— Да, — неопределенно произносит Груздев. — Что бы все это могло означать?
Разговор о необыкновенных сновидениях Чарушина был прерван появлением Ферзухина. По взволнованному лицу заведующего снабжением можно было догадаться, что в УКСУСе что-то произошло.
— Докладывай! — сказал Груздев.
Ферзухин как-то сразу обмяк и начал лепетать:
— Так я не пойму… Мне что — дела сдавать? Посылают меня куда-то…
— Посылают? — удивленно переспросил Груздев. — Куда же, интересно?
— В колхоз вроде бы как, — смущенно пояснил Ферзухин. — Или в совхоз. И не только меня — Оглоблину например. Слухи такие. Вот я и пришел…
Гладкие щеки Груздева задрожали, потом заколебалось все его тело. Груздев смеялся так, что если бы он сидел не в кресле с подлокотниками, а на обычном стуле, то определенно скатился бы на пол.
Наконец сквозь затихающие стоны Петр Филиппович произнес:
— Ох и ущекотал ты меня! Ох и анекдот!
Потом вытер платком глаза, подтянул галстук, положил руки на стол и продолжил уже серьезно, без улыбки:
— А ты не слушай всякие глупости! Смею тебя заверить, никого мы никуда не посылаем и не собираемся. Наоборот: мы будем расширяться.
— Я тоже так думал, — подобострастно сказал завснаб.
— Вот-вот. А что касается тебя, Ферзухин, то позволь заметить, ты — растущий товарищ, и в этом сам скоро убедишься… Правильно я говорю, Чарушин?
Чарушин, в течение всей беседы безучастно глядевший в окно, повернул свое пасмурное лицо и кивнул.
Ферзухин улыбнулся такой широкой улыбкой, какая только могла уместиться на его узком лице.
— Ну, за дело! — призвал Груздев. Он любил прерывать беседы на неожиданных местах, чуть-чуть недоговорив. Это всегда производило нужный эффект. Начальство должно недоговаривать, оно всегда знает «что-то такое еще».
Чарушин с Ферзухиным вышли, но в тот же момент на пороге груздевского кабинета возник Свинцовский. Он плотно прикрыл дверь, оглядел кабинет (нет ли посторонних?) и только тогда спросил:
— Можно?
— Пожалуйста, заходи.
— Я к вам, Петр Филиппович, э-э-э… с одной неприятной, так сказать, информацией. Я бы не стал беспокоить… Я бы не стал нарушать… Но мой долг…
— Случилось что-нибудь?
— Видите ли, я вчера был в одном доме, и хозяйка сказала — со слов ребенка, — что она располагает кое-какими данными на вас… — Свинцовский пытался говорить шепотом, но голос его не поддавался регулировке и звучал, как всегда, громко. — И якобы в любой момент может вас… э-э-э… утопить, как она выразилась, со слов ребенка…
— Кто же эта хозяйка?
— Оглоблина!
Глава УКСУСа снисходительно усмехнулся:
— Да? Смешно. Сегодня день неожиданностей. — И уже совсем в шутливой форме добавил: — Ну, а как ты думаешь, Свинцовский, может, за мною что-нибудь действительно такое есть?
— Как же в мыслях… э-э-э… допустить? Шутите, Петр Филиппович?
— А насчет Оглоблиной какие соображения?
— Допросить… э-э-э… то есть побеседовать… по-товарищески… А вообще лучше сразу уволить… Под реорганизацию.
Груздев брезгливо поморщился.
— Какие нехорошие вещи ты предлагаешь, Свинцовский! Сейчас время не то.
На лице Свинцовского отразилась чуть заметная работа мысли.
— Понимаю, — сказал он, подумав. — Накануне юбилея и так далее… Неприятности.
— Ну, хотя бы, — неопределенно произнес Груздев.
…А у Оглоблиной в это время было самое лучезарное настроение: Ферзухин только что сообщил ей груздевское опровержение насчет отправки в колхоз.
Оглоблина, конечно, немедля кинулась к телефону:
— Ателье? Софья Абрамовна? Милочка, отложите сарафан, вернитесь к вечернему платью.
День неожиданностей! Он был именно таким. Груздеву не давали покоя: каждый приходил со своими новостями.
От Гречишниковой Петр Филиппович узнал о предстоящей свадьбе Ромашкина и Люси-Милы.
— Местком все продумал, — решительно сказала Гречишникова. — Это дело политическое. Оно у нас в плане. Надо устроить комсомольскую свадьбу. Судите сами, Петр Филиппович, коммунистических бригад у нас пока нет, других новых начинаний тоже. Пусть хоть комсомольская свадьба будет. Эхо тоже имеет резонанс. УКСУС не должен отставать от времени! Репортеров позовем, в газетах напишут…
— Да, — согласился Груздев, — мероприятие громкое. А как оно будет выглядеть, вы не подработали?
— Местком имеет набросок. Пригласительный билет сформулирован так: «Уважаемый товарищ… Приглашаем вас на комсомольскую свадьбу, которая имеет быть там-то. Повестка дня: 1. Вступительное слово секретаря комсомольской организации…»
— Но у нас в УКСУСе такой организации нет.
— Неважно, из райкома комсомола кого-нибудь позовем. Дальше: «2. Доклад о значении семьи и брака (лектор из общества «Знание»); 3. Напутственное слово начальника УКСУСа тов. Груздева; 4. Регистрация бракосочетания; 5. Заключительное слово представителя загса». — Гречишникова перевела дух. — Вот так, Петр Филиппович! Оркестр будет. Танцы. Все как полагается: невеста в белом, жених — в черном. Шампанское за счет месткома.
