Под его ладонью пень затрепетал. Чёрная кора начала трескаться, и сквозь трещины пробился зелёный свет. Слабый, но настоящий.
— Невозможно, — выдохнул дух.
— Ему нужна помощь, — сказал Виктор, не убирая руки. — Моих сил недостаточно. Нужна твоя сила тоже.
Король Зверей колебался лишь мгновение, затем опустился на колени рядом с Виктором и положил свои руки-ветви на пень.
Роща взорвалась светом.
Из пня выстрелил побег — крошечный, но полный жизни. За ним последовал второй, третий. Зелёный свет разлился по всей роще, пробуждая спящие семена, заставляя траву расти быстрее, чем обычно.
— Мой ребёнок, — прошептал Король Зверей, и впервые в его голосе не было боли. — Мой ребёнок жив.
Побеги росли, превращаясь в тонкие стволики. Пройдут века, прежде чем новое дерево достигнет размеров своего предшественника, но начало было положено.
Дух посмотрел на Виктора совершенно другими глазами.
— Кто ты такой, что можешь возвращать жизнь мёртвому?
— Тот, кто понимает твою боль, — ответил Виктор. — Я тоже потерял многое. Но нашёл способ не дать потере сделать меня монстром.
Король Зверей кивнул. Безумие ушло из его глаз, сменившись мудростью, которая была старше человеческой цивилизации.
— Прости меня, Страж Севера. Горе ослепило меня.
— Не за что извиняться. — Виктор встал, отряхивая колени. — Береги новое дерево. И помни — те, кто его сжёг, могут вернуться.
— Они не вернутся, — твёрдо сказал дух. — Теперь я буду готов.
Виктор кивнул и направился к выходу из рощи. Звери расступались перед ним, больше не проявляя враждебности. Некоторые даже тёрлись о его ноги, словно извиняясь за нападение.
Но когда он вышел за пределы священной рощи, холод ударил по нему с новой силой. Теперь он не сомневался — что-то случилось с Кристиной.
Виктор побежал через лес, не обращая внимания на ветки, царапающие лицо, и корни, цепляющиеся за ноги. Сердце билось так быстро, что, казалось, готово было выскочить из груди.
Он не должен был её оставлять. Какой же он дурак, что поверил незнакомому скальду!
Поляна, где они остановились на ночь, была покрыта льдом. Толстый слой инея покрывал землю, деревья, даже воздух, казалось, замёрз в неподвижности.
А в центре этого ледяного кошмара стояла статуя.
Статуя Кристины.
Виктор упал на колени перед ней, протягивая дрожащие руки к ледяному лицу возлюбленной. Черты были переданы с идеальной точностью, но в них не было жизни, тепла, души.
— Кристина, — прошептал он. — Что с тобой случилось?
Ответом ему был только ветер, воющий между обледеневшими деревьями.
Страж Севера остался один лицом к лицу с новой трагедией, и на этот раз никакой силы в мире не казалось достаточной, чтобы её исправить.
***
Виктор стоял на коленях перед статуей, и мир вокруг него медленно терял смысл. Время словно остановилось — или потеряло всякое значение. Секунды растягивались в минуты, минуты в часы, а может быть, прошла уже целая вечность с того момента, как он увидел ледяное лицо Кристины.
Сначала была просто пустота. Полное отсутствие мыслей, словно разум отказывался принять увиденное. Он протянул руку к её щеке, и пальцы коснулись поверхности, гладкой и холодной, как полированный мрамор. Не было тепла, не было пульса жизни под кожей — только мёртвый лёд.
— Кристина, — прошептал он, и голос прозвучал странно в ледяной тишине. — Кристина, проснись.
Но статуя не отвечала. Не могла отвечать.
Постепенно, как медленно поднимающаяся вода, в его сознание начало просачиваться понимание. Что-то случилось. Что-то ужасное, непоправимое. Скальд... где скальд? Поляна была пуста, если не считать него самого и... этого.
Горе пришло не сразу. Оно подкрадывалось осторожно, как хищник, выжидающий подходящий момент для броска. Сначала только лёгкое сдавливание в груди, потом тяжесть, которая росла с каждым ударом сердца.
Виктор обхватил статую руками, прижал лицо к её плечу. Лёд обжигал кожу, но он не чувствовал боли. Вся боль была внутри, там, где ещё недавно жили надежда и счастье.
— Нет, — выдохнул он. — Нет, этого не может быть.
Он отстранился, всматриваясь в застывшие черты лица. Может быть, это заклинание? Что-то, что можно снять? Виктор положил ладони на виски статуи, пытаясь нащупать хоть искорку магии, хоть тень сознания.
Ничего.
Пустота была абсолютной. Это была не просто заморозка — это было нечто гораздо более глубокое. Словно из Кристины вытащили саму суть, оставив только красивую, но безжизненную оболочку.
Горе углублялось, становилось плотнее. Оно заполняло пустоты в его разуме, проникало в каждую щель между мыслями. Виктор попытался вспомнить её голос, но память подводила. Как она смеялась? Как произносила его имя? Детали ускользали, словно лёд покрывал и воспоминания тоже.
— Кто это сделал? — прошептал он, и в голосе впервые появились нотки ярости. — Кто посмел?
