— Что ж, — заметила Грейси, когда поезд вновь тронулся, — у нас довольно удачно получилось.
Дэвид Мюррей почти неохотно посмотрел на нее со своего места напротив, потом непроизвольно глянул в окно, будто опасался, что их могут увидеть. Был он бледен, беспокоен и вел себя, пожалуй, слегка вызывающе. На нем был темно-серый костюм и синий галстук, повязанный до того небрежно, что Грейси подалась вперед и, мило изображая упрек, принялась поправлять его.
— Тцц! Какой же он у нас неаккуратный, этот паренек, а его еще считают в Ливенфорде блистательным молодым юристом. К тому ж и дуется. Ты не рад разве, что на сегодня от работы освободился?
Он ответил, будто отмахиваясь:
— Да рад я, ты знаешь, что рад. Только, Грейси, будь осторожна, прошу тебя.
— С чего бы это осторожничать-то? — Она откинулась на спинку сиденья, ласково дразня его взглядом. — И каким же пугливым кавалером ты успел стать!
Он куснул ус нервно, угрюмо.
— Грейси, ты же знаешь, каковы люди! Особенно в Ливенфорде. Глупо и рискованно для нас отправиться в эту поездку.
Она не отвечала, а смотрела в окно на неяркий зеленый пейзаж, неспешно проплывающий мимо. Наконец быстро сказала:
— Я до того сильно люблю озеро, что захотелось увидеть его, каким мы видели его вместе в былые дни.
— Те дни миновали, Грейси.
Повисла пауза. Она все еще смотрела в сторону, свет из окна четко обрисовывал ее нежный профиль.
— Так ты поэтому не отвечал на письма, которые я писала тебе из Индии?
На этот раз его ответ спрятался в молчании.
Слабо улыбаясь, она повернулась к нему:
— А теперь, Дэви, есть Изабель. Я в себя не сразу пришла, когда тетя Кейт рассказала про твою помолвку. Глупенькая, я всегда думала о тебе как об одиноком и… верном.
— А ты, Грейси, была верной?
Она, казалось, не слышала вопроса, а продолжала тем же легким тоном:
— Помню Изабель в школе. В коричневом бархатном платье, в котором она напоминала чернослив.
— Грейси, ты всегда была не очень-то расположена к другим девочкам.
— Да, — спокойно согласилась она. — Мне больше по душе с мальчишками было. Как бы то ни было, уверена, ты будешь счастлив. Нисбет, бывало, говаривал, что лучшие жены получаются из неказистых домоседок.
— Это он по опыту?
Заливисто прозвучал ее веселый, заразительный смех.
— Это уже больше похоже на Дэвида Мюррея, какого я знала когда-то.
Пересилить себя ему не удалось, он улыбнулся наконец своей чуткой, беспокойной улыбкой.
Почему-то он никогда не мог устоять перед Грейси. Он ведь понимал, как неправильно, что он здесь с ней, что это дурацкий поступок. Когда в контору принесли ее записку с предложением отправиться в эту поездку, он, насупившись, порвал ее. Ему об Изабель надо думать, о своей вдовствующей матери, которая в самых стесненных обстоятельствах пошла на героические жертвы, дабы отправить его в колледж за дипломом юриста. И потом… есть же еще и карьера: ныне он самым благоприятным образом связан с отцом Изабель и по новой схеме кредитования газового завода, и по тендерам на городскую дамбу, и еще по десятку прибыльных дел. Все он понимал, а вот поди ж ты — он здесь, пустился-таки в опасную поездку под самым носом у города, всегда готового подозревать и строго осуждать.
Только они уже были в Маркинче, и времени на дальнейшие рассуждения не осталось. Вместе сошли с поезда и сели на поджидавший у пирса крошечный колесный пароходик. Почти сразу же звякнул сигнал отправления, концы были отданы, и желтые лопасти колеса взбили молочную пену на зеленой воде. Пароходик выбрался из маленькой гавани, потом, поворачивая, задрожал всем корпусом и направился в озеро. Оно было спокойно, день ясный, а поскольку было лишь самое начало сезона, пароходик оказался почти в их полном распоряжении.
Когда миновали остров Инчлейд, вода оказалась до того спокойной, что пароходные лопасти взбивали не волны, а широченную мелкую рябь, что тихими змеями отползала от кормы. Все вокруг словно замерло так, что слышно было, как где-то далеко плеснула рыба, а с противоположного берега доносилось четкое буханье молота из кузни в местечке Гилстон.
Прибрежные холмы вздымались круто, оттого озеро казалось глубоким, полным загадок и чудес. Крошечные причалы, к которым они подходили, пестрели распускающейся фуксией, а крытые соломой побеленные домики были похожи на райские игрушки.
Облокотившись на перила, Грейси, легко касаясь пальцами рукава Мюррея, любовалась прекрасным, как сон, пейзажем. Ни она, ни он ничего не говорили, разве что обращая внимание на появление чего-то особенного: вспыхнувшую изумрудом полоску темных папоротников, проблескивающий водопад среди высоких скал.
К полудню пароходик приткнулся в Данбеге, самой дальней точке своего маршрута. Здесь они сошли на берег и направились вверх по единственной пыльной улочке между настурциями, вьющимися у крылечек домов. Пароходику предстояло простоять у пирса два часа, загрузиться бочонками с молодой картошкой и отдохнуть в ослепительном свете дня, поджидая немногих пассажиров, разбредшихся по лесу.
