ем лезу обниматься и вообще веду себя беззаботно — как дите несмышленое. При этом все ведь осознаю, мыслю ясно и по-взрослому, а поделать ничего не могу. Жесть какая-то.
Все игривое настроение мгновенно исчезло, когда в спальне возник дед. Тело непроизвольно напряглось, да и мама перестала ворковать.
«Во как. Что-то тут не так все радужно, как казалось».
И вошедший дед, как будто подтверждая мелькнувшую мысль, произнес:
— Елизавета, хватит тетешкаться с мальцом. Испортишь парня своими нежностями. Давай, корми его завтраком, а то мы и так опаздываем. Скоро люди в поле выйдут, а мне надо объяснить им, с чего начинать.
— Ну так и ехали бы сами, зачем Ваню с собой тащить?
— Не начинай, я тебе тысячу раз уже говорил, что парня надо с детства приучать к ведению хозяйства. Вырастет бесхребетник и будешь потом локти кусать.
— Да какая учёба в пять лет? Маленький он ещё во взрослые игры играть.
— Не перечь мне! Была бы дочка, я и слова не сказал бы, а пацана надо с колыбели воспитывать.
Я наблюдал за этой пикировкой, не скрывая изумления. Старик, похоже, правда рехнулся. Я ещё понял бы, начни он настаивать на какой-нибудь физкультуре, но учиться ведению хозяйства в пять лет — это, как по мне, клиника.
Понимала это, похоже, и мама, но почему-то отстоять свою точку зрения не смогла. Поэтому после завтрака, который, как это банально ни прозвучит, для меня состоял из молочной каши, похоже, пшеничной, я попал во власть вредного старика.
Кстати сказать, во время завтрака выяснилась ещё одна интересная подробность. Похоже, семья в которой мне повезло переродиться, находится не в самом низу социальной лестницы. Такой вывод я сделал, потому что во время застолья нам прислуживали сразу две молодые девушки, которые были одеты в одинаковые платья и старались вести себя ниже травы тише воды.
Да и дом, в котором мы живём, вызывает определённые мысли. Обследовать его у меня пока не получилось, но и того, что я увидел, достаточно, чтобы понять: он немаленький и принадлежит далеко не бедным людям.
Но это ладно. После трапезы дед, взяв меня за руку, стремительным широким шагом направился на улицу.
При этом на меня он, казалось, совершенно не обращал внимания, и ему было пофиг, успеваю я за ним или нет. Из-за этого мне пришлось бежать и на выходе из дома я только чудом не влетел лобешником в дверной косяк. Надо ли говорить, что мне такое отношение ой как не понравилось. Но сделать-то я ничего не мог, поэтому пока пришлось смириться и идти, куда ведут.
Целый день я изображал хвостик, следуя за этим дедом, и, надо сказать, возненавидел я его за этот день всей душой.
Не могу с уверенностью сказать, чего хочет добиться старик, но скорее всего пытается сломать ребёнка, внушить чувство ужаса к себе и сделать послушной игрушкой. За малейшую провинность, к числу которых относилось любое промедление в выполнении команд старика, следовало наказание в виде удара хворостиной. Уже ближе к обеду я просто не мог сидеть на избитой заднице, и мне со страшной силой хотелось прирезать этого деспота. Весь день мы с ним носились на пролётке по немаленькому поместью, и не проходило часа, чтобы я не отхватил хлесткий удар по заднице хворостиной, которая, казалось, приросла к руке старика.
Этот урод настолько меня измотал, что в голове у меня кроме мысли «ну нафиг такое воспитание» ничего другого не появлялось.
Что говорить, если в памяти не особо отложилось, что я увидел за день в поместье. К вечеру у меня не осталось сил не то что нормально поужинать, я даже не смог рассказать маме об этих издевательствах. Вырубился, кажется, ещё за столом.
Следующий день поначалу ничем не отличался от предыдущего.
Проснулся от знакомого «бу бу бу» за стенкой. По-быстрому сбегал на горшок. Немного подумал и начал самостоятельно одеваться, благо вчера приметил, где что лежит. В голове у меня при этом крутилась куча планов, как избежать опеки старика, а лучше — дискредитировать его в глазах мамы. Сомневаюсь, что хоть какой-то матери понравится, что её ребёнка избивают у нее на глазах. Так что мне нужно спровоцировать старика на необдуманные действия. Посмотрим, чем это все может закончиться. Если не поможет — хоть из дому уходи, что в моем нынешнем возрасте смерти подобно.
Кстати терзал меня и ещё один вопрос: неужели мама не видела у меня на заднице последствия воспитания? Ладно в спальне вечный полумрак и что-либо рассмотреть не представляется возможным, но ведь наверняка в той же бане можно все увидеть.
Непонятно все и странно.
Сразу после завтрака, не дожидаясь, пока дед снова потащит меня на улицу, я покинул стол раньше него и под недоуменный вскрик мамы понёсся на выход из дома со всей возможной скоростью.
Снаружи я не задумываясь кинулся на выход из усадьбы — просто ещё вчера подметил, что во дворе спрятаться негде, а вот за воротами, в обширных диких кустарниках или зарослях крапивы можно скрыться без особых проблем.
Выбрал я, кстати сказать, в качестве укрытия как раз крапиву. Вряд ли кто догадается, что ребенок туда полезет, поэтому я и решил прятаться именно там.
Обжегся, конечно, притом сильно, но боль перетерпел, хоть и чувствовалась она на порядок сильнее, чем во взрослом теле. Зато затихарился надёжно.
