«Звездных войн».
– Анвен, – позвала Жюстин, – Ан!
Анвен резко вскинула голову, но глаза так и не открыла.
– Ага, ага. Все норм. Все на месте.
– Компьютер Мартина снова не печатает pdf. Он просил тебя посмотреть, – сказала Жюстин.
Анвен уронила голову на свою импровизированную подушку и застонала.
– Передай ему, что это ПИКНИК.
ПИКНИК был любимым акронимом Анвен. Пользователь Истинный Кретин, Незачем Истязать Компьютер.
– А у меня есть кофе, – поддразнила ее Жюстин.
– Правда? – спросила Анвен, моргая припухшими веками.
– Двойной макиато. Заберешь на моем столе, как только посмотришь компьютер Мартина.
– Это жестоко.
Жюстин усмехнулась:
– Зато эффективно.
Фотостудия была следующим пунктом на пути по коридору. Жюстин облокотилась на косяк и сказала:
– Утречка, Радослав. Рома велела передать, что ты ей нужен на интервью в одиннадцать часов. Вот адрес.
Резко, как малолитражка на финише гонки, фотограф «Звезды» в клетчатой рубашке с короткими рукавами, застегнутой на все пуговицы прямо до аккуратной черной бороды, вылетел из-под прикрытия своего огромного монитора с банкой «Ред Булла» в руке. Жюстин заглянула в мусорную корзину, где уже лежали две бело-голубые баночки, обе пустые.
Жюстин знала, что Рома попросила ее подогнать машину к крыльцу из-за манеры вождения Радослава. Из-за него оба бока Камри были поцарапаны, а на заборе в переулке кое-где виднелись следы белой краски. Тем не менее Радослав настаивал на том, чтобы самому вести машину на каждую съемку. Тут его не могла переспорить даже Рома.
– Можешь передать Роме, чтоб шла куда подальше, – заявил он, даже не пытаясь понизить голос. – Мне с Мартином на гонки ехать сегодня утром. Они что, друг с другом поговорить не могут, чтоб их? Господи, мать его, Иисусе. Работают ведь в одной долбаной комнате. Черт.
И поскольку для Радослава было обычным делом отвечать людям в таком тоне, ему, похоже, просто невероятно повезло не сделать ни единого плохого кадра за всю свою жизнь.
Наконец Жюстин добралась до своего рабочего стола, стоящего во флигеле в задней части дома. Его не оштукатуренные стены были наспех покрашены. У одной из них стоял велосипед, который Мартин Оливер последний раз использовал примерно семь месяцев назад – в тот самый раз, когда он решил в обеденное время немного поупражняться, вместо того чтобы прямым ходом направиться в «Шалуна и шалунью». Между колес велосипеда показался чумазый пушистый нос, а следом и пара блестящих глаз цвета темного шоколада. Все это принадлежало крохотной лохматой мальтийской болонке, следом за которой тащился леопардовый поводок.
– Фалафель, – позвала Жюстин. – Что ты здесь делаешь?
Собачка только помахала хвостом, но ответ на вопрос Жюстин нашелся на ее столе в виде записки от худредактора «Звезды». В обычной сверхсамоуверенной манере Глинн написал: «Ты же отведешь Ф. на стрижку? Ему назначено на 10 утра. Его парикмахер взбесится, если он опять опоздает. Спасибо! Г.»
Фалафель потрусил к ногам Жюстин и нетерпеливо тявкнул.
– Даже не начинай, – ответила она.
Жюстин сделала пару размеренных вдохов и выдохов, чтобы собраться с мыслями. Нет никакого смысла паниковать, сказала она себе. Когда всем нужно все и сразу, остается только выбрать первоочередные задачи. Она решила: несмотря на то, что Джереми просил ее зайти через пять минут, и даже на то, что он – ее начальник, он безнадежно оторван от реальности. В мире Джереми пять минут могли означать любое количество времени – от десяти минут до шести часов. Поэтому сейчас она рассортирует почту и отдаст письма хотя бы Нацуэ, затем заскочит к Рафаэлло за пирожными для Барбел, на обратном пути закинет Фалафеля к парикмахеру. Затем она разберется с бумагой в копире, подгонит машину и спровоцирует скандал между Мартином и Ромой, передав – в общем смысле, не слово в слово – ответ Радослава Роме. А затем она…
– Жюс-тин!
О черт.
Голос Джереми жизнерадостным эхом разнесся по коридору.
– Веди себя хорошо, – велела она Фалафелю. – Хорошо.
Перед дверью кабинета Джереми Жюстин притормозила и расправила платье. «Компетентная, ответственная, невозмутимая», – повторила она про себя и вошла.
– Милая! – воскликнул Джереми. Он улыбнулся, отчего на щеках и носу проступили лопнувшие капиллярчики. – Садись, садись.
Джереми нравилось считать себя кем-то вроде «главы семейства», и, насколько Жюстин знала, он полагал, что как ее начальник и самопровозглашенный наставник он должен регулярно проводить с ней такие маленькие беседы. Он любил рассказывать ей о своем блестящем и полном опасностей прошлом военного корреспондента или порассуждать о таких вещах, как этика, правовые процедуры, юриспруденция и непростой механизм работы Вестминстерской системы.
– Милая, – сказал он, наклонившись к ней и с энтузиазмом погружаясь в разглагольствования на очередную случайно выбранную тему, – что ты знаешь о разделении властей?
