где в темном наряде сидит Зейнаб, сестра Хусейна, с двумя его детьми. Она осыпает себя опилками и плачет. Едут жены и дети убитых, взятые в плен, все они плачут, бросают на себя опилки, держат перед собой головы Хусейна, подносят им воду и целуют их»[6].
В Исфахане существовали и самодеятельные театральные труппы, которые во время праздника по нескольку раз в день разыгрывали спектакли на темы истории ислама. Они могли сыграть отдельно «историю об Аббасе», «историю о Хусейне», о его потомке Мусе, о халифе Гаруне аль-Рашиде и др. И во всех этих спектаклях зрители принимали столь же активное участие, как в мистериях религиозного характера, так же сопереживали актерам, как будто сама реальная драма истории разворачивалась перед ними.
Еще один предмет ритуального культа — макет попоны лошади Хусейна (из коллекции Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого. Ленинград).
Однако вернемся к голове Хусейна. К ежегодным мистериям дней мохаррама весь реквизит готовили заново: делали муляжи трупов, голов, рук, копии одежд, в которые были якобы одеты Хусейн, Аббас и его воины в момент смерти. В каждой пр