Рабочий момент съёмок
– По-моему, замечательное романтическое название – под стать духу картины.
– Мне оно показалось тогда банальным и неприлично «парфюмерным». Впрочем, на этой картине очень многое происходило помимо моей воли – воли режиссёра. С другой стороны, я встретил там замечательных людей, которые мне очень помогли. Прежде всего, это Акира Куросава и его второй режиссёр Ногами-сан. Куросава очень ценил композитора Исаака Шварца, с которым он делал «Дерсу Узала», и с которым в Советском Союзе работал я. Когда я уезжал в Японию, Шварц написал Куросаве что-то вроде рекомендательного письма, и я был принят великим режиссёром как близкий друг. Он пригласил меня на ужин, но не в ресторан, что было бы достаточно обычно для японцев, а в дом своего друга, который славился кулинарными способностями. Это было выражением особого внимания со стороны Куросавы к гостю из СССР. Во время этого ужина он не только научил меня сидеть по-японски на татами, но и рассказал в подробностях всё устройство сложного киномира Японии. Он буквально за руку ввёл меня за кулисы японского шоу-бизнеса, и я до сих пор ему за это благодарен. Это было исключительно ценно и полезно для меня, ничего доселе в этом не понимавшего.
Во время поездки я узнал много нового и удивительного, но настоящим человеческим открытием стала для меня Комаки Курихара. Она тогда была фантастически популярна в Японии. Мне кажется, было что-то вроде соревнования (тайного, конечно) между ней и Юрием Соломиным по степени популярности у своего народа. Соломин после «Адъютанта его превосходительства» не мог спокойно ходить по улицам Москвы. Но то, как к Комаки относились японцы, вообще не поддаётся описанию. Я помню, когда мы пошли с ней в бассейн, люди в одежде прыгали в воду за автографом. При такой фантастической популярности она оставалась и до сих пор остаётся удивительно скромным и красивым человеком. Я помню, например, одну историю, которая произошла с нами под Ленинградом во время съёмок. Мы работали в лесу, а было уже довольно прохладно, и Комаки попросила ватник – она их очень любила, потому что ничего теплее не придумаешь. Когда съёмка закончилась, мы с ней, а она прямо в этом ватнике, чумазые и усталые, возвращались в гостиницу. И надо же такому случиться, что в лифт вместе с нами зашли два японца. Они же не могли себе представить, что в гостинице под Ленинградом встретят живой символ своей страны. Один другому говорит по-японски: «Смотри, какая симпатичная русская девочка. Так похожа на Комаки Курихара!», а она спокойно и очень устало, не поднимая головы, им по-японски же и отвечает: «Я не русская девочка. Я и есть Комаки Курихара». Мне тогда показалось, что японцам понадобится врач – в таком они были шоке.
Она действительно очень живой и сердечный человек, звёздная слава её совершенно не коснулась. Комаки – очень нежная и трепетная актриса, а о её трудолюбии слагают легенды. Представьте себе: она свои роли сама озвучила на русском языке! Это просто адский труд. К тому же она женщина удивительной верности. Кино ведь дело цыганское: ночь пляшем, а утром растворились в тумане и поминай как звали. Комаки не такая. Она до сих пор помнит нас всех, приглашает к себе, приезжает сюда, мы перезваниваемся, то есть контакта не теряем.– Сергей Александрович, все люди, с которыми я беседовал, говорили, что, один раз оказавшись в Японии и поработав с японцами, потом очень трудно это забыть. Всё время хочется снова попасть туда. Вы разделяете это мнение, это ощущение? – Да, я с тех пор ещё не раз был в Японии. У меня вообще с японцами до сих пор очень тёплые отношения, и я очень надеюсь, что не в последний раз с ними работал в кино. Может быть, и с Комаки мы работали не в последний раз. У меня даже есть роль для неё. Знаете историю Ёсико Окада? [8] Так вот, я надеюсь, что когда-нибудь сниму Комаки в роли Окады. Две японки, две звезды, две судьбы.
…лет спустя: Фильм так и не снят. А жаль.
Юрий Соломин, режиссёр (интервью 1998 года)
Один из самых популярных и любимых артистов России. Народный артист СССР, лауреат многих театральных премий, академик Международной академии творчества, президент Ассоциации русских драматических театров.
Родился в 1935 году в городе Чите, сын профессиональных музыкантов. В 1953 году был принят на учёбу в Высшее театральное училище имени Щепкина в Москве. По окончании училища стал артистом Малого театра. С 1959 года снимается в кино. Сыграл сотни разноплановых ролей в театре, кино и на телевидении. Яркий приверженец русской классической театральной школы. С 1980 года работает как режиссёр театра и кино. Поставил большое количество спектаклей и фильмов в России, Болгарии, Чехословакии, Германии. Удостоен премий за лучшие студенческие работы в Братиславе (Словакия) и Кобэ (Япония). С 1961 года преподаёт в Высшем театральном училище имени Щепкина в Москве, профессор. Ведёт мастер-классы со студентами из Японии, Южной Кореи, Америки. В 1988 году стал первым избранным художественным руководителем Государственного академического Малого театра России. В 1990–1992 годах – министр культуры России. Награждён несколькими орденами, в том числе японским орденом «За вклад в мировую культуру».
