Но среди обычных душ в Хельхейме обитали и особые существа — те, кто служил богине по собственной воле. Древние короли и королевы, которые предпочли власть в смерти славе в жизни. Мудрецы и провидцы, для которых познание тайн мироздания было важнее мимолётных радостей существования. Величайшие мастера своего дела, которые нашли в смерти возможность довести своё искусство до совершенства.
В самом сердце этого странного царства возвышался дворец Эльвидир — «Дождливая Погода». Название было не случайным: дворец был построен не из камня или дерева, а из материализованной печали, из слёз, пролитых живыми по мёртвым. Стены его были прозрачны, как слёзы, но прочнее алмаза. Через них можно было видеть всё царство сразу, наблюдать за каждой душой, которая входила во владения богини.
В тронном зале Эльвидира, на троне из чёрного льда, который никогда не таял, восседала Хель — владычица мёртвых, дочь Локи, богиня, которая правила половиной всех умерших. Её внешность была воплощением двойственности самой смерти: правая половина тела сохраняла красоту живой девы — кожу белую, как молоко, волосы золотые, как спелая пшеница, глаз голубой, как летнее небо. Левая половина представляла смерть во всей её неприкрытости: иссохшую кожу тёмно-синего цвета, седые волосы, глаз белый, как катаракта.
Но эта двойственность не делала её уродливой. Наоборот, в ней была ужасающая красота истины о природе существования. Она была одновременно жизнью и смертью, красотой и разложением, надеждой и отчаянием. Каждый, кто видел её, понимал: смерть — не конец, а преображение.
Платье богини было соткано из туманов, которые поднимались с полей сражений. Оно постоянно меняло цвет — от белого до чёрного, от красного до серого, отражая настроение владелицы и состояние мира живых. Каждая складка ткани рассказывала историю чьей-то смерти, каждый узор был памятью о прожитой жизни.
Хель правила своим царством уже тысячелетия, с тех пор как Один изгнал её сюда вместе с другими детьми Локи — Фенриром и Йормунгандом. В отличие от своих братьев, которые стали врагами богов, Хель приняла свою роль и превратила изгнание во власть. Она стала необходимой частью мирового порядка, без которой цикл жизни и смерти не мог существовать.
Но власть над мёртвыми была также и проклятием. Хель не могла покинуть своё царство, не могла испытать радости жизни, не могла умереть. Она была вечно заперта между состояниями, наблюдая, как миллионы душ проходят через её владения, но никогда не участвуя в их судьбах полноценно.
Вокруг трона богини собирался её двор — самые выдающиеся из мёртвых, те, кто заслужил особое место в иерархии Хельхейма. Здесь был Бальдр, убитый сын Одина, который не мог вернуться к жизни из-за интриг самого Локи. Несмотря на то что именно отец Хель стал причиной его смерти, Бальдр не держал зла на богиню. Его мудрость и справедливость сделали его незаменимым советником.
Рядом с Бальдром стояла его жена Нанна, которая умерла от горя на погребальном костре мужа. Её любовь не угасла даже в смерти, и она стала символом верности и преданности в царстве Хель.
Среди придворных были и более экзотические фигуры: древние короли драугров, правившие до прихода людей в северные земли; духи рунических мастеров, знавшие секреты создания и разрушения; души великих скальдов, чьи песни до сих пор звучали в залах дворца, рассказывая истории о временах, когда мир был молод.
Сегодня двор казался особенно беспокойным. Мёртвые, которые обычно сохраняли спокойствие вечности, шептались между собой, обменивались взглядами. Причина их волнения была проста — ожидался визит Локи.
Хитроумный бог редко посещал свою дочь, и его визиты всегда означали перемены. Иногда хорошие, иногда плохие, но всегда значительные. Локи был воплощением хаоса, и даже царство мёртвых не могло остаться незатронутым его присутствием.
Хель знала о приближении отца задолго до его появления. Связь между ними была сильнее смерти, сильнее изгнания, сильнее времени. Она чувствовала его присутствие, как приближающуюся бурю, как изменение давления перед землетрясением.
— Моя госпожа, — тихо сказал Бальдр, подходя к трону. — Ваш отец пересёк границы царства.
— Я знаю, — ответила Хель, не поворачивая головы. — Интересно, что привело его на этот раз.
— Может быть, он просто соскучился по дочери? — предположила Нанна с мягкой улыбкой.
Хель усмехнулась — звук получился одновременно мелодичным и пугающим.
— Локи не знает, что такое простые человеческие чувства. Если он пришёл, значит, задумал нечто грандиозное. Или катастрофическое. Для него это одно и то же.
Локи появился в тронном зале не как обычные посетители — через врата смерти или мосты между мирами. Он просто материализовался из воздуха, как будто реальность искривилась вокруг его присутствия. Высокий, стройный, с огненно-рыжими волосами и зелёными глазами, полными хитрого ума. Чёрная мантия развевалась вокруг него, каждая складка переливалась, словно была соткана из северного сияния.
— Моя прекрасная дочь, — сказал он, делая театральный поклон, который мог быть и проявлением уважения, и скрытой насмешкой. — Как процветает твоё царство?
