Вот и все предисловие. Теперь перенесемся в Лесогорск, в УКСУС.
Июнь благоухал. Он шагал по стране, расплескивая солнце и разбрасывая цветы.
Столбики термометров ползли вверх. Люди пили квас и говорили о любви. И еще говорили о предстоящих отпусках.
Но в УКСУСе предотпускные беседы как-то сразу прекратились. И вопросы любви тоже отошли на второй план. Возникла совершенно новая, неожиданная тема.
Ее принесла в рыжем потасканном портфеле никому не известная пожилая женщина.
В один прекрасный день она вошла в УКСУС, свернула в коридор и увидела, открытую дверь кабинета.
По кабинету из угла в угол степенно шагал высокий лысоватый мужчина в белом кителе.
— Вы будете начальник УКСУСа? — почтительно спросила вошедшая, глядя в спину предполагаемому начальнику.
Китель медленно повернулся пуговицами в ее сторону, и вслед за тем в кабинете прозвучал сдержанный густой баритон:
— Нет, а что?
— А где начальник?
— А вы, собственно, по какому… к нему?
— Да вот пакет принесла. Курьер я.
— Давайте, это самое… э-э-э… мне, — небрежно проговорил баритон.
— Не могу, — извиняющимся тоном ответила обладательница рыжего портфеля. — Тут сургучом запечатано и написано: «Лично товарищу начальнику Груздеву…»
— Я — Свинцовский, начальник канцелярии… э-э-э… и имею доступ ко всем документам, даже к тем, где два нуля в начале номера…
На курьершу эти весомые слова не подействовали. Она еще крепче прижала к себе портфель, словно его пытались отобрать, и сказала:
— А вы меня не сбивайте. Мне полгода до пенсии, и я все должна делать как полагается…
— Как полагается, говоришь? — усмехнувшись, переспросил Свинцовский. Он посмотрел на курьера снисходительно-покровительственно — так, как это может делать человек очень высокого роста и не менее высокого служебного положения. — Ну, тогда иди направо.
В следующем кабинете что-то горячо обсуждали двое мужчин. Один — чуть полноватый, темноволосый, второй — худощавый, с белой марлевой наклейкой на лице.
Увлеченные разговором, они не заметили, как в кабинет вошла женщина с рыжим портфелем.
— Ты полагаешь, я это в пять минут придумал? — говорил полноватый худощавому. — Нет, Чарушин, Груздев все взвесил. И не спорь!
— Да я и не спорю, Петр Филиппович. Другой бы спорил, а я нет…
— Вот то-то, Чарушин, и ты, как мой заместитель, должен это на лету схватить. Самое главное — правильная структура учреждения. А какая она у нас? Неправильная. Отвечает сегодняшнему дню? Не отвечает. Вчерашнему отвечала. Я вот что предлагаю. Видишь схему? Большой кружок — это я, квадрат — ты, от нас идут усы к прямоугольникам. Это отделы. Значит, так: отдел регистрации и инвентаризации сливаем, отдел тарификации разбиваем, координацию соединяем с транспортизацией, архив отбираем у хозчасти и передаем канцелярии, экспедицию отбираем у канцелярии и передаем отделу корреспонденции…
— Петр Филиппович, а где же общий отдел?
— Постой-постой, — нахмурил брови Груздев, — его действительно нет. Это Шалый с Малым ошиблись, когда чертили…
— И еще: почему же координацию соединять с транспортизацией, когда мы только что их разъединили? Они еще до сих пор столы делят…
— Ты прав, Чарушин, опять эти деятели напутали, стрелка не туда идет. У меня не так было. Посмотри-ка в корзинке. Может, остался какой вариант… Нет? Черт знает что! Вечно эта уборщица все выбрасывает. Чуть зазеваешься — и бумаги на помойке. А это же важные государственные документы.
Женщина с рыжим портфелем кашлянула и сказала:
— Мне товарища Груздева.
— Спокойно. Мы работаем, — ответил Груздев, не глядя в ее сторону. — Ну ладно, Чарушин, бог с ним, с этим проектом. Уточним потом. А вообще есть у меня и другая задумка: вместо отделов создать группы. Группа инспекторов, группа инструкторов, группа экспедиторов, группа регистраторов, группа инкассаторов. Группа — это оперативнее, чем отдел!
— Любите вы, Петр Филиппович, мечтать, — произнес Чарушин с умилением.
— Люблю, старик, люблю, — согласился польщенный Груздев. — Представляешь, входишь в учреждение, а в нем одни инспекторы, инспекторы, инспекторы…
Собеседники умолкли. Груздев в сладкой задумчивости затянулся «Казбеком» и посмотрел в окно. Вдали была видна фабричная труба. Из трубы шел дым.
У женщины с портфелем, видимо, лопнуло терпение. Она подошла к столу и сказала тоном, каким обычно предъявляют ультиматум:
— Товарищ Груздев, скажите, возьмете вы у меня пакет или…
— Пакет? — удивился глава УКСУСа. — Какой пакет? Давайте, давайте. Вы бы так и сказали сразу…
— Лично вам, под расписку, — пояснила курьерша и выложила на стол розовый конверт с сургучными печатями и белой «сигнатуркой».