Сидеть мне в своём укрытии пришлось больше часа, ровно до того момента, когда ругающийся как сапожник дед уехал на своей пролётке.
Надо сказать, искали меня на совесть, звали, кипишевали и обшарили все ближайшие заросли, но вот в крапиву и не подумали лезть. Поэтому и не нашли.
Дождавшись отъезда деда, я аккуратно выбрался из крапивы и деловито направился к заплаканной маме, которая, увидев меня в целости и сохранности, казалось, сошла с ума. Сначала нашлепала по попе, причем скорее погладила, боясь причинить боль, потом зацеловала и затискала, причитая, как она испугалась. В общем, проявила в полной мере чувства перепуганный мамы, и это затянулось надолго.
Только когда она немного успокоилась, я приступил к реализации своего плана и спросил ее:
— Мама, а ты меня совсем совсем не любишь?
Сказать, что озадачил её этим вопросом, это ничего не сказать. Мама растерялась, из глаз у неё снова полились слезы, но она все же смогла ответить:
— Что ты такое говоришь, Ванечка? Да я тебя больше жизни люблю.
— А почему ты тогда позволяешь этому злобному старику издеваться надо мной?
Мама немного отстранилась и, чуть улыбнувшись, ответила:
— Нет, Ваня, ты неправильно все понимаешь. Дедушка хочет для твоего же блага научить тебя управлять имением и передать тебе все свои знания, которые необходимы человеку твоего положения.
Угу, про положение я позже узнаю поподробнее, сейчас надо ковать железо, пока оно горячее.
— Мама, а ты точно знаешь, что он учит, а не просто издевается?
Говорил я максимально серьёзно, глядя маме в глаза, и, похоже, её проняло.
— Ваня, я не понимаю, почему ты так говоришь.
— Мама, а ты любишь спектакли?
— Странный вопрос, к чему ты его задал? И откуда вообще знаешь о спектаклях?
Я проигнорировал её вопрос и предложил:
— Мама, а давай устроим спектакль, и ты посмотришь своими глазами на методы воспитания деда.
Было хорошо видно, что женщина не на шутку озадачена поведением ребёнка, которое ему совершенно не свойственно, и не понимает, как себя вести. Чтобы она приняла нужное мне решение, я начал канючить.
— Мама, ну пожалуйста, если правда меня любишь, давай сделаем, как я прошу.
Ну да, я сейчас нагло манипулировал и давил на слабое, а что мне оставалось делать. Терпеть издевательства и ждать, пока вырасту и смогу дать отпор? Плохой вариант, так ведь можно и в известный ящик сыграть, что, вероятно, и случилось с ребёнком, чьё тело я занял. Нет уж, раз подвалила мне ещё одна халявная жизнь, буду всеми силами стараться её сохранить. Да и вообще — жить хочется в любви и согласии, а не в страданиях и истязаниях. Поэтому я сейчас стараюсь изо всех сил в надежде на лучшее будущее.
Мама колебалась ещё довольно долго, но все же согласилась. Да от нее и не требовалось ничего сверхсложного. Только и надо, чтобы она к возвращению деда была там, откуда ей все будет хорошо видно, а сама она останется незамеченной.
Это уговорить её было сложно, а когда она наконец согласилась, то включилась в эту своеобразную игру со всем старанием.
Подходящее место для скрытого наблюдения подобрали довольно быстро. Не очень приятное для благородной дамы, но в плане скрытого наблюдения — лучше не придумаешь. Из глубины конюшни просматривался практически весь двор, а вот тем, кто был во дворе, увидеть стоящего внутри человека, было проблематично. Мама хоть и покривила маленько свой симпатичный носик, но согласилась, что лучше не придумать, поэтому скрепя сердце пообещала занять эту наблюдательную позицию. Да и недолго ей там сидеть — только чтобы посмотреть на сцену моего воспитания, а это должно быть быстро, по крайней мере я на это надеюсь.
Решив этот несомненно важный вопрос, мы занялись каждый своими делами. Мама хлопотала по дому, командуя служанками, а я, изображая никому непонятную игру, принялся исследовать дом и территорию вокруг него.
Начал я, естественно, с самого дома, который был даже больше, чем я предполагал. Вчера из-за гадского деда рассмотреть его во всей красе я был не в силах. Построен он из красного кирпича в хрен пойми каком стиле, как-то не разбираюсь я во всей этой лабуде.
Одноэтажное здание, состоящее из более высокой центральной части и двух крыльев, стены которого были шириной чуть ли не в метр. Как я уже говорил, эти стены сложены из кирпича, поэтому, наверное, и ещё из-за стрельчатых окон, мне они напоминали перенесенный сюда неведомой силой кусок крепостного сооружения. Смотрелось все немного мрачновато, как на мой вкус, но из-за черепичной крыши достаточно приятно.
В центральной части дома располагался огромный зал, разделенный на две части. Одна часть была заставлена удобной массивный мебелью и выполняла роль своеобразной гостиной. Здесь же с тыльной стороны здания была пристроена довольно большая кухня. В правой стороне дома располагались несколько хозяйских спален, небольшая столовая и ещё одна такая же небольшая гостиная. В левом крыле я обнаружил большой банкетный зал, несколько гостевых спален и пару помещений, выполняющих роль комнаты для курения и бильярдной. К этому же крылу, к его тыльной части примыкало помещение, где проживали слуги.