Сюжет, нанизанный на шило, или Смерть рецензента — страница 2 из 2

Все это выглядело настолько просто, что делая поправку на местные нравы, Владимир понял, что особенно рефлексировать не стоит. И предался на пятидесяти дальнейших страницах веселому времяпрепровождению, которое стерло тоскливые мысли о крови, которая уже не раз пачкала мраморный пол в гостиной гасиенды.

Но вот однажды, а это было накануне Дня Всех Святых, Владимир решил лично наведаться на небольшую бойню, которая имелась в усадьбе, и где гаучо должны были сделать свое темное и одновременно светлое дело по заготовке колбасы на зиму.

И какого же было его потрясение, когда он увидел, вернее подсмотрел, что отнюдь не грубые гаучо, а пятнадцатилетняя дочь Консуэлы убила одного за другим трех бычков точными ударами в шею...

Не мать и дочь, а две паучихи, заманивающие и уничтожающие мужчин!

Он понял, что надо срочно связаться с полицией. Но как он докажет, что это не он, а хрупкая девушка ликвидировала здоровенного мужика всего одним ударом? Сейчас, когда от убитого остались в лучшем случае хорошо обглоданные кости. Если бы еще удалось найти орудие убийства, с отпечатками пальцев девицы-убийцы... И хотя Владимир обладал хорошей памятью библиотекаря, он никак не мог вспомнить, когда оно исчезло, кто его унес.

Он обыскал дом, он опросил слуг, которые избавлялись от тела, но никто из них не мог сказать о шиле ничего конкретного, если не считать чем-то конкретным скороговорку из индейских и испанских слов, в которой Владимир ничего не мог разобрать...

... В двери позвонили. Очевидно это был тот самый этнограф из Германии, которого ждали в доме двумя неделями раньше. Владимир решил ни в коем случае не пускать в дом этого человека, но каково же было его удивление, когда этнограф возник в гостиной в сопровождении Консуэлы.

Гость из Германии оказался не немцем, а русским, по имени Александр, который работал в Геттингенском университете. По счастью, лично он не был знаком с прежним хозяином дома, который пригласил его потрудиться с местными легендами, многие из которых восходят к фольклору, бытовавшему в области Войска Донского до октябрьской революции.

Во время ужина зашел разговор и о материальных реликвиях, которые могли сохраниться у гаучо донского происхождения на память о прежней родине. А я тут кое-что нашел неподалеку от вашего дома, сказал Александр и выудил из своего портфеля... шило. То самое. Судя по форме инструмента и возрасту деревянной ручки, ему не менее восьмидесяти лет, гордо добавил визитер...

Довольно долго автор описывает чувства Владимира, переход от полуобморока к отчаянию и обратно. Питерский библиотекарь теперь понимает, что главное действующее лицо в бесконечной цепи убийств - это как раз шило, которое несет в себе алгоритм смерти.

Владимир прикладывает немало усилий, чтобы во время беседы потихоньку сунуть шило к себе в карман и унести. Но бдительный Александр каждый раз пресекает эти попытки и забирает шило, чтобы снова безмятежно положить его на стол.

Однако же сама беседа вертится вокруг интересной темы "магических предметов": фетишей, амулетов, граалей, талисманов, уак. Александр весьма эрудирован, он сыплет цитатами из современных научных трудов на эту тему. Особенно интересна теория одного ученого, который тоже работает в Геттингене, его зовут Клаус Ли-Бо, он полукитаец-полунемец. Он доказал, как говорится, на кончике пера - чтобы какой-то объект мог оказать воздействие на судьбу той или иной персоны в нашей вселенной, он сам должен быть миром. "Мир-в-предмете" есть компактифицированный клон нашего большого мира. Четвертое измерение, то есть время, в этой маленькой вселенной свернуто и проявляется только в виде казуального излучения. Что, кстати, вполне обнаружимо с помощью чувствительной аппаратуры. Явления холистического резонанса, возникающие между двумя мирами, описываются в уравнениях мнимых чисел пятого порядка...

Несмотря на то, что с теорией у Александра было все в порядке, он никак не мог понять намеков Владимира на то, что шило и есть проклятый заколдованный объект. И это все более раздражало хозяина дома. Наконец, Владимир догадался, что надо каким-то образом выманить Александра из гостиной и поговорить с ним где-нибудь наедине. Но Александр не хотел ни прогуляться, ни покурить. Да и болтливая Консуэла каждый раз мешала увести гостя. Неожиданно Владимир заметил, что чулки на ногах у женщины явно не в порядке, хотя еще час назад они смотрелись абсолютно идеально. Эротические стрелки не спускаются прямой линией вдоль ноги, а петляют. Значит эта бл... уже успела! И тогда Владимир решает разыграть сцену ревности, но лишь с одной целью - чтобы все-таки вывести Александра из гостиной.

