– Ну а от меня что вы хотите? – спросил дон Баррехо.
– Ты все еще связан с тихоокеанскими флибустьерами?
– Да, они частенько ко мне заходят.
– Их база, как и раньше, находится на острове Тарога?
– Да, хотя испанцы много раз пытались их оттуда выбить.
– Кто командует флибустьерами?
– По-прежнему Равено де Люсан.
– А Дэвид?
– Он отправился к мысу Горн, и с тех пор о нем ничего не слышно.
– А много флибустьеров на Тароге?
– Да сотни три, говорят.
– Тогда, сеньор Буттафуоко, нам необходимо повидаться с Равено де Люсаном. Без поддержки его людей невозможно справиться с таким серьезным предприятием. Не сегодня завтра испанцы узнают, что Великий кацик умер, и поспешат захватить земли этого богатейшего человека.
– В этом можно не сомневаться, – согласился Буттафуоко. – Маркиз де Монтелимар много лет ждал, когда сможет протянуть руки к сокровищам кацика, тем более что испанский король уже согласился на завоевание этих земель.
В этот момент, перекрывая шум дождя и удары грома, послышались сильные удары в дверь.
Дон Баррехо, некоторое время назад присевший, быстро вскочил на ноги и сказал Панчите, которая что-то вязала за огромной стойкой:
– Прикрути-ка фитиль, подружка.
– Кто бы это мог быть? – спросил Буттафуоко. – Уже скоро десять часов, а погода жуткая.
– Может быть, это ночной дозор? – предположил гасконец.
– А что, дозорные к вам заходят?
– Да, сеньор Буттафуоко.
– Дело осложняется.
– Вовсе нет, – возразил Мендоса, который, как настоящий баск, всегда мог найти выход из любого положения. – Давайте возьмем нашего приятеля Пфиффера за руки за ноги и отнесем его в погреб.
– А в случае опасности утопим его в бочке хереса, – добавил жестокосердый гасконец.
Второй удар, еще сильнее первого, чуть не разнес вдребезги дверное стекло.
– Быстрей уходите и погасите свет в погребе, – сказал дон Баррехо, а потом, обернувшись к жене, добавил: – Скорее поставь корзинку с самыми старыми бутылками, какие у нас только есть.
Мендоса и Буттафуоко подняли фламандца, закутали его во все еще мокрый плащ и торопливо спустились в погреб вслед за прекрасной кастильянкой, тогда как дон Баррехо приблизился к двери и спросил злющим голосом:
– Кто там еще? Уже поздно, черт вас дери, а таверна «Эль Моро» не ночной притон.
– Дозор, – ответил повелительный голос.
– Что вам здесь надо в этот час? Я ведь закрыл вовремя.
– Откройте.
– Подождите, дайте мне хоть штаны надеть, а жене – юбку. Черт бы вас побрал! Уже в Панаме и поспать нельзя.
Панчита вернулась, неся очередную корзину, полную бутылок, покрытых благородной паутиной, и поставила ее на стойку.
Гасконец подождал еще немного, доставляя себе удовольствие при мысли о том, как сейчас достается мокнущим дозорным, потом наконец решился открыть дверь, спрятав предварительно свою огромную драгинассу. Едва дверь отворилась, показались трое мужчин. Это были полицейский офицер и двое алебардщиков из ночной стражи.
– Buena noche, caballeros, – сказал гасконец, принимая удар судьбы. – Я как раз собирался лечь в постель. Жуткая ночь, не правда ли?
– Вы один? – спросил офицер изумленно.
– Нет, господин офицер, я шептал всякие нежные словечки своей женушке. Она, знаете ли, кастильянка.
– А вы? – спросил офицер.
– Я-то с Пиренеев.
– Край контрабандистов.
– Сеньор, я всегда был честным человеком, а мой почтенный род уже триста лет продает вино в Испании и Америке, – обиделся гасконец.
Офицер повернулся к нему спиной и обменялся вполголоса несколькими словами с алебардщиками, потом снова оборотился к дону Баррехо, начинавшему выказывать недовольство этим неожиданным визитом, и сказал:
– Сегодня в эту таверну вошел один сеньор, но отсюда он не выходил.
– Из моей таверны!.. – выкрикнул гасконец, делая вид, что упал с неба. – Может быть, он закатился под какой-нибудь стол и мирно спит?.. Панчита, погляди-ка хорошенько, нет ли в углах пьяных.
– Я никого не видела, – ответила прекрасная кастильянка.
– И тем не менее этот сеньор отсюда не выходил, – настаивал офицер.
– Боже милосердный! – воскликнул дон Баррехо. – Да уж не убили ли его в комнатах наверху?
– Нет, муженек! Я только что спустилась сверху, после того как приготовила нам постель.
– Карай! – взорвался офицер. – Хорошенькое дельце!
– Да, хорошенькое дельце! – повторил дон Баррехо.
Офицер обменялся парой слов с алебардщиками, сопровождая разговор широкими жестами, потом уселся за стол и приказал:
– А ну-ка, трактирщик, принеси чего-нибудь выпить. Мы промокли до нитки, и было бы неплохо закончить вечер у хорошего очага. Потом мы продолжим разговор, потому что мне обязательно надо узнать, куда делся тот сеньор.
– Я уверен, что вы его где-нибудь найдете, сеньор офицер, если только он не был духом. Не спрятался же он без моего ведома внутри какой-нибудь бочки или бутылки… Ах, Панчиточка, мы хотим отведать бутылки из того ящика, что мой дядя прислал из Аликанте[82]. Принеси-ка нам одну, я разопью ее вместе с дозорными.
