— С чего бы это?
— Священники благословляют дома, священную утварь, статуи. Можно даже благословить твой автомобиль, если хорошо попросишь. Почему бы не ребенка?
— Да, почему бы и нет? Слушай, а откуда ты все это знаешь?
— Я католичка — по крайней мере, раньше была. Не уверена, что осталась до сих пор. Католическая церковь не одобряет разводы.
— Ты никогда не говорила об этом.
— Не было нужды. Я больше не хожу в церковь, только на Рождество, и то в основном ради Бена Ему нравится церемония.
Фенн с пониманием кивнул.
— Так вот почему ты так неистовствуешь в постели.
— Зануда.
— Угу. Вот почему ты так любишь бичевание!
— Заткнись, пожалуйста. В тот день, когда я позволила тебе ударить меня…
— Да, вот почему мне приходится раздеваться в темноте…
Она застонала и под столом ущипнула его за ляжку. Фенн вскрикнул и чуть не расплескал свой коктейль.
— Ладно, ладно, я соврал, ты нормальна. А как жаль!
— Просто запомни это.
Он в ответ сжал ее бедро, но его прикосновение было нежным.
— Значит, ты говоришь, что это обычная практика — благословлять девочку?
— Нет, в данных обстоятельствах это кажется мне необычным. Но не особенно. Может быть, он просто хотел успокоить родителей.
— Да, может быть.
Сью рассматривала его профиль и знала, что в некоторые дни любит его больше, чем в другие. Сегодня был такой день. Она вспомнила, как они впервые встретились более трех лет назад. Это было на вечеринке, устроенной радиостудией для одного из дикторов, который переходил в главную компанию, Великую Тетушку Би-би-си, в Лондон. На вечеринку пригласили кое-кого из дружелюбных газетчиков, а Джерри Фенн казался, может быть, чересчур энергичным, но достаточно дружелюбным.
— Что-то мне знакомо ваше лицо, — сказала ему Сью, заметив, как он ловко увивается вокруг, выжидая удобного момента, чтобы представиться. До того она несколько раз ловила его взгляд, прежде чем он обошел комнату, чтобы нарочно столкнуться с ней.
— Да? — сказал он, приподняв брови.
— Да, вы напомнили мне одного актера..
— Правильно. Какого? — Фенн широко улыбнулся.
— Ах, как же его фамилия! Ричард…
— Иствуд. Ричард Иствуд?
— Нет, нет. Он был еще в этом космическом боевике…
— Ричард Редфорд?
— Нет, такой глуповатый.
— Ричард Ньюман?
— Дрейфус, вот кто. Ричард Дрейфус.
Его улыбка погасла, губы сложились в букву «О».
— Ах да. Он. — Фенн снова просиял — Да, хороший артист.
Они разговорились, он смешил ее своими быстрыми переменами настроения, его внезапная оживленность прерывалась хитрыми ухмылками, заставляя Сью задумываться, не шутит ли он, прикидываясь таким серьезным Прошло три года, но она так и не поняла этого.
Фенн повернулся к ней лицом с той же хитрой ухмылкой.
— Ты занята в эти выходные?
— Не особенно. Правда, я встречаюсь с Беном.
— Можешь выделить мне утро в воскресенье?
— Конечно. Есть какая-то причина?
Его улыбка стала шире.
— Не хочешь сходить со мной на воскресную мессу?
Глава 5
— Нет, — сказала мать, — У меня дурное предчувствие, будто собирается страшная гроза.
Стоя у подножия лестницы, Молли Пэджетт прислушалась. Это был маленький домик из красного кирпича, точно такой же, как все другие муниципальные дома в Бенфилде, и движение в любой комнате было бы ясно слышно снизу лестницы. До слуха донеслось знакомое «бип-бип» Алисиных «Галактических захватчиков»; дочь часами играла в эту электронную игру на батарейках, с безошибочной точностью стреляя в опускавшихся зеленых врагов, что Молли одновременно озадачивало и впечатляло. Она прошла на кухню и наполнила чайник.
По крайней мере, Алиса на время отложила свои цветные карандаши.
Молли села за откидной стол. Ее лицо, и так бледное, в последние две недели стало еще более обескровленным из-за усилившейся тревоги. Алиса была для Молли неиссякаемым источником беспокойств, поскольку в четырехлетием возрасте обычная детская болезнь вызвала у дочери необычное последствие: после свинки Алиса стала глухонемой. Молли побарабанила пальцами по столу и подавила желание закурить. Пять сигарет в день было ее максимумом — одна утром, еще одна в течение утра, одна непосредственно перед тем, как Лен, ее муж, вернется с работы, и потом две вечером, перед телевизором Пять в день — это самое большое, что она могла себе позволить, но иногда выкуривала и десять. А порой и все двадцать. Все зависело от Лена. Он бывал иногда таким ублюдком!
Молли быстро перекрестилась, прося у Бога прощения за сквернословие, но не за мысли: они имели под собой основание.
Вспомнив прошедшую ночь, она нахмурилась еще сильнее. Они с Леном перепугались, когда священник постучал среди ночи в дверь; он стоял в прихожей с белым, встревоженным лицом, как одетый в черное предвестник беды. «Ерунда», — сказала она ему, когда Хэган сообщил, что Алиса у него в доме и к ней вызвали врача Алиса спокойно спит у себя в постели, утверждала Молли. Она лежит там с семи часов. Легла пораньше, потому что почувствовала себя усталой.
