Мюррей дышал с трудом. Неужели, думал он, уже до того дошло, что недоделанные городские щенки ошиваются вокруг нее? Он схватил молодого Мовата за воротник.
— Убирайся отсюда! — прошипел он. — Если через десять секунд не исчезнешь, я оттащу тебя прямо домой к твоему преподобному папаше и расскажу ему, где тебя поймал.
— О! Зачем? — струхнул Эдвард. — Послушай, в самом деле…
— Быстро! — прикрикнул Мюррей. — Тебе пять секунд осталось!
Дон Жуан бросил на Дэвида бледный взгляд, потом с испуганным: «А сам-то ты?» — поспешил убраться.
Мюррей облизнул губы, словно избавляясь от неприятного и горького привкуса. По крайней мере, он спас ее от унижения.
Дэвид продолжил свое бдение, и вскоре его сердце бешено забилось. Дверь дома № 3 отворилась, и вышла Грейси, без шляпы, в пальто, накинутом на плечи.
Заметно было, что она в нерешительности и явно обеспокоена. С того самого прихода Дэниела она не могла думать ни о чем другом, кроме своего сына, ребенка, от которого она отделалась много лет назад. Странные какие-то чувства, признавалась она самой себе, не любовь, а смесь беспокойства со страхом… Да, страхом ответственности, которую ее дяде понадобилось возложить на нее и к которой она в душе не была готова. Могла ли она начать жизнь сызнова на этой новой основе? Она не знала. Это новое испытание страшило ее.
Невидимый в тени, Дэвид наблюдал, как она остановилась на ступеньке, словно радуясь свежести вечернего воздуха. Потом двинулась дальше. Быстро поборов сомнения, Дэвид решился. И пошел за Грейси следом.
Она шла медленно, но без колебаний, будто точно знала, куда идет. Когда дошла до городской окраины, на углу старой дороги на Гаршейк, она остановилась под последним уличным фонарем. Не успев подумать, Дэвид оказался рядом с ней.
— Грейси!
Она обернулась, и ее глаза блеснули в бледном свете уличного фонаря. Грейси молчала. Может, была тронута? Наверняка не скажешь. Когда же заговорила, голос ее был ровен и тверд:
— Смотрите, а вот и наш уважаемый Дэвид Мюррей! Граф Мюррей собственной персоной!
— Издевайся надо мной, если хочешь. Я, признаться, этого заслуживаю. Но, Грейси! — Голос Мюррея вдруг сделался напорист. — Я должен поговорить с тобой.
— Графу желательно поговорить, — отозвалась она с еще большей насмешкой. — Только наверняка слишком уж поздно для разговоров. Кроме того, у меня свидание назначено с джентльменом. Я его жду.
— Ты не Хармона имеешь в виду?
— Почему бы и нет? — беспечно ответила Грейси.
Правда была в том, что накануне она почти обещала присоединиться к нему на время короткой вечерней прогулки, но, будучи в подавленном состоянии, чувствовала, что совершенно не способна сдержать это обещание. Она и пришла-то на место свидания как раз для того, чтобы уведомить его о своем решении. Но теперь, стоя перед Дэвидом, она предпочла о том позабыть и преувеличить значение этого события.
Мюррей крепко стиснул зубы.
— Он плохой парень, Грейси… Эгоистичный и безжалостный, несмотря на свои мягкие манеры… и такой чрезмерно тщеславный. У него тут были связи с другими женщинами. И не очень-то красиво они завершились. Хармон слишком опасен, чтобы с ним шутить. И доверять ему нельзя. Вовсю изображает из себя бедового холостяка, а у самого жена где-то в Англии. Он женатый мужчина.
— Скоро и ты будешь, Дэвид.
— Ради всего святого, Грейси, не будь ко мне так сурова! Я знаю, что вконец запутался. Но я… я люблю тебя, женщина. И я с ума схожу, видя, куда тебя несет, и весь город болтает о тебе, Грейси! Пойдем куда-нибудь и постараемся уладить все с тобой.
— Разве я не сказала тебе, что не могу? — Она помолчала, пораженная мыслью, от которой ее глаза вспыхнули горькой насмешкой. — Разве только ты согласишься пойти с нами… если ты не боишься Фрэнка!
Дэвид вновь вспыхнул:
— Я боюсь только за тебя.
Она, казалось, улыбнулась про себя, взгляд же ее обратился за него, туда, где послышались шаги по тротуару. К ним и в самом деле приближался Хармон.
— Добрый вечер, Фрэнк, — приветствовала его Грейси с той же наигранной веселостью. — Ну, не бычьтесь же вы так. Умейте вести себя. Похоже, у нас есть компания на сегодняшний вечер. Граф Мюррей намерен прогуляться с нами.
Хармон был явно выведен из себя из-за неожиданного присутствия Мюррея и мрачного и бесшабашного настроения Грейси.
— У него что, нет ничего получше, чем заняться? — колко спросил он.
— О, свят-свят! — воскликнула Грейси как бы с упреком. — Где ваши манеры, Фрэнк? Граф не привык к подобным грубостям. Если вы не будете более внимательны, он домой к маме побежит.
Несмотря на все подозрения Хармона, на лице его появилась улыбка.
— Пусть идет, если хочет, — безразлично заявил он. — Куда направимся?
— В «Ледивелл», Фрэнк. Вот место для избранной компании.
Фрэнк лишь пожал плечами, и они двинулись по дороге на Гаршейк: Хармон по одну сторону от Грейси, а Мюррей — в какой-то упорной ярости — по другую. Теперь, зайдя уже так далеко, Дэвид не намерен был отступать. Мысль о том, что Грейси встречается с Хармоном, ходит с ним в «Ледивелл», терзала его и полынной горечью отдавалась внутри.