– Да вот же их полная корзинка, – сказала кастильянка.
– Откупори одну, подружка моя, я предложу ее сеньору офицеру и его бравым солдатам.
Не каждый день случается выпить, не заплатив ни гроша, – особенно солдату, поэтому ночной дозор с большим удовольствием принял предложение хитрого гасконца.
Панчита принесла пять или шесть бутылок различного качества; кружки наполнялись и осушались несколько раз подряд, далекого дядю всё громче хвалили, не забывая и его племянника-трактирщика.
– Великолепный подарок от бедного дяди! – сказал гасконец. – Шестьдесят бутылок, одна лучше другой, составили этот дар – так дядя любит своего племянника. Пейте вволю, сеньоры, это вино мне ничего не стоило.
– Да мы и пьем, трактирщик, однако не забываем при этом того сеньора, что не вышел из вашей таверны.
– Вы полагаете, что я способен убивать людей, приходящих в мою таверну выпить вина? – с оттенком горечи спросил дон Баррехо.
– Я не считаю вас способным совершать столь ужасные преступления, – ответил офицер. – Однако я должен найти этого кабальеро.
– А!.. Это был дворянин?
– Я так думаю. Давайте теперь выслушаем трактирщика: кто сегодня приходил сюда выпить?
– Человек пятнадцать – двадцать, как европейцев, так и метисов. Для последних я держу превосходный мецкаль, который дам вам попробовать, если пожелаете.
– Оставим на время мецкаль. А не заметили ли вы среди посетителей высокого мужчину, одетого во все черное, с очень бледной кожей и белейшими, почти совершенно белыми, волосами?
Дон Баррехо принялся гладить свой лоб, закатил глаза к потолку, словно искал на почернелых балках какое-то вдохновение:
– Высокий… худой… с белыми волосами… весь в черном… конечно… должен существовать этот высокий сеньор… Он пил с двумя неизвестными.
– Значит, вы его видели? – спросил офицер.
– Я очень хорошо его помню, потому что сам обслуживал его. Он сидел в компании двух мужчин, пришедших чуть раньше него. До сегодняшнего дня я никогда не видел этих людей.
– Один из них средних лет, другой чуть постарше, с седеющей бородой?
– Точно, – ответил дон Баррехо. – Эта компания осушила немалое количество бутылок вот за тем столиком. Там и сейчас полно посуды. Потом, воспользовавшись моментом, когда ливень начал стихать, они ушли.
– Все вместе?
– Они держались друг за друга, потому что не очень прочно стояли на ногах. Черт возьми!.. В моей таверне пьют изысканные вина.
Офицер повернулся к одному из двух алебардщиков и сказал:
– Ты слышал, Хосе?
– Да, сеньор.
– Значит, когда тебя не было на посту.
– И все же, сеньор, клянусь вам, что я ни на шаг не удалялся от той подворотни, которая хорошо ли, плохо ли, но спасала меня от дождя.
– А может быть, твое внимание что-то отвлекло?
– Я это полностью исключаю, – решительно ответил алебардщик.
– Эх!.. Порой встретишься взглядом с какой-нибудь юной красавицей – и больше уже ничего не видишь, – предположил трактирщик.
– Я ничего не видел, кроме потоков воды.
– Что ты на это скажешь, трактирщик? – спросил офицер.
– Панчита, – позвал дон Баррехо.
Прекрасная трактирщица с готовностью подошла.
– Ты же ведь тоже видела этих сеньоров, которые опустошили не то семь, не то восемь бутылок?
– Да, мой Пепито.
– Они ушли от нас или нет?
– Если их больше нет за столиком, значит ушли.
– Вы поняли, сеньор офицер? – спросил гасконец. – Их было трое, а я не в состоянии убить, словно собак, троих христиан, а потом бросить их трупы… Куда? В нашем домишке нет даже колодца. Мне кажется невероятным, чтобы трое мужчин из мяса и костей исчезли, не оставив следа. Ну, если только это были дьяволята… Говорят, таковые встречаются среди этих псов-флибустьеров… По крайней мере, так говорят монахи в кафедральном соборе.
– Блондинистый мужчина, конечно, не может быть дьяволом, потому что он был слишком хорошим католиком, – ответил офицер, казавшийся озабоченным.
– Давайте осушим еще несколько бокалов, а потом приступим к тщательному осмотру моего дома. О!.. Подождите!.. У меня в погребке есть бутылка двадцатипятилетней выдержки. И четырнадцати дней. Я даю такую точную дату, потому что сегодня держал эту бутылку в руках. Хотите попробовать это вино, сеньор офицер?
– Тащите сюда эту бутылку, – ответил командир дозора. – У нас еще будет время осмотреть ваш дом.
– Панчита, лампу! – крикнул гасконец. – И подай мою драгинассу, потому как вся эта история с пропадающими людьми немножко попортила мне кровь.
Он взял и лампу, и шпагу, тогда как офицер, воспользовавшись его отсутствием, принялся строить глазки прекрасной трактирщице. Дон Баррехо спустился по лестнице в глубокий и очень просторный погреб, занятый разными бочками и бочонками. Но, проходя за стойкой, хитрец прихватил с собой кучку скатертей. Едва он добрался до последней ступеньки, как к нему подошли Буттафуоко и Мендоса.