Все это указывало на немалый достаток живущих здесь людей и носило следы относительно недавнего ремонта. Да и практически вся мебель в доме была новой, так что в голову мне невольно лезли мысли, что все это здесь появилось совсем недавно.
Закончив изучать дом, я собрался было заняться исследованием других помещений на территории усадьбы, но этому помешал вернувшийся дед.
Очень удачно получилось, что я вышел из дома как раз в момент, когда он только появился в пределах видимости.
Поэтому, пока он преодолевал оставшийся участок дороги длиной метров в семьсот, мы с мамой успели подготовиться к будущему спектаклю. Она спряталась в конюшне, а я изобразил, что играл с найденными во дворе деревянными щепками. Казалось, что я так увлекся, что не заметил въехавшую во двор пролетку.
Старик меня не разочаровал. Я, конечно, за ним не наблюдал, чтобы не спугнуть и не испортить спектакль, но судя по тому, как быстро он до меня добрался, он буквально выпрыгнул из пролетки на ходу.
Когда он схватил меня за руку и начал охаживать хворостиной, я, заскрипев зубами, только и подумал: «что же, сука, так больно. Побыстрей бы вырасти и ответка не замедлит себя ждать».
Как ни крепился, а слезы все равно непроизвольно брызнули из глаз и не только от боли, но и от обиды тоже, потому что я не мог повлиять на ситуацию и дать сдачи. Зато у мамы этих сил нашлось, наверное, на двоих.
Она сначала попыталась остановить вошедшего в раж старика словами.
— Сударь, как вы смеете обращаться подобным образом с моим сыном!
Уж не знаю, не услышал её старик или просто забил на нее, но он продолжал хлестать меня хворостиной, при этом ещё и приговаривая:
— Я тебя, ублюдок, научу порядку. Ты у меня узнаешь, что такое дисциплина…
Мама, естественно, не осталась сторонним наблюдателем. Она поняла, что её не слышат, и с визгом вцепилась ногтями в лицо старика, начав при этом громко звать какого-то Кузьму на помощь.
Все дальнейшее для меня слилось в какой-то безумный калейдоскоп событий.
Опешивший дед, отдирая руки мамы от лица, пытается от неё отстраниться. Та, в буквальном смысле обезумев, полосует ногтями это самое лицо, забыв обо всем на свете. Откуда-то из-за дома выскакивает здоровенный мужик с топором и несётся к схватке. Из дома выбегают служанки и без малейших сомнений кидаются туда же.
Я, размазывая слезы и забыв про боль в мягком месте, только и успел подумать, что спектакль удался, как все резко закончилось.
Дед вдруг каким-то реально командирским голосом рявкнул:
— Всем стоять!
И что странно, все вдруг замерли, а он уже спокойным голосом спросил:
— Елизавета, ты что тут устроила?
У меня на миг сердце дало сбой, а в голове пронеслось торнадо из мыслей, и главная была такая: не дай бог мама сейчас включит заднюю.
Пронесло. Мама вытянулась в струнку, задрала подбородок и ледяным тоном начала говорить:
— Сударь, потрудитесь объясниться, кто вам позволил так обращаться с моим сыном? Какое вы имели право поднимать на него руку? Как смели вы обзывать его срамными словами?
Дед на удивление не стушевался и, как бы раздумывая, произнес:
— Ишь ты как заговорила. Забыла, кто ты есть? Так и норовишь в мужские дела нос сунуть?
Мама от такой отповеди на секунду онемела, потом ее лицо окаменело, и она перебивая монолог дела, с какой-то яростью буквально выплюнула:
— Вон. Вон из моего дома, — затем она повернулась к мужику с топором. — Кузьма, проводи господина, он уезжает.
На миг она запнулась и, обращаясь уже к деду, добавила:
— Я обязательно напишу Петру Ивановичу и поведаю, как вы обращаетесь с его сыном.
Дед хотел было что-то ответить, но мама не позволила и снова будто выплюнула:
— Вон. Не желаю больше вас видеть и слышать.
Затем она отвернулась от него, подошла ко мне и, подняв на руки, тихо сказала:
— Прости меня, сынок. За все прости.
Она уже направилась было к дому, когда я, слегка ошарашенный происходящим, неожиданно для себя самого повернул голову к бородатому мужику и звонко сказал:
— И проследите, чтобы нас не обворовали, а то он может, — с этими словами я обличающе и совершенно некультурно указал пальцем на дела.
Ох, как того перекосило. Посмотрел на меня так, что я понял: злее врага у меня не будет. Но вот почему-то не испугался я этого ни разу, наоборот про себя подумал: «встретимся ещё и тогда посмотрим, кому придётся горевать».
Мама на эту выходку отреагировала улыбкой и ничего не сказала. Вместо этого только ускорила шаг, и уже через пару минут мы были в гостиной, где неожиданно случился второй акт этого спектакля.
А началось все с того, что она решила посмотреть на мою попу и оценить нанесенный дедом ущерб. Когда же сняла штаны и увидела мою задницу, то охнула, прикрыв рот рукой. Секунду мне казалось, что она снова расплачется, но нет. Она как-то сдержалась, включила снежную королеву и громко произнесла с вопросительной интонацией:
— Варвара?
В комнате тут же материализовалась одна из служанок, которую мама спросила, указывая на мою попу
— Ты когда мыла ребёнка, видела это?
Служанка неуверенно кивнула.
— Почему мне не доложила?
— Жозеф Степанович не велел.
