Однажды я был свидетелем ситуации почти комической. Я стоял в небольшой очереди на исповедь к о. Александру, которая шла параллельно службе, и поневоле стал свидетелем того, как одна из прихожанок, которая ему исповедовалась, принялась отчитывать о. Александра, уличая его в измене, непонимании и прочих грехах. Случай редкий, но не необычный. Необычным было то, что священник смиренно все это выслушал, словно это он пришел на исповедь к своей прихожанке, а не она к нему. Он так и стоял и слушал, не возражая ни словом, не прерывая гневную девушку ни на мгновение, до тех пор, пока ее обличительный пыл не начал иссякать и терять силу. Произошло это совсем не скоро, но в конце этого периода, когда все утихло, я снова услышал его ободряющий, низкий голос, а через некоторое время «исповедовавшаяся» прихожанка сошла с клироса совершенно сияющая и, видимо, успокоившаяся.
В один из первых месяцев знакомства я оказался у него дома вместе с сыном моей первой жены. Мы поднялись на второй этаж, занавески были распахнуты, было лето, и в комнату влетела то ли оса, то ли шершень. О. Александр открыл окно шире и стал выгонять гостью в окно сложенной газетой. Оса, кажется, быстро догадалась, что ей предлагают сделать, и уверенно нашла выход на улицу. О. Александр повернулся к нам и как-то даже смущенно прокомментировал: «Я стараюсь их не убивать».
Единственный наш снимок вдвоем, который у меня сохранился, оказался совершенно фантастическим: две наши головы на чернильно-черном фоне – его сияющее чело и мое лицо – как два светлых острова – фотография была сделана как раз против света того окна, куда улетела оса.
Вообще его отношение к природе было совершенно особым. Когда я несколько раз жаловался ему на приступы депрессии, он говорил такие вещи: Сейчас служба кончится, не торопитесь домой. Идите, прогуляйтесь к лесу. Любое дерево, любой куст хотят помочь вам. Возьмите в руку ветку, постойте так какое-то время, почувствуйте жизнь дерева, которую оно вам протягивает. Только не забудьте представить себе, что это не просто ветка, а это рука, которую вам протягивают, рука помощи.
…пробуждение и реальный контакт с Богом были для о. Александра нормой, раскаленной реальностью…
Он видел мир по-другому…
Человек, находящийся в постоянном контакте со своим источником, и человек, находящийся в постоянном контакте со своим эгоизмом, – это представители двух разных рас. Такие люди видят все различно.
Я думаю еще более различно, чем крот и орел. И если из первых состоит большинство населения земного шара, то из вторых – меньшинство. Нормой всегда воспринимается видение большинства. Именно под видение большинства подстроены действующая этика, мода, политика, нравственность, и никогда не наоборот. И нравственность, и правда всегда следуют за бытовым мышлением большинства. Они всегда под него подстраиваются. Это выглядит и комично, и трагично. Однажды общество слепых, довольно-таки могущественное и многочисленное, решило объявить, что именно они являются зрячими. И, как ни странно, им все поверили. Слепые ввели свои законы, свою правду и свою этику. А также свой совет, на котором решали, кто этой правде соответствует, а кто нет. И когда однажды среди них появился зрячий и обратил внимание членов многочисленного общества на дефект их зрения, реакция была обычной. На совете было принято решение, что этот человек с его способностями не соответствовал правде и представлениям о нормальных способностях человека как они есть на самом деле. Поэтому на совете его приговорили к смертной казни. Имя совета было Иудейский синедрион, а имя преступника Иисус из Назарета.
Такие люди, как Рамакришна, Франциск, Сергий, видят мир совсем не так, как мы. И у них в этом мире «своя выгода», отличающаяся от нашей. Именно в силу того, что они находятся в постоянном контакте с Первоисточником Бытия, Отцом, Матерью (неважно, кто как это называет), рядом с которым гора дымится, березы истлевают в своем смысле, а масштабы меняются и наводятся на непривычную резкость – только они и видят реальность, а не сны. Но почти все дорожат именно собственными снами, тем более отождествляя их с единственной реальностью. Мы подстраиваем под них Библию и Нагорную проповедь. При помощи снов и фрагментов сновидений в качестве оптического и смыслового инструмента уважаемые сновидцы трактуют и объясняют Библию и действия Христа вместо того, чтобы проснуться. Все они – чаще всего порядочные люди. И руководитель Церкви, Патриарх или Папа, всегда будет воплощенной правдой сновидцев, а не пробудившихся слепцов, а не Христа. Этот факт одно время меня сильно удивлял. Потом возмущал. Сейчас я принял это как есть. Но этот факт может и не иметь надо мной власти…
О. Александр видел мир по-другому. У него в мире была «своя выгода» которую никак не могли уловить люди, так или иначе с ним связанные. Чтобы ее уловить, нужно было проснуться, но для большинства пробуждение равнозначно самоубийству. Поэтому эту выгоду не могли понять те люди из органов, которые меня допрашивали в 91-м году, назначив мне встречу в отделении милиции на Беговой улице. У меня сняли отпечатки пальцев, что тогда было совсем не такой распространенной процедурой, как сегодня при выезде в те или иные страны, и стали задавать множество вопросов по поводу отца Александра. Тогда расследование убийства священника как-то обреченно зашло в очередной тупик, а для отчета нужна была та или иная версия. В связи с формированием очередной меня и вызвали. Я должен был уличить одного из священников в гомосексуализме, чего я не сделал, а также найти кого-то из своих знакомых на нескольких фотографиях. Никого из знакомых на них не оказалось, и лишь на одной из них человек, снятый со спины, показался мне похожим на о. Александра, о чем я и сказал своим «собеседникам». Они презрительно улыбнулись. «Туда вашего Александра и на версту не подпустили бы, – презрительно заметил мужчина в штатском, – не тот калибр». Он давал мне понять, что на фотографии были изображены некие высшие и самые уважаемые чины Русской церкви. «Не уверен, что их пустят туда, где он сейчас», – пробормотал я, но они даже не удосужились мне ничего ответить – чего разговаривать с идиотом.