— Ну же, не надо так огорчаться. — Грейси говорила с насмешливой заботой. — Понимаю, это не то, к чему ты привык, но тут таверна — единственное заведение. А от чего не исцелиться, с тем приходится мириться.
Таверна и в самом деле была мала и примитивна, всего-навсего длинная низкая комната с баром в одном конце и камином, где тлело бревно зеленого дерева, — в другом. На дощатом полу помещались два стола, с закопченного потолка свешивалась керосиновая лампа с треснувшим и покрытым сажей стеклом. В данное время в заведении было пусто.
Когда они вошли, никто их не встретил, потом дверь за баром со скрежетом открылась, и появилась высокая женщина с вязанием в одной руке. Тощее — кожа да кости! — создание с грубым лицом и воспаленными веками было хозяйкой. Заслонив глаза от света лампы, она разглядела Грейси, и лицо ее расплылось в льстивой улыбке.
— Это ж ты, моя дорогуша, со своим прекрасным, щедрым другом и еще с одним господином. — Пройдя вперед, она обмахнула рукавом угол одного стола. — Что будете?
— Мне виски, — коротко известил Хармон.
— А что пожелает граф? — поинтересовалась Грейси.
— Я тоже виски выпью, — сердито ответил Дэви.
— А мне мой обычный бокал портвейна. — Грейси села за стол между Хармоном и Мюрреем со вздохом притворного удовлетворения.
Мюррей, не сводя глаз с Грейси, взял свой стакан с виски, на его лице все еще горел темный румянец. Никогда, никогда не знал он ее такой, такой необузданной и развязной, такой мешающей смех с мрачной горечью и за всем этим прячущей печаль до того невыносимую, что, казалось, она того и гляди разорвет ей сердце.
Он любил и жалел ее — одновременно. Но все пуританское в нем отвращалось от ее присутствия здесь в таком настроении в такой сомнительный час.
Хотя Дэвид ничего не говорил, Грейси, должно быть, читала по его лицу. Она спокойно выдерживала его взгляд, а в ее глазах не гасла насмешка.
— Ты уж не молитвы ли творишь, Дэви, дорогой? Вид у тебя благочестивый. Полагаю, тебе бы по нраву пришлось, если бы мы псалмы запели? Или лучше свадебный марш? Из почтения к уважаемой мисс Уолди и избранным Ливенфорда?
Хармон, добавляя себе виски, коротко хохотнул, наслаждаясь унижением, отразившимся на лице Мюррея. Глаза Грейси вспыхнули. Вино ударило ей в голову.
— Вам легко смеяться, Фрэнк. — Неожиданно ее голос дрогнул. — Ничего другого не остается. Бедный дядя Дэн с его «любите друг друга и будьте добрыми»! Ненавидьте друг друга под завесой благочестия — вот девиз этого города. А если кто, по несчастью, собьется с ноги на церковном параде, то помогай тогда ему или ей небеса. — Она залпом выпила вино, а после отрешенно уставилась на пустой бокал. Голос ее стал мягче. — Когда я вернулась в Ливенфорд, у меня душа пела от радости. Я любила этот город, относилась к нему как к родному, чувствовала, что я снова дома. И что же меня ждало? — Глаза Грейси наполнились слезами. — Но меня это не волнует. Раз я им здесь не нужна, я уеду. Да, уеду, Дэвид Мюррей, знай, и пусть это хоть как-то утешит тебя. Дядя Дэн устроил, и он лучший среди вас… Я уеду…
Тут она, похоже, сорвалась на рыдание, сдерживая порыв раскрыть полностью то, что ожидало ее и что весь этот вечер тяжело сдавливало ей сердце.
— Слушайте, — сказала Грейси, — я спою вам песню. Самую нежную из всех нежнейших. В ней поется о девушке по имени Энни Лори, какой вполне могла бы быть и я.
Встав из-за стола, она ошеломленно посмотрела на них. Коптящая лампа окружила ее тенями, а запах горящего дерева наполнил ее волосы. Ее голос звучал сладко и искренне, с дикими, но нежными нотками, которые могли растопить любое сердце.
У Мюррея внутри стенала душа. Даже Хармона, казалось, в чем-то проняло. Он с вальяжным удовлетворением водил глазами по Грейси, ощутив вдруг в себе прилив чувства обладания. И, когда песня закончилась, он поднялся:
— Грейси, это было прекрасно… слишком хорошо для этой берлоги. Пойдемте отсюда. — Он взял ее за руку. — Вы сможете спеть еще что-нибудь у меня в номере.
Мюррей не мог больше сдерживаться. Как-то разом он забыл об осмотрительности, о своем положении и обстоятельствах своей жизни. В нервном возбуждении он вскочил, отбросив грохнувший позади него стул.
— Оставьте ее, — сдавленно произнес он. — Ей пора домой.
Все еще держа Грейси за руку, Хармон опалил его взглядом:
— Вы ко мне обращаетесь?
— Я вам говорю, чтобы вы оставили ее в покое.
— А то что? — спросил Хармон, не дрогнув ни единым мускулом.
Грейси хлопнула в ладоши, дико вскрикнув. Лицо Дэвида стало белым как бумага. Внутри его истерзанные чувства извивались змеями, но выпитый виски омертвил его снаружи, как человека, покрытого резиной. Он не ведал страха. И вдруг чрезмерное желание добраться до Хармона смело всякую осторожность. Он со всей силы ударил Хармона кулаком в зубы.