ии. Сами пираты справляли в Олимпе странные, непонятные празднества и совершали какие-то таинства; из них до сих пор еще имеют распространение таинства Митры, впервые введенные ими. Чаще всего пираты совершали злодеяния против римлян; высаживаясь на берег, они грабили на больших дорогах и разоряли именья вблизи от моря. Однажды они похитили и увезли с собой даже двух преторов, Секстилия и Беллина, в окаймленных пурпуром тогах, со слугами и ликторами. Они захватили также дочь триумфатора Антония, когда она отправлялась в загородный дом; Антонию пришлось выкупить ее за большую сумму денег. Однако самым наглым их злодеянием было вот какое. Когда какой-нибудь пленник кричал, что он римлянин, и называл свое имя, они, притворяясь испуганными и смущенными, хлопали себя по бедрам и, становясь на колени, умоляли о прощении. Несчастный пленник верил им, видя их униженные просьбы. Затем одни надевали ему башмаки, другие облачали в тогу, для того-де, чтобы опять не ошибиться. Вдоволь поиздевавшись над ним таким образом и насладившись его муками, они, наконец, спускали среди моря сходни и приказывали высаживаться, желая счастливого пути, если же несчастный отказывался, то его сталкивали за борт и топили. Могущество пиратов распространилось почти что на все Средиземноморье, так что море стало совершенно недоступным для мореходства и торговли».
Впрочем, к киликийским пиратам мы вернемся в главе, посвященной Коракесиону, а далее почитаем, что пишет Плутарх о пребывании Юлия Цезаря в плену у киликийских пиратов в жизнеописании Цезаря: «[Цезарь] у острова Фармакуссы был захвачен в плен пиратами, которые уже тогда имели большой флот и с помощью своих бесчисленных кораблей властвовали над морем. Когда пираты потребовали у него выкуп в 20 талантов, Цезарь рассмеялся, заявив, что они не знают, кого захватили в плен, и сам предложил дать им 50 талантов. Затем, разослав своих людей в различные города за деньгами, он остался среди этих свирепых киликийцев с одним только другом и двумя слугами; несмотря на это, он вел себя так высокомерно, что всякий раз, собираясь отдохнуть, посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели. 38 дней пробыл он у пиратов, ведя себя так, как если бы они были его телохранителями, а не он их пленником, и без малейшего страха забавлялся и шутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам и тех, кто не выражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехом угрожая повесить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в них проявление благодушия и шутливости. Однако, как только прибыли выкупные деньги из Милета и Цезарь, выплатив их, был освобожден, он тотчас снарядил корабли и вышел из милетской гавани против пиратов. Он застал их еще стоящими на якоре у острова и захватил в плен большую часть из них. Захваченные богатства он взял себе в качестве добычи, а людей заключил в тюрьму в Пергаме. Сам он отправился к Юнку, наместнику Азии, находя, что тому как претору надлежит наказать взятых в плен пиратов. Однако Юнк, смотревший с завистью на захваченные деньги (ибо их было немало), заявил, что займется рассмотрением дела пленников, когда у него будет время; тогда Цезарь, распрощавшись с ним, направился в Пергам, приказал вывести пиратов и всех до единого распять, как он часто предсказывал им на острове, когда они считали его слова шуткой». Гай Светоний Транквилл добавляет по тому же поводу («Божественный Юлий» // «Жизнь 12 цезарей»): «Даже во мщении обнаруживал он свою природную мягкость. Пиратам, у которых он был в плену, он поклялся, что они у него умрут на кресте, но когда он их захватил, то приказал сперва их заколоть и лишь потом распять».
Также известно, что, освободившись, Цезарь встал под начало консула Сервилия Исаврика и принял участие в искоренении киликийского пиратства. Очищенная от разбойников в 72 г. до н. э. Сида вошла в состав Римской республики. Расцвет города под властью Рима продолжался до середины III века н. э., после чего был период упадка: жизнь Сиды оживилась в IV веке, когда там было учреждено епископство и епископ Сиды Феодосий принял участие во Втором Вселенском Соборе (Константинополь, 381 г.).