Но ответа не было. Только ветер, который начал подниматься, шелестя между обледеневшими ветвями деревьев. Странный ветер, неестественный. В его завывании слышалось что-то похожее на голоса.
Виктор поднялся на ноги, оглядывая поляну. Следов борьбы не было. Никаких признаков того, что Кристина сопротивлялась. Словно превращение произошло мгновенно.
Магия. Очень сильная магия.
Ярость начала смешиваться с горем, но это не облегчило боль. Наоборот, она стала острее, режущей. Кто-то сделал это специально. Кто-то заманил его в лес, чтобы остаться с Кристиной наедине.
Скальд. Этот проклятый скальд.
Но злость быстро угасла, уступив место более глубокому, более разрушительному чувству. Что, если он никогда не найдёт того, кто это сделал? Что, если Кристина навсегда останется статуей?
Холод начал проникать не только в тело, но и в душу. Виктор чувствовал, как что-то замерзает внутри него — не физически, а на более глубоком уровне. Словно сердце покрывалось коркой льда, защищаясь от боли, которая грозила разорвать его на части.
Он снова опустился рядом со статуей, взял её ледяную руку в свои. Пальцы были изящными, точно такими, как он помнил, но они не могли сжать его ладонь в ответ.
— Я найду способ, — сказал он застывшему лицу. — Клянусь, я найду способ вернуть тебя.
Ветер усилился, и в его завывании действительно можно было различить смех. Тихий, ехидный, полный злой радости. Смех того, кто наблюдает за чужими страданиями и находит их забавными.
Виктор вскочил на ноги, выхватывая меч.
— Кто здесь? Покажись!
Но смех только усилился, эхом отражаясь от деревьев. Он исходил отовсюду и ниоткуда одновременно, сливаясь с шумом ветра так, что нельзя было сказать, где кончается природный звук и начинается насмешка.
— Трус! — крикнул Виктор в пустоту. — Если у тебя хватило смелости на это, хватит и на то, чтобы посмотреть мне в глаза!
Смех стих так же внезапно, как и начался. Тишина вернулась на поляну, но теперь она была не мирной, а гнетущей. Виктор медленно опустил меч, понимая, что кричит в пустоту.
Враг ушёл. Или никогда здесь и не был, наблюдая издалека.
Горе накатило новой волной, ещё более мощной. Виктор упал на колени, и на этот раз не рядом со статуей, а просто там, где стоял. Силы покинули его, словно вода утекает из треснувшего сосуда.
Всё, ради чего он жил последние недели, исчезло. Счастье, которое казалось таким прочным, рассыпалось, как карточный домик на ветру. Кристина была не просто возлюбленной — она была его якорем, тем, что удерживало его человечность в мире, где он становился всё больше похож на оружие богов.
Без неё он что? Бессмертный убийца, проклятый скитаться по миру в поисках врагов? Монстр, который может только разрушать?
Лёд в сердце становился толще. Боль притупилась, но не исчезла — просто спряталась под холодной коркой равнодушия. Виктор чувствовал, как что-то важное умирает в нём. Не жизнь — её у него отнять было нельзя. Что-то более тонкое. Способность чувствовать тепло. Способность надеяться.
Он посмотрел на свои руки. Они всё ещё выглядели человеческими, но ощущались чужими. Холодными. Словно уже не принадлежали живому существу.
Ветер снова поднялся, и на этот раз в его шелесте определённо слышался шёпот. Не смех — что-то более тонкое. Слова на грани слышимости, которые проникали в разум, минуя уши.
Одинокий... всегда был одинокий... всегда будет...
Она была иллюзией... красивой иллюзией... но иллюзии не длятся вечно...
Ты оружие... орудие... не человек... никогда не был человеком...
Виктор попытался не слушать, но голоса были настойчивыми. Они говорили то, что уже нашёптывала ему его собственная тьма. То, что он пытался не признавать, пока рядом была Кристина.
Посмотри на себя... что ты сделал с теми крестьянами... как легко ты мог их убить...
Посмотри, что стало с ней... все, кого ты любишь, обречены...
Проклятие... вечное проклятие... и ты заразил им её...
— Заткнись, — прошептал Виктор, зажимая уши руками.
Но голоса звучали не снаружи. Они исходили изнутри, из той части его души, которая всегда сомневалась, всегда боялась.
Один... навсегда один... таким создал тебя Всеотец...
Лёд в сердце становился всё толще. Виктор чувствовал, как холод распространяется по телу, но это не пугало его. Наоборот, холод приносил облегчение. Замёрзшее сердце не может болеть так сильно.
Он встал и снова подошёл к статуе. Лицо Кристины было спокойным, почти умиротворённым. Может быть, для неё это и правда было лучше. Может быть, жизнь рядом с проклятым монстром и не стоила того, чтобы за неё держаться.
Отпусти её... отпусти и иди дальше... ты знаешь, что должен делать...
Найди того, кто это сделал... заставь его заплатить... покажи миру, что значит гневить Стража Севера...
Да. Месть. Это было понятно, просто. Найти виновного и уничтожить его. Не ради справедливости — ради боли, которую этот кто-то должен был почувствовать в ответ.