Отец Хэган только покачал головой и убедил их одеться и пойти с ним. Но Молли побежала в комнату к Алисе: она понимала, что священник не стал бы лгать, но просто хотела убедиться в его заблуждении. Постель была пуста, одеяло откинуто, кукла свисла с края, бессмысленно уставившись в пол Лен и отец Хэган тоже пришли сюда, и священник, а не муж;, постарался успокоить Молли. С Алисой все в порядке, насколько мог судить врач. Вероятно, она ходила во сне, вот и все.
— Но неужели в эту чертову церковь? — спросил Лен, не смущаясь тем, что говорит со священником.
Отец Хэган велел им найти теплые вещи для дочери, поскольку она была в одной тонкой ночной рубашке. К тому времени сами они уже торопливо оделись, и настроение Лена перешло в озлобление, так как, будучи атеистом, он держался подальше от церквей (хотя ему доставляли удовольствие время от времени случавшиеся похороны, к которым он относился как к общественным событиям) и необходимость тащиться в церковь среди ночи — к тому же чертовски холодной ночи! — не вызвала у него радости.
Когда они увидели Алису в доме у священника, то поразились, насколько бледной она была. Далее Лен прекратил свое угрюмое бормотание. И в то же время девочка казалась какой-то умиротворенной.
Врач заявил, что не обнаружил ничего страшного, но пару дней девочку следует подержать дома, обеспечить ей покой. Если она будет вести себя странно или казаться не такой, как всегда, нужно позвонить ему — и он тут же прибудет. Впрочем, врач не сомневался, что беспокоиться не о чем Дети часто устраивают ночные прогулки, во сне или наяву; Алиса просто забрела дальше, чем большинство.
Но Молли не покидал страх. Почему Алиса снова пошла к тому дереву? Молли чуть с ума не сошла, когда дочь пропала две недели назад, она обшарила всю церковь и окрестности, дважды выбегала на дорогу, чтобы убедиться, что Алисы там нет. В панике она побежала в дом отца Хэгана, и он помог ей еще раз обыскать окрестности. Это священник заметал ее дочь в поле, на коленях перед деревом Когда они подошли к ней, Алиса улыбалась; но улыбка погасла, стоило девочке заметить их приближение. Тогда Молли пришла в замешательство, это сбило ее с толку. Они отвели девочку назад, и на языке жестов лгать спросила ее, зачем она пошла на луг. Алиса только выразила недоумение, словно не поняла. После она была как будто в полном порядке (возможно, немного отстраненной, но это не казалось чем-то необычным: так легко потеряться в мире безмолвия), и Молли попыталась забыть тот инцидент.
Теперь, из-за предыдущей ночи, беспокойство вернулось с новой силой. И страх смешивался с чем-то еще. С чем же? С дурным предчувствием? Больше. С чем-то большим Слабое шевеление надежды… Нет, это невозможно. Тот человек заблуждался. Хотя он казался таким уверенным.
Она не могла вспомнить имя того молодого человека, который чуть не задавил Алису. Когда пришли они с Леном, он сидел в кресле, и его наряд несколько портил первое впечатление. Вокруг распространялся знакомый запах алкоголя (знакомый, потому что тот же неприятный запах был так характерен для ее мужа), хотя человек не казался пьяным Он сказал, что Алиса что-то говорила ему.
Чайник засопел в новой тональности, из него повалил пар: Молли выключила газ и бросила в пустую чашку на сушилке пакетик чая. В другую чашку она налила концентрированного лимонного сока для Алисы и добавила в обе чашки кипятку. Молли смотрела на кружащуюся зеленовато-желтую жидкость и думала о дочери, своем единственном ребенке, думала о том, что чудес не бывает. Во всяком случае, для Молли и Алисы Пэджетт.
Она поставила чашку на блюдце, положила рядом с ней два печенья и вышла из кухни. Поднимаясь по лестнице, Молли повторяла про себя быструю безмолвную молитву, но не позволяла себе надеяться. Скоро Алиса вернется в свою специальную школу для глухонемых в Хове, сама Молли снова будет занята неполный день как приходящая домработница, а Лен примется ворчать, и у Пэджеттов опять будет все как всегда. Она молилась об этом, но и о чем-то лучшем.
Когда Молли вошла в спальню, Алиса не взглянула на нее. Хотя и глухая, дочь всегда чувствовала, когда кто-то входил, но на этот раз была поглощена рисованием. «Галактические захватчики» лежали на полу у кровати, а карандаши находились под рукой на тумбочке. Молли встала рядом, держа чашку с горячим лимонным питьем, но Алиса не отрывалась от альбома.
Увидев рисунок, Молли нахмурилась. Опять тот же. Тот же самый, что дочь рисовала каждый день уже две недели. Молли показывала его отцу Хэгану, который заходил в то утро, и он тоже не нашел в рисунке никакого смысла.
Молли поставила блюдце с чашкой рядом с карандашами и присела на край кровати. Алиса удивленно подняла голову, когда у нее из руки забрали желтый ка