Двор мёртвых расступился перед ним — не из страха, ибо смерть освобождает от большинства страхов, а из осторожности. Все знали, что присутствие Локи означает изменения, а мёртвые предпочитали стабильность.
Хель изучала отца холодным взглядом. Её живой глаз смотрел с любопытством, мёртвый — с подозрением.
— Отец, — ответила она, и в её голосе звучало эхо тысяч голосов мёртвых. — Что привело тебя в мои владения? Обычно ты избегаешь напоминаний о смертности.
— Избегаю? — Локи засмеялся, и звук его смеха заставил стены дворца задрожать. — Дорогая моя, я ищу смертность. Ищу её новые формы, её неожиданные проявления. И сегодня я принёс тебе рассказ о самой интересной форме смертности, которую видел за тысячелетия.
Хель подняла бровь — единственную, которая у неё была.
— Расскажи, — приказала она, откидываясь на трон.
— Не здесь, — Локи оглянулся на придворных. — То, что я хочу сказать, предназначено только для твоих ушей.
Хель жестом отпустила свой двор. Мёртвые поклонились и разошлись, оставив отца и дочь наедине. Это был знак того, что Локи добился своего — он заинтересовал её настолько, что она готова была выслушать его без свидетелей.
— Теперь говори, — сказала Хель, когда последний из придворных покинул зал.
Локи подошёл ближе к трону, его движения были грациозными, как у хищника.
— Скажи мне, дочь моя, когда ты в последний раз встречала кого-то, кто не боится смерти?
— Глупый вопрос. Здесь полно тех, кто не боится смерти. Они уже мертвы.
— Нет, нет, — Локи покачал головой. — Я говорю о живом. О том, кто ходит по земле, дышит воздухом, но при этом не страшится твоей власти.
Хель задумалась. Таких действительно было немного. Некоторые герои, опьянённые славой, некоторые мудрецы, постигшие суть бытия, редкие святые, обретшие веру сильнее страха.
— Допустим, такие есть. И что?
— А что, если я скажу тебе о том, кто не просто не боится смерти, но уже прошёл через неё и вернулся? О том, кто умер, но живёт? О том, кто стал больше человека, но сохранил человеческую душу?
Теперь Хель была заинтригована по-настоящему. Она выпрямилась на троне, её мёртвый глаз засветился интересом.
— Продолжай.
Локи начал свой рассказ медленно, смакуя каждое слово. Он говорил о Викторе не как о фактах, а как о загадке. Воин, который был смертным, стал бессмертным, но сохранил душу смертного. Творение Одина, которое обрело собственную волю. Орудие богов, которое полюбило древнюю магию льда.
— Его зовут Виктор, — сказал Локи, произнося имя так, словно пробовал дорогое вино. — Когда-то он был сыном ярла, мечтавшим о славе и любви. Теперь он — нечто большее и одновременно меньшее.
— Один из творений Всеотца? — спросила Хель. — Таких было множество. Что делает этого особенным?
— То, что он сбросил оковы своего создателя. То, что он нашёл любовь в объятиях Белой Ведьмы. То, что он не просто существует, но живёт по собственным правилам.
При упоминании Кристины Хель вздрогнула. Владычица льдов была ей хорошо известна — древняя сила, равная по могуществу многим богам.
— Кристина приняла его?
— Не просто приняла. Они стали партнёрами. Равными. Двое бессмертных, которые нашли друг в друге то, что потеряли в трансформации.
Хель встала с трона и начала ходить по залу. Её движения были грациозными, несмотря на двойственную природу. Каждый шаг живой ноги звучал, как биение сердца, каждый шаг мёртвой — как звон погребального колокола.
— Почему ты рассказываешь мне о нём? — спросила она. — Что ты хочешь, отец?
— Я хочу видеть, что произойдёт, — честно ответил Локи. — Этот Виктор — аномалия в мироздании. Он может стать катализатором великих перемен. Или великих разрушений. Разве не интересно узнать, какой путь он выберет?
— И ты думаешь, что я могу на это повлиять?
— Я думаю, что ты единственная, кто может его понять. Ты тоже находишься между жизнью и смертью. Тоже была изгнана за то, кем являешься. Тоже превратила своё проклятие в силу.
Хель остановилась и посмотрела на отца. В её взгляде было что-то новое — не просто любопытство, но искренний интерес.
— Ты предлагаешь мне... что именно?
— Посмотри на него, — предложил Локи. — Используй свои скрижали. Изучи его душу. Реши сама, стоит ли он твоего внимания.
— А если стоит?
— Тогда, возможно, ты найдёшь то, чего искала, сама того не зная.
— И что же я искала?
Локи подошёл к ней ближе, его голос стал мягче, почти нежным:
— Равного, дочь моя. Того, кто может понять твою природу, не боясь её. Того, кто может встретить смерть лицом к лицу и не дрогнуть.
После ухода Локи Хель удалилась в свои личные покои — единственное место в Хельхейме, где она могла быть просто собой, а не богиней смерти. Комната была обставлена простой мебелью, но детали выдавали её истинные чувства.