Она не сдвинулась и с места, просто стояла, недвижимо сцепив руки в замок и смотрела на него. Как вдруг Анна заплакала. Так горько и так по-женски. И в этих слезах была заключена и женская сила, и женская слабость. Он подошел и обнял так крепко и так нежно. Подняв глаза, она удивленно посмотрела на него. Ни ресниц, ни бровей, весь в поту и черной саже, он одновременно представлял собой зрелище как героическое, так и до смешного нелепое, как черт, только вылезший из адского пламени, и не зная как себя вести в этой странной ситуации, вдруг неожиданно для самой себя Анна рассмеялась, почти истерическим, громким и тревожным смехом.
Она думала, что после этого он оттолкнет ее и обидеться, но он тоже засмеялся в ответ, и неожиданно произнес:
— Сам от себя не ожидал. К старости стал храбрецом.
— Вы могли погибнуть, — укоризненно сказала Анна, содрогаясь от одной лишь мысли, что могло произойти, и перед ее взором возникло его бездыханное тело, и в ужасе от увиденного в ее воображении она сомкнула глаза и прижалась к его груди.
— Но не погиб, — спокойно ответил он и в его твердом голосе, было столько уверенности, что мир вокруг нее в тот же миг приобрел равновесие, а под ногами клочок твердыни в океане зыбучих песком тревоги и неизвестности.
Прибыли пожарные. Бегло рассказывая им что случилось, Остеррайхи глазами искали своего спасителя, но ни его, ни его спутницы уже не было.
К тому времени как они подошли к вилле Святой Камиллы, пожар у Остеррайхов был уже почти потушен. Неожиданно подул ветер, сильный, и настойчивый, он принес с собой горький запах огня и пепла, и сладкий запах ночной мимозы. И только волею судьбы он не начался раньше, тем самым спася всех от неминуемой гибели в огне, случись обратное.
Все чувства обострились, и словно были оголены этой ночью. Остановившись перед парапетом, Дэвид хотел было заговорить, но Анна не дала ему произнести и слова. Она сомкнула руки на его шеи и прильнула губами к его губам.
Не было ничего в этой жаркой ночи, кроме него и его разгоряченного тела. Она не вспоминала о прошлом, не думала о будущем, все ее сознание было только здесь и сейчас, и неистовый физический голод завладел ее телом и разумом. Той ночью в нем было все, что она мечтала увидеть в мужчине, и храбрость, и силу, и нежность и спокойствие, и словно желая взять взаймы все эти качества, которых так недоставало ей, она прильнула к нему так близко и так неистово, и было в том жесте и отчаяние и надежда.
Он склонил ее собою как тонкую и трепетную ивовую ветвь, а ее пальцы в безлунной ночи, скользили по его смятой и влажной рубахе, как по белым клавишам пианино, в неистовом желании музыкой тела, передать, как сильно она желает его, и как страстно он нужен ей. И он был тем, что желает женщина, свирепым и неистовым, жадным и неукротимым, не сомневающимся и не колеблющимся, но трепетным и нежным. И Анна отдалась ему с той обреченность и безысходностью, как если завтрашний день для них не наступит никогда, а ветром принесенный пепел, словно снегом укрывал их головы, когда руки, и губы сплетались так жадно и так неудержимо, забыв себя и свое имя.
Перед глазами красные скалы, покрытые курчавой порослью зелени стыдливой, а в ногах, бьется и трепещет безбрежный и бескрайний океан, и дорога, уносящая в неизвестность будущего.
Анна посмотрела на Дэвида, его правая рука лениво покоилась на руле, а в левой он держал сигарету, время от времени поднося ее к губам, затем он зажал ее между зубами, а левым глазам прищурился, ослепленный ярким лучом полуденного солнца, отчего стал походить на хитрого, коварного и повидавшего не мало пирата.
Она украдкой улыбнулась, и посмотрела на море, то приближающееся, то удаляющееся, то остающееся далеко позади в серпантине дороги, но вдруг нахмурилась и поджала губы.
Перед ее глазами всплыла картина отъезда с виллы. Презрительный взгляд мадам Жикель, удивленный, снисходительный и оценивающий месье Жикеля, скользнувшей по ее груди и лицу, словно говорящий: неужели я что-то просмотрел, и растерянный малыш, грустный и расстроенный, но лишь оттого, что у него забрали его любимую игрушку. И радость любовных чувств, смешанная со стыдом, оттого что ее забирали из дома Жикелей, как бедную сиротку из приюта, как забирает опекун иль, благодетель, великодушный, однако же чужой и едва знакомый хозяин.
— Ты в порядке Энн? — спросил Дэвид, не глядя на нее.
— Да все прекрасно, — смутившись ответила Анна, будто ее застали врасплох, и, не желая выдавать смятение чувств, обуревающих ее в этот момент, она небрежно откинула с лица волосы, и, посмотрев на него открыто улыбнулась. И в этой улыбке был вызов. Смотри же, я безоружна и в твоей власти, посмеешь ли ты обидеть меня, когда я так открыта перед тобой, знакомый незнакомец.
Дэвид повернулся в ее сторону, и сказал, угадывая ее страхи:
— Все будет хорошо, тебе не о чем переживать.