Нельзя не вспомнить талантливого христианского писателя-историка IV–V вв. Филиппа, получившего прозвище по наименованию родного города – Сидский. Его учителем был яркий представитель Александрийской богословской школы Родон, живший одно время в Сиде. В родном городе Филипп выступил на учительском поприще при поддержке местного епископа Иоанна, что уже, конечно, свидетельствует о его таланте: Сида в то время была одним из крупнейших образовательных центров империи! Возможно, он почувствовал в себе силы на большее – вместе со своим знаменитым родственником, софистом Троилом, он переехал в Константинополь, где познакомился и подружился с самим святителем Иоанном Златоустом, который и рукоположил Филиппа в сан диакона. В этом сане он плодотворно занимается литературной деятельностью, потом становится священником и трижды (в 426, 428 и 431 гг.) является кандидатом на архиепископскую константинопольскую кафедру – во второй раз он проиграл знаменитому Несторию, ставшему ересиархом и подвергшему Филиппа отлучению (по поводу ереси Нестория, разделявшего во Христе Божественное и человеческое, будто Бог Слово лишь обитало в человеке Иисусе, словно в храме, отчего даже Богородицу он именовал всего лишь Христородицей, в 431 г. был созван Третий Вселенский собор в Эфесе). Так он и остался прежде всего знаменитым церковным историком и адресатом одного из посланий свт. Иоанна – вот оно, свидетельствующее, надо полагать, о преподавательской деятельности нашего героя: «К пресвитеру Филиппу. Удивляюсь, почему ты не писал к нам в продолжение такого долгого времени и, выказывая, несмотря на наше удаление, полную любовь к нам, не прислал нам ни одного письма. По крайней мере теперь не поставь в труд написать к нам и уведомить нас о своем здоровье. Со своей стороны мы, и не получая от тебя известий, с живейшим участием следим за твоими делами. Таким образом нам известно, что вы отставлены теперь от школ за выказанное вами надлежащее дерзновение. Это ваша заслуга; это прибыль небесная; это ваш венец неувядаемый; это для вас источник множества наград. Так рассуждая, мужественно переносите подобного рода случайности. У Бога всегда достанет средств прекратить эти искушения, мгновенно водворить тишину и даровать вам за ваше терпение великую награду и в настоящей жизни, и в будущем веке». Несомненно, мы многое утратили вместе с «Церковной историей» (или «Христианской историей») Филиппа Сидского, от нее из 36 книг остались лишь крохотные кусочки – изданное в 1689 г. описание Александрийской катехизической школы с приложением списка ее руководителей, да еще фрагменты, обнаруженные в 1888 г. в кодексе VII–VIII вв. и опубликованные в Лейпциге в том же году. Вроде бы есть еще фрагмент его истории в рукописи XIV–XV вв., хранящейся в Оксфорде (Кодекс Бароццианус), но она до сих пор не издана. По отзывам историка Сократа Схоластика и св. патриарха Фотия (которому в IX веке были доступны только 24 книги из 36), сочинение было чересчур витиеватым по стилю и содержало, помимо собственно истории, данные по географии, астрономии, математические вычисления и т. д. – все для того, чтобы ждать читателю истинную, то есть христианскую картину мира, по словам И. Ващевой, посвятившей анализу Филипповой истории небольшое исследование. Впрочем, отзывы Сократа и Фотия рисуют нам Филиппа Сидского вовсе не как типичного «засушенного» и «елейного» церковного историка, нет: в довольно резких выпадах против архиепископа Прокла проглядывает неуживчивый полемист. Филипп, по-видимому, более никогда не возвращался в родной город, который затем, как и вся Византийская империя, которой он стал принадлежать, пришел в упадок и запустение от постоянных набегов арабов и турок (последнее интересное историческое лицо византийской Сиды – митрополит Иоанн, евнух, фактически ставший правителем Византии при императоре Михаиле Седьмом Дуке (правил, если можно так о нем выразиться, в 1071–1078 гг.), также он играл заметную роль и при свергнувшем Михаила Никифоре Третьем (1078–1081 гг.), нося чин ипертима); история города прервалась в XII веке, чтобы, как уже было сказано, Сида вновь ожила в конце XIX века.
Если не считать римских бань, отреставрированных и превращенных теперь в роскошный музей античного искусства, одним из самых значимых зданий в городе ныне является театр, довольно неплохо сохранившийся; рассчитанный на 15 000 зрителей, он был построен во II веке н. э. и считается уникальным благодаря арочной системе диазомы. Находившийся до недавнего времени в аварийном состоянии, в последнее десятилетие он был отреставрирован и теперь вновь доступен для осмотра (в 2003 г. доступ в него еще был запрещен). Именно на его арену, на которой вновь идут выступления, и был брошен на растерзание зверям священномученик Александр. Мимо мощных арок театральных галерей и руин храма Бахуса тянется современная асфальтовая дорога, явно не гармонирующая с античными развалинами: она проложена поверх древней дороги, ведущей некогда к расположенным у самого моря двум огромным храмам Аполлона и Афины (их размеры – 30 × 16 и 35 × 18 м соответственно), выстроенным во II веке н. э., в пору процветания Сиды. Землетрясение разрушило их до основания, и на их месте была возведена большая трехнефная христианская базилика, от которой сегодня остались лишь обрушенная стена и руины небольшой церкви, которая была либо встроена в базилику, либо позднее выстроена на ее месте, после того, как и ее, в свою очередь, разрушили или землетрясение, или завоеватели. Теперь очень нелегко разобраться в этом лабиринте вырастающих друг из друга развалин, если еще при этом учесть, что на той же территории находятся византийский фонтан, мечеть и храм Мена – языческого малоазийского божества Луны, вернее, развалины его подиума. Из обломков колонн храмов Аполлона и Афины, походивших друг на друга, как две капли воды и различавшихся только длиной строений, турки реконструировали небольшой фрагмент, ставший визитной карточкой Сиды. Как раз в храме Афины (Минервы), отмеченном Страбоном в его знаменитой «Географии», священника Александра принуждали принести жертвы – недаром площадь именно храма Афины позднее была вся включена в христианскую базилику, которая как бы накрыла его весь. Место там чрезвычайно красивое, и за прошедшие четыре года оно стало еще более красивым: стену базилики расчистили от покрывшей ее буйной растительности, и наконец-то вывели с территории развалин несуразное «Морское кафе». Эти исторические руины – а для кого-то просто развалины – жизнь прошлых поколений. Что говорят туристу две колонны с нишей у стены между театром и воротами? Ничего. Он скользнет по ним пустым взглядом, ну, в лучшем случае, сфотографирует себя, любимого, на их фоне. А ведь известно, что это – фонтан императора Веспасиана, хитрого, скуповатого старика-острословца, придумавшего и первый в мире платный туалет, заявив при этом на века, что «деньги не пахнут», и римский Колизей – «цирк смерти», на арене которого нашли свою смерть сотни тысяч людей, и среди них – множество первых христиан. Веспасиан правил в 69–79 гг. н.