— Вот кааак, — протянула мама. — Не велел значит.
Она снова одела меня и, секунду подумав, сказала, как отрезала:
— Позови Марию, а сама сегодня же отправляйся в деревню к родителям. Здесь ты больше не нужна.
Служанка, ахнув, упала на колени и начала что-то лопотать, умоляя её пощадить, но мама была непреклонна, она процедила сквозь зубы:
— Уйди с глаз моих, не доводи до греха, иначе у тебя задница станет похуже, чем у моего сына.
Этих слов оказалось достаточно, чтобы девушка исчезла, будто испарилась. Мама же, устало присев рядом со мной на диван, произнесла с какой-то запредельной грустью:
— Никому нельзя верить, ни на кого положиться нельзя.
Я, чтобы хоть как-то отвлечь её от этой истории спросил
— Мама, а кто такой Пётр Иванович, которого ты назвала моим папой?
Похоже, не тот вопрос я задал, пытаясь сменить тему, потому, что мама ещё больше посмурнела, но при этом тяжело вздохнув, ответила:
— Пётр Иванович Багратион, — тут она запнулась и зачем-то добавила: — Князь.
Я только и подумал: «да ну нафиг, у Багратиона не было детей, я же читал об этом…».
Глава 2
Следующая мысль меня напрягла. «Может, потому и не было сына у Багратиона, что вредный старик уморил мальца?»
Надо, наверное, пользуясь случаем, пока мама расклеилась, узнать все местные расклады. Только как бы все это сделать поаккуратнее, чтобы не спугнуть.
Секунду подумал и спросил:
— Мама, а кто нам этот Жозеф Степанович?
Я хотел ещё про имя его спросить, почему оно такое странное, но запнулся. Очень уж мама внимательно на меня смотрела, слегка прищурив глаза.
Ну да, слышать подобные вопросы от пятилетнего несмышленыша — это тот ещё трэш. В голове пронеслась уйма вариантов, как объяснить женщине такое поведение ребёнка. Благо в прошлой жизни я прочитал уйму книг про попаданцев, и теперь мне, по сути, надо было всего лишь применить придуманные когда-то разными авторами алгоритмы действий в подобных ситуациях.
Поначалу я хотел сказать ей, что прожил во сне целую жизнь, например, семьдесят лет в будущем, и теперь я опытный и повидавший жизнь человек. Но, поразмыслив немного, я нашёл вариант получше. Дело в том, что когда-то в прошлом я интересовался судьбой героев Отечественной войны двенадцатого года, так что кое-что знал о предках своего нынешнего отца. Вот я и решил сыграть на этом и сказать, что это память предков. Объяснить всю эту несуразность тем, что предки мне подсказывают, учат и помогают, потому что наш род может прерваться с моей смертью. Я ведь помню, что родных детей у Багратиона не осталось, или о них ничего не известно. Но пока я начал говорить, акцентируя внимание мамы на другом.
— Мама, а у нас в селе есть священник?
— Почему ты спрашиваешь? — как-то даже напряженно сказала мама.
— Просто хочу рассказать тебе сказку, которая тебе может не понравиться, и я думаю, тебе после этого тебе захочется позвать священника, чтобы он окропил меня святой водой. Чтобы не терять времени, которого у нас и так мало, предлагаю отправить за ним горничную. Пока батюшка доберётся до усадьбы, я расскажу свою сказку, и я надеюсь после его визита ты все поймешь и воспримешь как должное.
На маму было больно смотреть. Я почему-то уже начал воспринимать её как свою мамой, самую что ни на есть настоящую. Поэтому, сейчас видя её непонимание, растерянность и испуг, испытывал жалость и сострадание к этой женщине.
Надо отдать ей должное. Находясь в жутком раздрае чувств, она тем не менее не стала задавать никаких вопросов. Позвала Фросю, оставшуюся у нас горничную, и отправила её за батюшкой.
После этого я зауважал её ещё больше. Не могу сказать, что она чувствовала при этом, но смотрела она на меня очень напряженно и с подозрением.
Когда служанка ушла, я, собравшись, насколько это было возможно, начал говорить.
— Мама, я тебя прошу, отнестись к моим словам очень серьёзно и постарайся поверить: все, что я тебе расскажу, не плод воображения малолетнего дитяти, а самая что ни на есть незамутненная правда.
Мама, встряхнув головой и сделав большие глаза, неожиданно спросила:
— Сынок, в тебя бес вселился? Ребёнок в твоём возрасте не может так изъясняться.
— Нет, слава богу, в меня никто не вселялся. Наберись, пожалуйста, терпения и послушай мою сказку.
У мамы затрепетали реснички, глаза наполнились слезами, но при этом она кивнула, и я начал свой рассказ.
— Я не могу точно сказать, когда это началось. Поначалу, когда ко мне во сне начали приходить разные дядьки и рассказывать, что они мои предки и хотят помочь, я им не верил и сильно боялся. Потом, когда я понял, что они не хотят причинить мне боль или как-то еще навредить, я начал с ними разговаривать. И они стали рассказывать мне о всяком разном полезном и умном. Я думаю, если бы не предки, я, наверное, сошёл бы с ума от ежедневных избиений. Наверное, я и правда был на грани, раз они появились. Не знаю. Главное, что они и правда помогли и до сих пор помогают. Это они придумали, как сделать так, чтобы ты увидела и оценила истинную сущность твоего свекра. Я только делал то, что они подсказывали. Они же посоветовали мне сейчас открыться тебе и рассказать все как есть.