Сцена ревности удалась на славу. Владимир схватил шило и потащил побледневшего Александра из гостиной. Сзади что-то кричала Консуэла. Я вам все объясню, шептал русский геттингенец. Неожиданно Владимир споткнулся на ступеньке, которая совсем некстати делила коридор на две половинки. Он покачнулся, взмахнул руками и в этот момент Александр, встрепенувшись, выхватил шило из рук хозяина. И неловко, почти не глядя, ткнул им...

... На полу лежал Владимир. Из глазницы, в которую на две трети ушло шило, текла кровь. Он был стопроцентным трупом... Александр был конечно не прочь немедленно бежать прочь, но тут омерзительное зрелище доизнасиловало его сознание и он упал на пол в глубоком шоке. Конечно же, когда он очнулся, то был уже в кровати кудесницы Консуэлы, которая колдовала над ними. И тэ дэ и тэ пэ."

Судя по всему, содержательная часть романа на этом была исчерпана. Анонимный юзер еще пытается оценить философскую составляющую романа, которая, якобы, превращает его из "мыльной оперы" в продолжение Борхеса.

Мол, шило было лишь шилом по форме, а не по содержанию. Старинное шило по сути своей являлось копией всего нашего мира, где некоторые базовые вектора - ярость и ревность - были доведены до экстремума. И вокруг них вертелась вся жизнь гасиенды год за годом. Существуют и другие предметы (также копии Вселенной, запасенные неким предусмотрительным Администратором), где выпячены другие базовые компоненты. В святом Граале это милость. В знамени Орифламме - мужество. В пирамиде Хеопса - гармония.

Свой отзыв анонимный юзер завершает мрачной шуткой, что мол не рекомендует автору романа, господину Андрею Дворкину, последовать по стопам своих героев и заплутать в парагвайских прериях.

Почему, кстати, парагвайских? В романе не было ни слова о том, что действие разворачивается именно в Парагвае! Минуту назад я хотел преспокойно использовать этот отзыв в своей большой литературоведческой статье, которую мне заказал журнал "Нуево обсерваторе", но сейчас меня вдруг пробирает страх. Я едва успокаиваю себя - в моем доме, как бы не был он велик, нет никакого шила.

Кажется, на первом этаже кто-то ударил молоточком в наружную дверь, и прислуга, грузная Луханера, поторопилась открыть. Вон как заскрипели половицы под ее тушей. На пороге моего кабинета возник туповатый пеон, который, похоже, только и способен что промычать: "К вам посетитель". Прекрасно, это немецкий физик, которого я вызвал аж из Гейдельберга, и с ним грузовик с аппаратурой. Я тороплюсь из комнаты, но меня опережают, я слышу, как на первом этаже моя жена радостно щебечет, общаясь с гостем. Я выхожу из коридора на лестницу и вижу ее и гостя в прихожей.

Тьфу ты! Это совсем не немецкий ученый. И никакого с ним грузовика с аппаратурой. Только потертый рюкзачок.

- Он тоже из Европы, из Санкт-Петербурга, - сообщает мне моя парагвайская жена.

- Андрей Дворкин, - представляется незваный гость. - Писатель. Знаете ли, я решил проверить, действительно ли некоторые гаучо являются потомками донских казаков.

- Замечательно, что вы попали именно к нам, - говорит женщина. - У моего супруга есть даже реликвии столетней давности, ясно говорящие о том, что все именно так, а не иначе.

- Шило? - спрашивает писатель. - Я так и знал, что это шило.

- А вот и не шило, нет у меня никакого шила, не надо превращать меня в очередной персонаж из своей книги, - отзываюсь я, пытаясь справиться с внезапной засухой в своем горле.

- А вот и есть! Ты его просто не замечал, потому что у него уже нет ручки.

Появляется падчерица, у нее в руках потемневший от времени металлический стержень, а на наглых губах торжествующая улыбка.

- Я нашла его утром в нижнем ящике твоего стола... Мама велела сделать генеральную уборку, - добавила она, увидев свирепую гримасу на моем лице.

Она роется в ящиках моего стола по наущению своей мамаши! В моих жилах совершенно на латиноамериканский манер вскипает кровь. Вдобавок я понимаю, что это моя жена привезла этого Дворкина сюда. И, если полчаса назад на ней был бюстгальтер, то сейчас его точно нет. Карамба! Я подхожу к черноглазой красотке и с большим удовольствием отвешиваю ей пощечину.

- Как вы смеете бить женщину? - встревает русский писатель.

- Зря вмешиваешься, - я оборачиваюсь к нему, у меня в руке исторический кастет, которым пользовался еще сам Альфредо Стресснер. И тут меня пронзает боль, она входит в точку между лопаток и ...