Известный писатель, журналист-международник, политический обозреватель. Лауреат Государственной премии СССР 1985 года. Член президиумов Российско-японского и Российско-китайского «Комитетов XXI-го века».
Родился в 1926 году в Ленинграде. Участник Великой Отечественной войны. В 1951 году окончил китайское отделение Военного института иностранных языков в Москве. В 1951–1991 гг. – корреспондент главной советской газеты «Правда». В 50-х годах 7 лет провёл в командировке в Китае, в 60-х – 7 лет в Японии, в 70-х – 5 лет в Великобритании. 13 лет проработал на Центральном телевидении ведущим основной советской внешнеполитической программы «Международная панорама». Написал 17 книг, изданных общим тиражом более 7 миллионов экземпляров. Широко известен как автор «Ветки сакуры» – книги, выдержавшей несколько переизданий, в том числе 4 – в Японии. Там «Ветка сакуры» вошла в число «лучших произведений для иностранцев о Японии» и признана одной из трёх «лучших книг о Японии, написанных в XX-м веке». В 2000 году написал её продолжение. Сейчас В. Овчинников – политический обозреватель «Российской газеты».
Его дочь и внуки также изучают Японию.
С чего начиналось знакомство с Японией для поколения семидесятых-девяностых? Для многих – с каратэ, Куросавы, «Панасоника». Для очень многих – с книг Владимира Цветова и Всеволода Овчинникова. Первого уже нет с нами, а вот автор «Ветки сакуры» и многолетний ведущий «Международной панорамы» Всеволод Владимирович Овчинников по-прежнему жив-здоров и, отпраздновав в конце 2001 года своё семидесятипятилетие, продолжает заниматься Японией и Китаем – двумя странами, с которыми он в молодости связал свою судьбу раз и навсегда.
– Всеволод Владимирович, расскажите, пожалуйста, как складывалась ваша жизнь до и после появления знаменитой «Ветки сакуры».
– Честно говоря, поначалу я не собирался связывать свою жизнь с Японией. Я окончил китайское отделение Военного института в Москве, то есть мог стать «штирлицем». Но однажды моё знание китайского языка заметили сотрудники газеты «Правда» и изменили мою жизнь, перетащив меня к себе, хотя в те годы это было очень непросто. Так я начал успешно работать в качестве журналиста в редакции «Правды». Этой газете я посвятил 40 лет – с 1951 по 1991 год. Если бы не охлаждение советско-китайских отношений в начале шестидесятых, я, вероятно, навсегда остался бы синологом и писал о Китае. Но международная обстановка изменилась, нужно было искать новое место приложения сил, и я, пользуясь тем, что у нас тогда мало кто разбирался в Дальнем Востоке, пошёл на откровенную авантюру. Я убедил своё начальство в том, что китайский и японский языки очень похожи, и, если меня быстренько переучить, я буду готов к работе в Японии.
Год я занимался с преподавателем, но язык так и не выучил – авантюра есть авантюра. Мне пришлось им овладевать уже на месте и по ходу дела. Несколько раз в неделю ко мне в шесть утра приходил один японец, с которым я занимался по три часа. Ну и, конечно, постоянное нахождение в среде носителей языка приносило свои плоды. Уже через год я читал газеты, слушал радио, смотрел телевизор, а через два года ко мне начали обращаться за консультациями по японской тематике и дипломаты, и журналисты, и сотрудники советских учреждений в Токио. Я одержал победу: не будучи профессиональным японистом, я стал в Японии своим.
Мой круг знакомств заметно расширился, я встречался с политиками, журналистами, писателями, с бизнесменами, конечно. Очень интересные были знакомства с Коносукэ Мацуситой – главой промышленной группы «Мацусита» и Масару Ибукой – президентом «Сони». С Мацуситой однажды произошёл просто смешной эпизод. Я долго пробивался на интервью с «волшебником японского менеджмента», как его уже тогда называли. Наконец, интервью состоялось и, одна из ключевых позиций, которую Мацусита отстаивал, заключалась в том, что любая вещь, любая деталь на предприятиях Мацуситы изготавливается по самым высоким критериям качества. Естественно, в сумме это потом обеспечивает общий высокий уровень изделий с торговыми марками «Панасоник», «Тэкникс», «Нэшнл». После беседы мне преподнесли подарок – новейший приёмник с выгравированной дарственной надписью Мацуситы. Так вот, в ту же ночь приёмник сломался! Я позвонил в компанию и ко мне срочно примчались представители фирмы, дико удивились, немедленно забрали бракованную вещь, а мне оставили ещё более современную аудиосистему с такой же дарственной надписью. Я эту историю никогда никому не рассказывал, но думаю, что теперь, по прошествии стольких десятков лет, можно.