Груздев деловито расписался на «сигнатурке», оторвал ее и передал курьерше. Потом достал из стола ножницы, осторожно срезал край пакета и…
Нет, этот момент нельзя описать. Его можно было запечатлеть только ускоренной киносъемкой. Такая съемка потом, при нормальном движении пленки, «растягивает» секунду на минуту. Этим способом пользуются, например, чтобы показать, как проходила встреча чемпионов по боксу. Мастера кожаной перчатки наносят удары мгновенно, а на киноэкране они перемещаются как рыбы, еле двигая руками, словно плавниками. Зрители имеют возможность отметить все мельчайшие нюансы исторической схватки титанов ринга. При такой съемке мы увидели бы, как Груздев оторвался от кресла и поплыл вверх, как зрачки его радостно расширились, а рот раскрылся. Это был неповторимый миг восторга!
— Старик! — воскликнул Груздев, снова заняв место в кресле. — Нам разрешили юбилей! Вот выписка из постановления: «учитывая» и так далее, «принимая во внимание» и так далее, разрешить организации отметить двадцатипятилетний юбилей. «Провести собрание, премировать лучших сотрудников. Подлинное подписал Шилов. Верно: секретарь».
Чарушин застыл в торжественной позе, которую принимают при исполнении гимнов. И только очень не к месту выглядела белая нашлепка на его щеке, прикрывающая то ли бритвенный порез, то ли фурункул.
Когда чтение постановления окончилось, Чарушин принял положение «вольно» и сказал:
— А Свинцовский сомневался.
— Да, да, — подтвердил Груздев. — Кстати, зови его.
Через несколько минут в кабинет, чуть согнувшись, чтобы не задеть головой о притолоку, вошел Свинцовский.
— Есть кое-какие новости… — многозначительно начал Груздев. — Юбилей разрешили. Что вы скажете?
— Значит, так положено, — не моргнув ответил Свинцовский.
— А почему же вы не верили в то, что разрешат?
— Я думал, э-э-э, что не положено, исходя, так сказать, из некоторых постановлений…
Груздев довольно засмеялся — так, что от глаз остались одни щелочки:
— Эх ты, «исходя»! Исходить надо из существующего положения. В общем, отпразднуем юбилей. Как говорится, прольем бальзам на раны! Ну, давай дуй за Гречишниковой. Местком должен это знать.
Гречишникова явилась не сразу. Только минут двадцать спустя она стремительно вбежала в кабинет.
— Ой, простите, зашилась. Дела, дела, дела! Работы, — невпроворот. К семинару готовлюсь, актив на носу!
— Ксения Петровна, разрешение есть! Давайте составим юбилейную комиссию!
Гречишникова ответила:
— Местком поддержит.
Прошло несколько минут — и весь УКСУС знал волнующую новость. Когда Свинцовский выходил из кабинета Груздева, в коридоре его ожидал счетовод Нолик:
— Можно вас спросить, товарищ Свинцовский?
— Ага!
— Правда, это самое?
— Эге!
— И даже решение?
— Угу.
— Значит, правильно? — обрадовался Нолик, но Свинцовский сдвинул брови:
— Я, собственно, не понимаю — вы о чем? Я вам ничего не сказал.
«Ага», «эге», «угу»! Нет, Свинцовский умеет хранить тайну. У него черта с два что-нибудь узнаешь: не положено.
Но УКСУС уже гудел, словно вокзал перед отправкой нескольких поездов. Как все это произойдет? Кому что дадут? Какие будут награды?.. Нет, глупо брать сейчас отпуск. Надо оставаться на месте…
Пока в УКСУСе идут разговоры о предстоящем юбилее, пока в горячих головах сотрудников зарождаются вероятные и невероятные предположения, нам самое время познакомиться с Лесогорском. Потом будет некогда.
Если вы, читатель, бывали в дальних городах Севера или Зауралья, то Лесогорск вы представите себе очень четко.
В нем много бревенчатых домов с резными наличниками и много цветущей герани на подоконниках. Примостившись около цветочных горшков, блаженно дремлют на солнце пушистые лесогорские кошки.
Есть в городе краеведческий музей — краснокирпичное здание с пузатыми колоннами, около которых стоят две мортиры. От них веет порохом древности. Вероятно, эти грозные орудия были сняты с вооружения еще до того, как на трон торжественно взошел широкоизвестный царь Горох.
Глядя на почтенную боевую технику и на амбразурные оконца здания музея, хочется петь хором:
Мы в фортеции живем,
Хлеб едим и воду пьем.
А как лютые враги
Придут к нам на пироги,
Зададим гостям пирушку:
Зарядим картечью пушку.
Современный Лесогорск в краеведческом музее почему-то не представлен. Зато здесь бережно хранят бивни мамонта, череп зубробизона и мундиры офицеров наполеоновской гвардии.
Наполеона, равно как и его доблестных гвардейцев, в этих краях никогда не бывало.
Говорят, что мундиры получены в порядке обмена с другим музеем: вы нам наполеоновские мундирчики, мы вам скелет археоптерикса плюс два каменных топора.