Сюжет Бабеля — страница 1 из 63

Зеев Бар-СеллаСюжет Бабеля

ФОРУМ

НЕОЛИТ

УДК 82(091)

ББК 83.3(2Рос=Рус)6 Б24

Бар-Селла 3.

Сюжет Бабеля / 3. Бар-Селла. — М. : Неолит, 2018. — 376 с.

ISBN 978-5-6040651-2-9

И.Э. Бабель (1894-1940) - один из самых известных, но в то же время и загадочных русских писателей. О его биографии, связанных с ним литературных скандалах, неповторимом стиле, истории публикаций написаны тысячи статей и десятки монографий. Но загадки по-прежнему считаются неразгаданными.

Книга известного израильского слависта 3. Бар-Селлы - комплексное исследование бабелевских загадок. Оно базируется на тщательном анализе не только истории публикаций, но и рукописного наследия.

Автор последовательно и аргументированно доказывает, что проза Бабеля и его драматургия связаны единым сюжетом, восходящим к библейской концепции. Кроме того, обоснованы гипотезы, относительно ареста писателя и судьбы его исчезнувшего архива.

Книга адресована филологам, историкам, культурологам, психологам, а также широкому кругу читателей, интересующихся судьбами русской и советской литературы.

УДК 82(091) ББК83.3(2Рос=Рус)6

ISBN 978-5-6040651-2-9

Предисловие

Волею судеб ситуация сложилась так, что во второй половине XX века изучением наследия Исаака Бабеля занимались, по большей части, исследователи, живущие за пределами России. В силу чего, в западном литературоведении была выработана и наиболее законченная концепция творчества писателя, а именно: проза Бабеля была признана бессюжетной, и тексты рассматривались как самопорождающие: к одному слову приставлялось другое, полученное сочетание обретало смысл, после чего к имевшемуся сочетанию присоединялось следующее слово... В результате такой цепной реакции получались текст и смысл.

Наиболее решительная попытка утвердить такой взгляд на «Конармию» принадлежит голландскому русисту Яну ван дер Энгу (1925-2001) {1}, но, как отметил Вольф Шмид {2}, к этому мнению склонялся уже Николай Степанов в 1928 году{3}. Выясняется, однако, что спор о сюжете Бабеля на пять лет старше.

В 1923 году одесский критик Ар. Муров опубликовал вторую часть своей статьи «Без сюжета», где объявил А.П. Чехова погубителем русской сюжетной прозы. А новая — послереволюционная — русская литература (например, Пильняк в своей «Третьей столице») так сюжета найти и не смогла.

«Впрочем, - замечает Муров, - нельзя не отметить одного отрадного явления, подтверждающего старую истину, что нет правила без исключения. Мне пришлось ознакомиться с новыми рассказами молодого беллетриста И. Бабеля, который необычайно просто разрешает интересующую нас задачу. Маленькие наброски, вырванные из подготовляемой им книги “О конной армии”, они светятся большой жизненной правдой и насыщены той энергией и яркостью, которые вообще отличают произведения этого даровитого беллетриста. Но они замечательны и своей сюжетностью. Ну, что, казалось бы, занимательного в том, что казаки накрыли в теплушке мешечницу с солью. У Бабеля, однако, это только повод, чтобы развернуть целый клубок вымысла, в который вливаются кровь и соки подлинной жизни, поднятой на ноги страшным вихрем гражданской войны. Эта драма, овеянная дымом и огнем боевой жизни, еще более выпукло выступает в сюжете другого рассказа, в котором действительность цепко хватает за душу и бьет своей окровавленной лапой по свежим человеческим ранам. Рассказы эти малы. Но какие в них большие сюжеты, сколько в них драматизма и смеха сквозь слезы. Действительность становится здесь фантастическим, фантастическое - действительностью. Таково настоящее искусство художника. Оно, может быть, еще находится в стадии созревания и не совсем определилось, но оно уже нашло свою опору в сюжете, а это почти художественная победа»{4}.

Отличие фабулы от сюжета в самом упрощенном, почти недопустимом виде можно описать так: фабула — это последовательность описанных автором событий, а сюжет — то, что автор своим произведением хотел сказать.

Так что представить себе литературное произведение, лишенное сюжета, ничуть не сложнее, чем полет однокрылой птицы.

В своем исследовании я исходил из того, что проза Бабеля сюжетна, но сюжет этот скрыт столь глубоко, что разглядеть

его крайне затруднительно. Поэтому, приступая к анализу бабелевских произведений, я начал с расширения их Источниковой базы, рассматривая тексты в их динамике — от самых ранних публикаций и рукописей до стадии окончательной редакции. И нередко это способствовало лучшему пониманию произведений в целом.

Работу над книгой я начал в 2013 году. За это время замысел ее и форма сильно изменились, — надеюсь, к лучшему.