– Ну… – начала Жюстин, но это была ошибка. В беседах с Джереми было недальновидно использовать слова, позволяющие ему вклиниться в предложение.
– Мы должны поблагодарить французское Просвещение, – тут же влез он, – за само понятие разделения властей, которое заключается в том, что три ветви власти – исполнительная, законодательная и судебная…
Некоторое время Жюстин пришлось сидеть напротив Джереми, пока он разглагольствовал на эту тему. Сложив руки на коленях, обтянутых тканью в веселый горошек, она изо всех сил пыталась сделать вид, что на самом деле слушает и даже учится. А не думает о макарунах, ширине боковой улочки, проблемах с принтером Мартина, о том, добрался ли Фалафель до коробки с ланчем, которую она принесла с собой и оставила безо всякой защиты рядом с рабочим столом.
Наконец у Джереми зазвонил телефон, и он тут же схватил трубку.
– Харви! – воскликнул он. – Повиси секунду, старина. Прикрыв ладонью трубку, он виновато улыбнулся Жюстин. – Продолжим позже.
Освободившаяся Жюстин вышла из кабинета. В тот же момент по нарастающему шуму ссоры она сделала вывод, что Радослав не стал ждать, пока Жюстин передаст его ответ Роме.
Мартин тоже вопил.
– Жюс-тин! Мне нужен принтер! В этом году!
Жюстин посмотрела на часы. Фалафель уже опоздал к парикмахеру.
Барбел выглядывала из своего кабинета, с беспокойством хмуря свои красиво оформленные брови.
– Где мои макаруны? – спросила она, но в ответ Жюстин смогла лишь выдавить слабую улыбку.
Денек, похоже, предстоял еще тот.
К тому моменту, как Жюстин сделала всю работу, было уже полседьмого. Волосы унылыми прядями обрамляли ее серое от усталости лицо, а на подоле платья – спасибо глючному принтеру – расплылось чернильное пятно. К тому же она была голодна, поскольку Фалафель не то чтобы съел ее ланч, но вволю поиграл с коробкой, сделав еду непригодной к употреблению, а времени найти что-то на замену у нее не нашлось.
Проходя мимо мозаичной звезды у ворот, девушка кинула на нее злобный взгляд.
– Вдохновляющие лучи, – проворчала она, выходя на Ренье-стрит.
Жюстин прошла три квартала, а затем свернула налево, на Дюфрен-стрит, заполненную любителями выпить после работы, выползшими из «Шалуна и шалуньи» на улицу. Она перешла на другую сторону дороги и почти свернула к восточному входу в Александрия Парк, но остановилась, обернулась и посмотрела на скопление популярных магазинчиков, объединенных в торговые ряды.
Трудно понять, что ею двигало, особенно в тот конкретный момент. Возможно, на нее повлияло Солнце, находящееся сейчас в Рыбах, или Луна с Венерой затуманили ее разум из своего любовного гнездышка в Водолее. А может, Юпитер послал какой-то сигнал, маршируя через созвездие Девы. Или, скорее всего, дело в том, что подсознательно Жюстин искала способ оттянуть возвращение в пустую квартиру, где она прогрузит очередной эпизод «Эммы» от ВВС и соберется позвонить лучшей подруге Таре, но вместо этого плюхнется на диван в компании парочки тостов с «Веджимайтом»[7].
Жюстин замерла на самом краешке тротуара и решила все взвесить. Время есть? Торговые ряды открыты до семи часов. Она посмотрела на часы. О да, время есть.
Она заглянула в сумочку из соломки, которая висела на сгибе локтя, и с радостью обнаружила, что черная шариковая ручка на месте, ждет своей очереди в специально отведенном кармашке. Она опустила солнечные очки на глаза и решительно шагнула вперед.
Жюстин редко покупала продукты в торговых рядах Александрия Парк. Чаще она входила в это просторное, кондиционированное здание с тем же чувством, с каким ходят в картинную галерею. Ей нравилось разглядывать удивительные экзотические цветы в широкогорлых банках в цветочном отделе или заглянуть в рыбный магазинчик, чтобы полюбоваться на морепродукты, влажно поблескивающие на подушке изо льда.
Она прошла мимо цветочного магазинчика, мимо мясной лавки и булочной, прямо к уголку с овощами и фруктами. Скользнула к деревянному ящику, доверху наполненному дынями, подняла очки и кинула быстрый взгляд на витрину с авокадо. Она снова была там, прямо на пластиковой табличке над фруктами. Безобразная надпись.
«Адвокадо».
Неужели этот человек никогда не запомнит? А ведь продавец здесь был весьма неплохой. Нет, даже больше, чем просто неплохой. Он так раскладывал гранаты на витрине, что они походили на сокровища королей какой-нибудь далекой загадочной страны. Он выбирал яблоки несказанной красоты, и каждая гроздь винограда у него выглядела аппетитно запотевшей целый день. Не имело никакого смысла так упорно, раз за разом делать ошибку в слове «авокадо». Но он делал. Неделю за неделей Жюстин исправляла ошибку, а зеленщик в ответ упорно выкидывал исправленные таблички и заменял их на очередные адво – черт возьми – кадо. Это приводило ее в ярость. Но Жюстин твердо намеревалась выйти победителем из этой битвы.