В конце деревни Грейси с Дэвидом свернули на петляющую вверх по холму дорожку. Было очень жарко, воздух наполняло жужжание насекомых. По обе стороны дорожки рос высокий папоротник и витал пьянящий запах дикого тимьяна и шалфея. Грейси с Дэвидом, добравшись до вершины холма, стояли, любуясь раскинувшимся далеко внизу озером.
— Надо бы уже возвращаться. Перекусить чего-нибудь в таверне.
— Надо ли, Дэви?
— Ты разве не проголодалась?
Грейси покачала головой и села на сухой мягкий дерн рядом с зарослями цветущего ракитника.
— Слишком прекрасно вокруг, чтобы в помещении торчать.
После недолгих колебаний он присел рядом с ней. Помолчали. Потом, словно бы уходя в раздумья, она заговорила:
— Ты не знаешь, как часто там в палящую жару я представляла себе, как мы сидим здесь. Я несуразное создание, Дэвид. Жаль, объяснить не могу… не могу заставить тебя понять, почему у нас с тобой все пошло так, как пошло. На поверхностный взгляд я должна бы казаться совсем бессердечной… но в душе чувства, которые я питала к тебе, были сильны.
— Ты безусловно доказала это. — Глядя прямо перед собой, Мюррей цедил слова сквозь зубы. — Тебе ли не знать, что ты любила Вудбёрна.
Грейси покачала головой:
— То была не любовь, Дэвид. Если и было что, так это жалость. — Он резко развернулся и уставился на нее, его взгляд Грейси встретила бестрепетно и продолжила тихим ровным голосом: — Генри был болен, Дэвид, куда как серьезнее, чем кто-то мог предположить. Он месяцами лежал в санатории без всяких признаков улучшения. Одно легкое было поражено насквозь, другое начинало заболевать. О, я признаю, что поддалась его чарам и его бесстрашию. Такого, как он, раньше я никогда не встречала, но сильнее всего была скорбь, мысль, что ему так мало времени осталось, ослепляла меня, заставляла желать дать ему что-то взамен.
Две бусинки пота выступили у Мюррея на лбу.
— Не поздновато ли для этих интимных признаний? — спросил он голосом, которому пытался придать безразличие.
— Да, Дэвид, ты прав, — просто ответила она, — только это первая — и единственная — возможность, какая у меня за все время была.
Он не смел взглянуть на нее, но, когда наконец поднял глаза, губы ее тронула слабая улыбка, а ресницы затрепетали. И — вся осмотрительность прочь! — он рванулся к ней со вздохом, похожим на стон.
— Грейси, о Грейси! — шептал он, пропадая в сиянии ее глаз.
В тот вечер Дэниел возвратился в студию в пять часов, немного позже обычного из-за очень напряженного дня в академии. Еще издали увидел он поджидавшего его на пороге аптекаря, лицо которого выражало нетерпение.
— Ну вот и ты, — сказал он. — Как Грейси?
Дэниел почувствовал, как вспыхнуло у него лицо.
— У Грейси все очень хорошо, — тихо ответил он.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, она же сегодня путешествовала.
— А почему бы и нет? — бросил Дэниел, все больше раздражаясь. — У нее было дело в Перте.
Фармацевт пожал плечами и сказал:
— В Перте? Она на поезде доехала до Маркинча. Я сам в нем ехал.
Дэниел отпрянул. Он в упор смотрел на Хэя, а сердце у него медленно сжималось, замирало. В словах фармацевта усомниться он не мог. Среди многого причудливого, чем владел Хэй, у него имелось нечто вроде суденышка (странная причуда для такого сухаря-метафизика), маленький и ветхий плавучий домик, поставленный на якорь в Кэнти-Бей, бухте озера Лох-Ломонд, милях в пяти от Маркинча.
Там летом Хэй с приятностью проводил выходные, зачастую прихватывая с собой Дэниела с двоякой целью: поспорить и за компанию. Как раз плавучий домик и подтверждал сказанное Хэем: только на прошлой неделе он говорил Даниэлю, что намерен в среду поехать на озеро навести судовой порядок в своем хозяйстве и оставить распоряжения по закупке провизии.
Дэниел судорожно сглотнул. Пробормотал:
— Как ни кинь, а Грейси передумала.
— Бесспорно, — согласился Хэй, хрустя костлявыми пальцами. — Да-да, не поспоришь. Несомненно, потому-то с ней и был Дэвид Мюррей.
— Нет! — задохнулся Дэниел.
В ответ фармацевт лишь жалостливо повел плечами:
— Я своими глазами видел, как они садились на пароход на Данбег.
Острая боль пронзила Дэниела. Он вспомнил, как смотрел Грейси в лицо в это утро. Не говоря ни слова, он повернулся и побрел к студии. Там, войдя в крохотную прихожую, заметил письмо на стоявшем на тумбе латунном подносе. И тупо уставился на него.
Потом с невесть откуда взявшимся ощущением, что письмо уже видел раньше, он взял его. Это было его собственное письмо, отправленное Александру Лангу на ферму Метвен близ Перта. На конверте стояла пометка: «Адресат выехал. Адрес неизвестен».
Назавтра двери фотостудии в Уэллхолле были закрыты. Днем, часа в четыре, Дэниел сошел с северного экспресса и, выйдя с вокзала, устало и уныло направился домой. На полпути через пустошь он разглядел впереди фигуру женщины: то была его жена. По рабочей сумке, которую та несла, и понуро поникшей голове он понял, что Кейт возвращалась с еженедельного собрания церковного швейного кружка. Быстро догнал ее, и, поприветствовав друг друга, они пошли по проезжей дороге вместе.