Знаете, я тогда почувствовал, что стену эту не пробить. Главное, что она, эта стена, сновидцами не ощущается, они предпочитают жить и чувствовать так, как будто их реальность – главная и единственная. Больше того, я сам на три четверти все еще продолжал жить в этой общей с ними реальности, просто я противодействовал им в этой же реальности. Это не было иным качеством жизни. Я спал вместе с ними. Чтобы проснулся весь мир, мне надо было проснуться самому.
Священники, которые «продолжили дело отца Александра», – честные, порядочные люди. Но существование их в основном проходило и проходит как раз в общей и понятной для большинства реальности сновидения, которую Церковь должна разрушать, а вместо этого утверждает, она лишь придает ей некоторый этический сдвиг, ничего, по сути, не отменяя. Во всяком случае, когда я пытался говорить с ними о том, что выходит за пределы этой парадигмы, я встречал реакцию, которая мне напоминала тот быстрый и понимающий взгляд, которым обменялась моя мама с женой, когда я рассказал им о таинственном Посещении той ночью.
Проще говоря – пробуждение и реальный контакт с Богом были для о. Александра нормой, раскаленной реальностью. Для его последователей они были нормой на языковом уровне, а не на жизненном.
Собственно говоря, это все объясняет.
Мне рассказывали, как о. Александр разыскивал меня, человека ему еще не очень знакомого, когда я как-то, не предупредив, уехал из Новой Деревни, не дождавшись назначенной встречи. Он был встревожен и обеспокоен, не случилось ли чего со мной. Я вспомнил этот случай позже, в 90-е годы, когда в достаточно серьезный момент своей жизни почти на два года исчез из церкви, которую возглавлял священник, близкий при жизни к о. Александру. Когда я через два года появился в церкви, то подошел и поздоровался и со своим духовником. Он мне вежливо ответил: «Здравствуйте» и продолжал разговаривать с кем-то из своих знакомых. Ни вопросов, ни удивления. Меня это тогда поразило и обидело. Я долго старался понять (даже отдавая себе отчет в эгоистической составляющей своего возмущения), почему исчезновение «овцы», а также ее появление больше не вызывают ни тревоги, ни радости у пастыря.
Вопросы к знакомым из прихода стали возникать очень быстро. Вскоре после смерти о. Александра я делал радиопрограмму, для которой мне понадобились аудиозаписи с его голосом, и я обратился к одному из прихожан, который время от времени записывал его на любительский магнитофон и собрал целую фонотеку. Однако все оказалось не так-то просто. Кассеты с записью я не получил. Сначала я не мог понять, почему. Потом выяснилось, что мы не просто братья по вере, и это не просто программа о любимом священнике, но что речь идет еще и о коммерческом продукте. Одно мутировало в другое с такой скоростью и неожиданностью, что я не сразу понял, что мне отказывают. Думаю, я многого не понимал ни тогда, ни раньше.
Я ни разу не слышал, чтобы о. Александр хоть кого-то осуждал.
«Богословское» отступление и немного о марсианах
Я никого не призываю к мистике. Те, кто говорит о ней, обычно исходят из предположения, что Бог – это невидимый объект, который с помощью неведомых действий открывается тем или иным людям, которым, в общем-то, не стоит особенно доверять. На это я скажу – не доверяйте.
Ищите Его сами. Только имейте в виду, что Бог никогда не был и не будет объектом. Что Он существует не сам по себе, а как «пространство между вами и Им». Бог – это общее для вас пространство, это качество диалога, на который вы способны с Запредельным, с Источником. Он до какой-то степени и есть ежедневный, обычный Вы.