Что значила эта фраза? Знал ли он, о чем действительно думает Анна и что ее тревожит? Да и хотел ли знать? И что значит это «хорошо»? И будет ли «хорошо» для Анны, то, что он для себя считал хорошим. Анна не решилась расспросить его об этом, Да и что толку, он все равно не ответит. А может она не спросила, потому что боялась услышать ответ?
Остановились они в самом роскошном, и в самом удобном расположенном отеле Ниццы — Руль, в бухте Ангелов с видом на Английский бульвар, и казино де ля Жете.
Они не обсуждали будущее, не говорили о прошлом, казалось, все, что его интересует это здесь и сейчас. И она принимала с какой-то смиренной радостью его правила игры, так как за все годы скитаний и мытарств, по правде сказать, устала и ослабела духом, и теперь, оказавшись во власти другого, пусть и не понимая в каком качестве и как долго, она отдыхала и телом и душой, представив этому другому решать за нее и настоящее и будущее. Она не питала иллюзий на счет его чувств. Ей казалось, что она не более чем прихоть, для богатого и эксцентричного британца, и рано или поздно ему прискучит ее молчаливое, и ни к чему не обязывающее общество, общество с женщиной, с которой он не связан ни обязательствами, ни прошлым. Но это будет потом, не сейчас, сейчас она намерена забыть о прошлом, не думать о будущем, и научиться, также поверхностно существовать, плывя на гребне волны, не касаясь дна, не замочив ноги. Жить настоящим, наслаждаться радостями мира, которые судьба даровала ей, словно в награду или в извинения, в обмен на все беды и горести, что принесла ей жизнь. — Что ж, это справедливо, — подумала Анна. Но что есть мера справедливости в жизни? И есть ли она, и так ли часто судьба воздает нам по справедливости? Ах, если б все было так просто, и за действием, дурным или хорошим, следовал бы справедливый ответ, как линейна, как понятна и как проста была бы жизнь, а так одни зигзаги в неизвестность.
Ужинать было решено в де ля Жете, и, подходя к казино, Дэвид, махнув рукой в сторону гигантского эклектичного здания, спросил Анну:
— Что ты думаешь об этом, Энн? Тебе нравится?
— Я думаю, что ничего красивее не видела в своей жизни! — восхищенно воскликнула Анна, и смущенно прильнула к его руке, словно он не привел ее к этому зданию, а подарил ей его, здесь и сейчас.
— А что думаешь ты? — поторопилась спросить Анна.
— Я думаю, что ты мало, что видела в своей жизни, — иронично заметил он и закурил сигарету.
Его суждение было высокомерным и тяжеловесным, а слова, будто груз, оброненный с высоты, упали камнем на сердце, больно ранив Анну. Он был милостив, но снисходителен, и это оскорбило ее. И тот чистый восторг, который она испытывала, когда она была так открыта перед ним в своем счастье и радости тотчас померк. И стало так горько и так обидно. Но Анна смолчала, однако отстранилась от него, чувствуя себя одинокой, оттого лишь, что так искренна с ним, но безответно. И сила его разума и трезвости рассудка против иррациональности хаоса ее души и даже тела хрупкого ее и словно сотканного лишь из одних чувств и страсти, так манило, но вместе с тем пугало Анну, как все чуждое, далекое, непостижимое и опасное.
Но уловив ее тревоги, как всякое хищное животное улавливает страх, он поспешил объясниться:
— Просто ты видишь уже второй вариант этого казино. И здесь все сверх меры, тогда как первоначальный проект был экзотичен, но вместе с тем изящен и изыскан, хотя и восточном стиле, но в европейских традициях. Совсем как ты, Энн, — и улыбнувшись, он скользнул рукой по плавным изгибам ее спины. — Кстати, первым архитектором казино был шотландец, — заносчиво добавил он, — а вот кто автор сего творения, к счастью не знаю, но не удивлюсь, если француз, они во всем любят излишества.
Анна не отстранилась, но и не ответила на его ласку, словно кошка, которая была не настроена на нежности хозяина, и, оставив комплимент незамеченным, спросила:
— Что же случилось с первым казино?
— Он прожил ровно три дня, и-и-и-и…, — сделав движение руками в воздухе, напоминающее взмах руками факира, заключил: — Сгорел.
— Но как??? Как такое возможно?! — воскликнула Анна, искренне приняв все так близко к сердцу, что даже руки прижала к груди.
Дэвид, увидев этот жест, невольно готов был откликнуться на него, и инстинктивно прижать ее к груди, но ее открытость миру, и слепое следование сердцем за каждым светом или тьмой, пугало его, как если бы это был луч, но луч, той силы и энергии, который был бы способен разрушить тихий полумрак его души. Но отогнав мысли, он продолжил спокойно:
— Зависть, милая Энн. Зависть. Сильнейшее человеческое чувство, огонь, который заставляет двигаться, творить, осуществлять невозможное, самый сильный мотив к действию, сила созидающая, но вместе с тем самая разрушительная сила на земле, способная погубить не только все вокруг, но и сам источник этого огня. Так что и поджог весьма символичен, тем более, что это универсальное средство, для того чтобы избавиться от кого-то, не оставив и следа, — задумчиво произнес Дэвид, и решив, что слишком много сказал, поспешил переменить тему, оставшись верен себе: — Я покажу тебе что внутри. Поверь, еще большая безвкусица.