Я давно мечтал побеседовать не спеша с этим человеком, но всё время что-то не стыковалось. Чаще всего не хватало этого самого времени, потому что разговор должен быть спокойным серьёзным – такой собеседник способен отвечать на самые серьёзные, даже академические, вопросы.
– Эльгена Васильевна, вы сейчас, как я понимаю, единственный человек, который пытается определить какую-то новую политику в нашем японоведении в связи с тем, что в этой науке, как мне кажется, назрел кризис.
– Ну, я бы не сказала, что кризис, но какие-то новые тенденции, конечно, есть. Прежде всего я хочу сказать с болью и горечью, что нас очень мало.
Вот мы сейчас находимся в Центре японских исследований РАН. Раньше, в лучшие времена, здесь работали 30–35 человек, по преимуществу мужчины. А сейчас нас 12 человек и главным образом – женщины. Получается, что у нашего современного японоведения – женское лицо. Но, и это очень важно, мы очень много привлекаем авторов, исследователей и сотрудничаем с ними. Здесь, в Центре, мы перешли, может быть, интуитивно или по воле случая, на европейскую, западную систему работы. Постоянно работает небольшая группа специалистов, а когда делается проект, приглашаются учёные со стороны.
Поэтому, несмотря на то, что в Центре не так много людей, мы можем сделать проект и разработать практически любую тему. Мне такой подход кажется важным, интересным и в общем-то продуктивным. С 1995 года мы осуществляем ежегодные проекты при поддержке Японского фонда. Сейчас выпустили уже девятую книгу. Помимо этого, у каждого автора есть собственные работы, монографии, практически у каждого индивидуальные монографии, которые в соответствии с институтским планом планируются на 3–4 года.– То есть японоведение всё-таки пока не умирает? – Абсолютно не умирает. Как это ни парадоксально, я думаю, оно стало даже более мобильным, деятельным. Тут большую, не побоюсь этого слова, роль играют люди, которые уехали в Японию, по разным причинам живут и работают там, но очень активно сотрудничают с нами. Самое главное, они не растеряли желания писать для России, писать для наших изданий. Это и москвичи, и наши дальневосточные коллеги Пётр Падалко, Марина Ковальчук, многие другие. Они очень хотят публиковаться, несмотря на то, что у нас денег не платят.
– Кстати говоря, то, что денег не платят, видимо, связано с японцами? Насколько я знаю, японцы сокращают сейчас своё финансовое присутствие в нашем японоведении… – Сокращают, к сожалению.
– И число университетов уменьшилось, которые сотрудничали с нашими университетами и научными центрами…
– И это правда. В те же «лучшие годы» у нас было восемь-девять месяцев командировок в году, потому что мы сотрудничали с четырьмя-пятью университетами. Допустим, в университете Кэйо у нас было 4 месяца командировок, в Хосэй тоже. И все они сокращают эти лимиты, и похоже, что на следующий год мы вообще останемся с минимальным количеством командировок, а это были очень хорошие контакты. Причём, это были двусторонние соглашения: наши учёные приезжали туда, а здесь мы принимали японцев.
У нас пока существуют действующие программы научного обмена с университетами Кэйо и Хосэй. Совместно с Хосэй мы в сентябре прошлого года провели в Москве большой интересный симпозиум, выпустили отдельной книгой его материалы, а недавно закончили исследовательский проект «Изучение Японии в постсоветской России», который будет издан отдельной книгой и по-русски, и по-японски. Раньше были связи с киотоским университетом Рицумэйкан и институтом Нитибункэн, но они уже прервались. А вот инициативу университета Такусёку выйти на просторы России – а она не ограничивается только Москвой – я могу только приветствовать.– А в чём причина разрыва связей?
– Японцы потеряли интерес, они считают, что у нас уже нечего им изучать. В Японии в научных кругах вообще упал интерес к России. Остались только, я бы сказала, энтузиасты, а общее число изучающих Россию значительно сокращается, к сожалению.
Но мы-то здесь как раз очень активно работаем. Поднимаются и активно изучаются совершенно новые темы. Возьмите синто: раньше подумать, что будут капитальные труды по синто, было просто невозможно. Поэтому хочется сказать отдельное спасибо Международному обществу изучения синто. Двухтомник по синто (том исследований, том переводов документов) – в мире такого нет нигде, кроме России! И сейчас мы уже запланировали Энциклопедию синто. Это будет уникальное издание.– Когда она выйдет? – Через три года, три года на работу. В этом году напишем словник, потом статьи. Ещё издадим перевод на русском языке двух небольших книжек, написанных японскими корифеями, причём по-английски и для иностранцев. Это Като Гэнти и Оно. Хотим издать этот перевод под одной обложкой – это синто для народа, если можно так сказать.