Хочу выразить глубокую благодарность тем, кто помог мне пройти весь этот путь до конца. Вот их имена:

Михаил Вайскопф (Иерусалим)

Леонид Кацис (Москва)

Оксана Киянская (Москва)

Петр Криксунов (Иерусалим)

Леонид Ликальтер (Москва)

Ирина Озерная (Иерусалим)

Елена Погорельская (Москва)

Алексей Сочнев (Сергиев Посад)

Елена Толстая (Иерусалим)

Давид Фельдман (Москва)

Сергей Шаргородский (Киев)

Татьяна Щурова (Одесса)

Михаил Эдельштейн (Москва)

Вадим Эрлихман (Москва)

Алена Яворская (Одесса)

Но более всего я благодарен Ольге Полевой, чей неутомимый интерес к моему труду заставлял меня стремиться к совершенству.

Всем им книга обязана своими достоинствами. А за недостатки ответит автор.

Зеев Бар-Селла Иерусалим 10 июля 2017 г.

14 день месяца Таммуз 5777 года от Сотворения Мира

Глава I Портрет Дориана Дрея

Бывает, что нечто, однажды вызвав жгучий интерес, интригует нас долгие и многие годы. Таким предметом была для меня книга, написанная дедом Исаака Бабеля, Лейви-Ицхоком. Заглавие ее «Человек без головы»... И первый вопрос: что оно означает? Кто потерял голову — автор, персонаж? И почему? Ни ответа, ни объяснения... Единственная параллель - майн-ридовский «Всадник без головы»{5}... Не предвестие ли это будущей «Конармии»? Или намек на дедово безумие?... А может, это перекличка с каким-то неведомым мне сочинением еврейских мудрецов? Жизнь в Израиле разрушила и эту надежду.

Потом выяснилось, что, подробно описывая жизнь и похождения Лейви-Ицхока, Бабель, на самом деле, деда своего никогда не видел{6}. Тайна стала еще непроницаемей.

И вот — наступила разгадка...

Но вначале вспомним, что писал об этой книге сам Бабель:

«Сочинительство было наследственное занятие в нашем роду. Лейви-Ицхок, тронувшийся к старости, всю жизнь писал повесть под названием “Человек без головы”. Я пошел в него» («Пробуждение»){7}.

Ну что ж, от одной догадки приходится отказаться: Лейви-Ицхок спятил лишь к старости, а повесть свою начал писать, будучи в здравом уме.

«Дед Лейви-Ицхок, раввин, выгнанный из своего местечка за то, что он подделал на векселях подпись графа Браницкого, был на взгляд наших соседей и окрестных мальчишек сумасшедший. <...> мы прочитали с Боргманом несколько страниц из рукописи деда. Он писал по-еврейски, на желтых квадратных листах, громадных, как географические карты. Рукопись называлась “Человек без головы”. В ней описывались все соседи Лейви-Ицхока за семьдесят лет его жизни - с начала в Сквире и Белой Церкви, потом в Одессе. Гробовщики, канторы, еврейские пьяницы, поварихи на брисах и проходимцы, производившие ритуальную операцию, - вот герои Лейви-Ицхока. Все это были вздорные люди, косноязычные, с шишковатыми носами, прыщами на макушке и косыми задами» («В подвале»){8}.

А теперь — разгадка. Недавно Леонид Кацис ввел в научный оборот забытую статью Зеева Жаботинского{9}. Напечатана она была в 1908 году в петербургской газете «Русь» и продолжала начатую в марте 1904 года нескончаемую серию «Наброски без заглавия». Данный набросок был посвящен Семену Юшкевичу:

«Среди беллетристов евреев, пишущих и писавших на русском языке о евреях, г. Юшкевич является новатором. До него беллетристика о евреях носила какой-то этнографический характер. На первый план выдвигались бытовые особенности еврейской среды, цитировались или приводились по-русски типичные жаргонные словечки, подчеркивались своеобразные традиции и обычаи. Иногда это отдавало неприятным и унизительным привкусом апологии: автор хотел “между строк” “рассеять предубеждения”, показать, что, мол, эти бедные еврейчики “тоже люди”, и так далее. Но даже остальные произведения, свободные от этого слащавого запаха, были выдержаны в тоне

повествований Отелло о безголовых людях и других заморских чудесах. Минутами это напоминало доклад в географическом обществе: посмотрите, люди добрые, какие курьезные люди там живут и какие у них любопытные наряды»{10}.

Сопоставим:

«Рукопись называлась “Человек без головы”»

~ «выдержаны в тоне повествований Отелло о безголовых людях и других заморских чудесах»;

«Он писал по-еврейски, на желтых квадратных листах, громадных, как географические карты»

- «это напоминало доклад в географическом обществе»;

«Гробовщики, канторы, еврейские пьяницы, поварихи на брисах и проходимцы, производившие ритуальную операцию, — вот герои Лейви-Ицхока. Все это были вздорные люди, косноязычные, с шишковатыми носами, прыщами на макушке и косыми задами»