Это был, конечно, выдающийся план. Надо учитывать, что в мире существуют сотни различных свадебных обрядов и придумать что-нибудь новое крайне трудно.
Итальянцы, например, избрали такой вариант: из мэрии свадебный кортеж направляется в кафе, жених и невеста — впереди, в руках у невесты букет цветов апельсинового дерева.
Темпераментные бразильцы придерживаются иного ритуала: там прямо из церкви свадьба переносится в какое-нибудь живописное место, где можно жечь костры и плясать. Туда все мчатся со свистом и гиканьем, кто на чем может — на лошадях, на быках, на мулах.
В Индии на скрещенные руки жениха и невесты льют воду, а приглашенный на свадьбу «понна» — астролог — произносит взволнованную речь, призывая молодых рука об руку дружно пройти вместе всю жизнь.
Вот до чего додумались люди — на быках скачки устраивают, воду на руки льют, кольца обручальные надевают. Впрочем, кольца — это что! Примитив. В Японии молодые вместо обручальных колец обмениваются водорослями и рыбой.
Что после всего этого оставалось делать Ксении Петровне Гречишниковой? Другой растерялся бы на ее месте: все уже придумано, все было. Но она, как видно, нашла свое, родное.
Груздев слушал Гречишникову и кивал. А потом спросил между прочим:
— Ну, а с будущими молодоженами вы говорили? Они согласны?
— Нет, мы только со Свинцовским обменивались, — сказала Гречишникова. — Но Ромашкин согласится: участникам комсомольской свадьбы обычно дают квартиру. Сейчас я с ним поговорю.
Разговор с Костей протекал на месткомовской территории в задушевно-ласковом плане.
— Изобретательно составлено, — заметил Ромашкин, прочитав программу свадьбы. — Ритуал очень торжественный.
— Вы не против?
— Нет. Можно было бы даже что-нибудь добавить…
— Ну, это в рабочем порядке.
Эх, Ромашкин, Ромашкин, будет тебе сцена у фонтана за то, что ты пошел на такую свадьбу. Но ты, конечно, успокоишь Люсю-Милу. Ты скажешь: «Не волнуйся. Без приключений жить нельзя. Ну пусть они пока побегают. Посмотрим, во что это выльется. А потом что-нибудь придумаем».
…Ксения Петровна беспокойно взглянула на часы.
— Ай-яй-яй. Уже три! Как время идет! Ничего не успеваю.
В общий отдел она вернулась вместе с Ромашкиным.
Сотрудники оживленно беседовали, обсуждая, как оформить юбилейную выставку.
— Тихо! — скомандовала Гречишникова и, достав книгу, вложенную в капроновые корочки, углубилась в чтение.
Минут пятнадцать стояла тишина. Потом Ромашкин спросил:
— Что читаете? Гречишникова ответила:
— «Исторический материализм»… Здорово этот самый Кант… И Фейхтвангер тоже вообще, то есть Фейербах…
Тут появилась курьерша Полина и сказала, что Гречишникову вызывает Груздев.
Едва Ксения Петровна закрыла за собой дверь, как Ромашкин был уже у ее стола. Заглянув в книгу, он вслух прочитал:
— «В эту минуту вошла Валентина, и приветствия возобновились.
— Дорогой друг, — сказала баронесса, меж тем как девушки взялись за руки, — я приехала к вам вместе с Эжени, чтобы первой сообщить вам о предстоящей в ближайшем будущем свадьбе моей дочери с князем Кавальканти»…
— Если это «Исторический материализм», то что же тогда «Монте-Кристо»? — прокомментировал Ромашкин.
Сотрудники общего отдела, рыдая, упали на столы.
— Спокойно, — сказал Костя и, взяв председательский колокольчик, которым Гречишникова пользовалась на собраниях, позвонил.
Отдел затих. Ромашкин, подмигнув товарищам, исчез из комнаты. Через несколько минут он уже снова был у того же стола. С книжкой в руках. С «Историческим материализмом». Вслед за тем «Монте-Кристо» перекочевал в шкаф а в капроновые корочки Костя вложил книгу-только что принесенную из библиотеки.
Когда Гречишникова возвратилась от Груздева, подчиненные уткнулись в свои столы, осторожно кося глазами в ее сторону.
Ксения Петровна попыталась было продолжить чтение, но вдруг вся побагровела.
— Кто взял книгу? — задыхаясь спросила она.
— Какую? — с наивной улыбкой спросил Ромашкин. — «Исторический материализм»?
Гречишникова шумно прошла по комнате и резко хлопнула дверью.
А через несколько секунд она уже была в кабинете Груздева. Голос ее сбивался на визг:
— Петр Филиппович, эти мальчишки… эти мальчишки… Так шутить со мной, женщиной, с председателем месткома!
— Успокойтесь, Ксения Петровна, успокойтесь, — мягко сказал Груздев. — Что-нибудь случилось? Ох! Я же говорил: сегодня какой-то странный день. Ну, рассказывайте…
— А, ладно! — махнула рукой Гречишникова.
— Ну, если ладно, тогда и разговора нет, — быстро согласился Груздев. — Тогда у меня к вам, Ксения Петровна, есть вопрос: что, если тарификацию подчинить транспортизацией?