– Это тоже японское финансирование. А как вы относитесь к разговорам о том, что наши учёные тривиально «продались» японцам и пишут то, что им велят в японском посольстве? – Абсолютная чепуха. Заявляю это со всей ответственностью, поскольку знаю ситуацию изнутри, с самого начала действия этого соглашения. Никто нам ничего не «велит», не «предписывает», не «цензурирует». Полная свобода. В авторских и коллективных монографиях, в ежегоднике «Япония», которые издаются при финансовой поддержке Японского фонда, – и мы ему за это искренне благодарны – немало критических материалов о Японии, немало того, что не соответствует тамошней политической ортодоксии. Да, откровенно японофобских материалов там нет – как практически нет японофобов среди настоящих учёных-японоведов.
– Кстати говоря, появилась тенденция, с которой на этот раз далеко не все японоведы, насколько я знаю, согласны. Это, скажем так, попытка выноса материалов о Японии на научно-популярном уровне, упрощение её для народа?
– Нет, это не упрощение. Это то, что называется классическим научно-популярным изложением. Этим, кстати, крупнейшие учёные занимались всегда. А то, что не воспринимают… это снобизм. Что значит популярный? Да просто хорошо написано, чтобы люди действительно могли понять, о чём идёт речь! Какой смысл писать друг для друга? Мы, японоведы, можем, конечно, это делать, но только вы поймёте и ваши коллеги. А народ? Вот, например, мне в беседе недавно сказали: «Книжечку хочется открыть, чтобы прочитать и понять, что это такое». Мы выпустили двухтомник «синто», но человеку с высшим образованием, но не японоведу, его понять сложно.– Отдельные главы только… – Да, и мне кажется, что мы хорошее дело делаем. Вот наш последний сборник «Россия и Япония – соседи в новом тысячелетии» – сборник, который очень профессионально написан, но он очень доступный и людям понятный, и, что самое ценное, его читают не только японоведы, но и широкий круг интересующихся, любителей. Вот для чего надо работать. Мы не случайно начали проводить презентации, получили хорошую прессу – мы получаем широкую аудиторию, не замыкаемся в себе.
– А может оказаться, что этот скорбный труд даром не пропадёт и может скоро возродиться вниманием японцев? – Хотелось бы… Мне кажется, в этом плане должен сыграть не последнюю роль проект, в котором и вы принимали участие и который мы делали для университета Хосэй. Они просили нас написать библиографический труд, провести ревизию всего, что мы сделали с 90-х годов по нынешнее время. И оказалось, что столько сделано, столько наработано, что мы сами все удивились!
– Больше, чем в советские времена. – Да, в какой-то степени, потому что, конечно, раздвинулись рамки. Можно писать обо всём. Я 20 лет жизни потратила на закрытые труды по истории японской компартии, понимаете? И никто даже не знал, что я существую.
– А сколько лет вы занимаетесь Японией? – Я поступила в аспирантуру Института востоковедения АН СССР в 1965 году.
– Сорок лет. С праздником! – Действительно, в 1965 году я пришла сюда и никогда отсюда не уходила. Когда меня даже в МГИМО просили перейти туда на работу, я сказала: «Нет, отрываться невозможно. Преподавать – да, а уходить – не могу».
– Эльгена Васильевна, с высоты своего опыта скажите, что вы думаете о нынешнем состоянии и ближайших перспективах российско-японских отношений, о том, как учёные, научные и учебные учреждения могут внести в их развитие свой вклад?
– Отношения между нашими странами, прямо скажем, непростые, и ждать здесь скорых и решительных подвижек на правительственном уровне, по-моему, не приходится. Да ждать и не надо – надо действовать, действовать на своём уровне! Партнёрство – это слово должно стать ключевым для XXI века. Если ничего не делать, то ничего и не изменится. Ведь проблема не столько в пресловутых островах, сколько во взаимном недоверии, недостатке адекватной информации друг о друге, в недостатке интереса Японии к России. В сегодняшней России интерес к Японии очень велик и пока не падает, но трудно сказать, что будет через пять лет. В Россию идёт тихая, но явная экспансия Китая, стран Центральной Азии и арабского Востока, в том числе экспансия культурная и информационная, в которую они вкладывают очень большие деньги.
Японии надо активнее моделировать свой положительный образ в России – учитывая, конечно, интересы потенциальной аудитории – пока для этого существуют столь благоприятные условия. Да и России надо хоть что-то делать для создания своего положительного образа в Японии. Если государственные чиновники и дипломаты этим не занимаются, заниматься должны мы, простые граждане, каждый на своём месте и в меру своих сил. Учёным и преподавателям это, как говорится, сам Бог велел.…лет спустя : Энциклопедия синто вышла, усилия наших японоведов, во многом самой Эльгены Васильевны Молодяковой, японистика «идёт в народ». Во всяком случае, мы верим в это.