Но всё же особенно важным для себя я считаю то, что во время работы в Японии мне довелось стать одним из первых, кто узнал правду о деле Рихарда Зорге. Мне удалось познакомиться с его подругой Ханако Исии и, благодаря ей, первым из советских журналистов побывать на его могиле. Когда в 1969 году моя первая командировка в Японию закончилась, появилась книга – та самая «Ветка сакуры». Её решился напечатать Александр Трифонович Твардовский в журнале «Новый мир», все остальные брать её отказались. Через два дня позвонил Константин Симонов, и его положительный отзыв мне до сих пор наиболее дорог. Я попытался посмотреть на капиталистическую страну без привычных шор и предубеждений. Международный отдел ЦК КПСС тогда дипломатично промолчал, и в результате разносов я получил гораздо больше, чем положительных откликов. Правда, я удостоился премии имени Воровского за лучшее произведение в международной журналистике, что было очень приятно. А через несколько лет «Молодая гвардия» издала «Ветку сакуры» отдельной книгой. Потом вышло ещё несколько изданий на русском и многих других языках, всего около 5 миллионов экземпляров.С премьер-министром К. Обути
Я ещё не раз потом бывал в Японии, но уже в краткосрочных командировках, сначала как политический обозреватель – помимо работы в «Правде», я 15 лет вёл «Международную панораму» на Центральном телевидении, – и позже, после 1991 года, как представитель различных общественных организаций. Но, даже когда я работал в других регионах, а я за свою долгую журналистскую жизнь объехал всю планету, я нигде не забывал о Японии. Контакты с японскими друзьями поддерживаю и по сей день, а во время одной из последних поездок имел очень интересную встречу с покойным ныне премьер-министром Кэйдзи Обути. Вот такая моя «японская история».
– Глядя сегодня с высоты своего 40-летнего опыта на взаимоотношения наших стран, что Вы можете сказать о будущем российско-японских отношений?
– Очень трудный наступает момент. Проблема заключения мирного договора и решения вопроса о «северных территориях» должна быть разрешена. Необходимо не сворачивать двусторонние многоуровневые обмены, а расширять их. Надо стремиться навстречу друг другу, стараясь найти как можно больше точек соприкосновения, тогда эта проблема будет более легко решаемой, тем более что другого выхода у нас просто нет. Должен отметить, что и японцам надо перестать обвинять нас во всех смертных грехах. Мы виноваты, но виноваты всего в двух вещах: во-первых, в том, как мы поступили с японскими военнопленными, во-вторых, в том, что договор о ненападении мы нарушили раньше чем через год после заявления о его денонсации. Что же касается непосредственно спорных островов, то тут вопрос даже с исторической точки зрения не так однозначен. Надо внимательно читать соглашения и действовать с точки зрения норм международного права. Тогда и мы окажемся не в такой уж уязвимой позиции, как сейчас многим в Японии кажется. Я верю в возможность разрешения спорных моментов. Более того, я убежден, что в Азиатско-Тихоокеанском регионе нет сегодня двух других стран, столь необходимых друг другу, как Россия и Япония. В 70-х годах мы уже пошли по пути сотрудничества. Существовала очень толковая стратегия долгосрочных крупномасштабных сделок на компенсационной основе. Неблагоприятная международная обстановка привела к тому, что процесс этот был приостановлен. Сейчас, когда нет уже идеологических разногласий между нами, когда Россия нуждается в инвестициях, а к нашим границам вплотную подошли исламские фундаменталисты и НАТО, Россия должна тянуться к Японии. Вот посмотрите, эту схему рисовал мне в Токио премьер Обути. Для того чтобы восстановить баланс сил в четырёхугольнике «Япония – Китай – США – Россия», японцам необходимы сильные связи с Россией. Объём торговли между нашими странами – 4 миллиарда долларов [5] . Это ничтожная цифра. С американцами она у Японии больше в 45 раз, с китайцами – в 15. Им нужны наши энергоносители, наши ресурсы, нам нужны их деньги, а в геополитическом смысле мы должны быть равноправными участниками многополярного мира, выгодного всем, кроме США.
Я верю, что скоро станет возможным осуществление идеи Великого шёлкового пути XXI века. Это значит, что возникнет уникальный энергетический и транспортный поток, мост «Западная Европа – Дальний Восток», опорами которого станут Россия и Япония. Японцы могут и должны использовать свои технические достижения и капиталы для модернизации Транссиба, для строительства евроазиатской автомагистрали. У нас, в свою очередь, есть людские ресурсы для обеспечения работы этих трасс. Созданная инфраструктура позволит привлечь людей к малоосвоенным, но самым богатым регионам России. Это будет колоссальный толчок и для нашей экономики, и для японской, страдающей от нехватки нефти и газа и получающей их из взрывоопасного Ближневосточного региона. Переориентации энергопотока в следующем веке им не избежать, а у нас тут потрясающие перспективы.– Всеволод Владимирович, вы несколько десятилетий проработали с китайцами и с японцами. А какой народ вам ближе по характеру, по духу, по манере мышления? – Конечно, японцы. Это, безусловно, подтверждается и тем, что моё уважительное и доброе отношение к этой стране переняли и моя дочь, и внук, ставшие профессиональными японистами. Я считаю, что китайцы – это азиатские немцы, пунктуальные, дотошные и скучноватые. Японцы – это азиатские русские, во многом нелогичные, эмоциональные, хотя и самым тщательным образом это скрывают, и часто непредсказуемые. Китаец точно знает, что в среду он выпьет 3 бутылки пива, а японец никогда не знает, сколько он выпьет. Это мне нравится.