В главном кабинете Малого театра антикварная мебель, огромной высоты потолки, столетние портреты на стенах: Островский, великие артисты, игравшие на великой сцене Малого, и, неожиданно – большая фотография Куросавы. На столе Соломина – табличка с его именем на японском языке. Начинается разговор. Говорит Соломин медленно, с чётко оформленными паузами, по-актёрски акцентируя голосом и иногда повторяя особенно важные, по его мнению, моменты.
– Юрий Мефодьевич, когда вы выступали на открытии Фестиваля японского кино, то сказали, что Акира Куросава был вашим крёстным отцом в кино… – Да, это, безусловно, так. Но Куросава не только для меня фигура необычная. Если взять мировой кинематограф, тот кинематограф, который мы любим, то это три фигуры: Феллини, Бергман и Куросава. В этом вся Европа и вся Азия.
– То есть, именно работа с Куросавой стала для вас выходом в мировое кино? – Так и есть, и, насколько я помню, «Дерсу Узала» был в 1975 году продан в 94 или 96 стран. Продан – это важно! Я даже сам тогда участвовал в продаже этого фильма, будучи в Швеции на Неделе советского кино. Для меня лично это тоже был выход на мировое кинематографическое пространство. Хотя к тому времени многие мои фильмы шли за рубежом, если учесть такое постсоветское пространство, как Чехословакия, Польша, Венгрия, ГДР, весь соцлагерь. Там меня знали так же хорошо, как и здесь.
– Видимо, вас знали не только там. Существует легенда, что Куросава вас выбрал, посмотрев фильм «Адъютант его превосходительства».
– Да, совершенно верно, хотя за границей, и в Японии тоже, показывали и «Хождение по мукам», и «Блокаду». Там было достаточное количество наших фильмов, но вот такой выход с шумом… Всё-таки, это именно Куросава! Это был именно «Дерсу Узала»! Мы получили «Оскар» за лучший фильм, а у нас не так много картин получило «Оскар». То есть это было то, что сейчас называется «мощно».
Вообще, я должен сказать, что у меня с этим фильмом связаны немножко мистические воспоминания. В 1970 году после бешеного успеха «Адъютанта…» мы с театром поехали на гастроли в Киев. Я играл главную роль сразу в двух спектаклях. Ажиотаж был большой, очереди за билетами, аншлаги, а мне в одно прекрасное утро вдруг сделалось плохо. Повезли в больницу. Оказалось, что начался перитонит. Меня вынесли из театра на носилках, а как раз напротив была такая заштатная дежурная больница, куда меня в срочном порядке и поместили. Сейчас могу сказать – спасли меня там. Но всё же пролежал я в больнице месяц, а потом ещё месяц провёл в санатории. В общем, родился заново, а в это время проводился Московский кинофестиваль, и я, лёжа на больничной койке, слушал по радио, как он проходит – а они тогда проходили очень хорошо. И вот тогда я услышал, что впервые на фестиваль приехал Куросава со своим фильмом «Под стук трамвайных колёс». Говорили, что он тоже был только что после болезни, что недавно снял эту картину, что ему все помогали, ну и всё в таком же духе. Потом было интервью с самим Куросавой, и когда у него спросили: «А что бы вы хотели сделать в России?», он сказал, что его мечта – снять «Дерсу Узала». Он даже уже пытался начать эту картину, но отказался, потому что понял, что надо снимать это на родине автора – в России. Я знал эту книгу, я родом почти из тех мест, и, конечно, лежал и думал: «Господи, ну ведь повезёт же кому-то! Ну, кто же будет играть? Ну, мне бы там хоть какой-нибудь эпизод!» Приехал я в Москву, и в январе вдруг звонок из группы «Дерсу Узала»: «Мы запускаемся. Хотели бы вас попробовать».
Мистика, конечно, но самое главное в другом. Почему я сказал, что он – мой Сэнсэй, то есть Учитель? Я же не заканчивал кинематографического вуза. Я – артист театральный. Хотя по диплому «артист театра и кино», но дело в том, что в кино существует своя специфика. Я много снимался, в том числе и у очень хороших режиссёров – Калатозова, Ордынского, Столпера, Донского. Поэтому я не хочу сказать, что только он был хорошим режиссёром. Нет, были они и у нас. Но он – Куросава – во-первых, мне кажется, обладал каким-то особым кинематографическим чутьём. Во-вторых, он действительно был Учитель. У него абсолютно другая, отличная от нашей, манера работать. При всей любви наших режиссёров к актёру они никогда не раскрывали нам тайну, как они будут снимать. Куросава это делал. Он сажал нас за стол и объяснял, благо нас было всего двое, как он будет снимать, сколько камер будет работать, как двигаться и так далее.
Я сначала никак не мог понять: зачем он это говорит? Ведь я с 1959 года в кино! А потом постепенно понял. Я приходил, снимался, из меня выжимали всё, что надо, и я уходил. Такой потребительский был подход. А здесь я получил образование. Образование в смысле построения сценария, технического подхода к съёмкам и прочих тонкостей профессии. Поэтому, когда я снимал свой первый фильм на Свердловской киностудии, «Скандальное происшествие в Брикмилле» по пьесе Пристли, и я был уже опытным артистом кино, но как неопытному в режиссуре дебютанту мне была дана скидка. И как дебютант я работал по схеме Куросавы! Это была точная раскадровка, тем более что у меня было 7–8 артистов – и все в кадре. Такие артисты, как Вокач, Весник, Виторган, Нелли Корниенко, Татьяна Петровна Панкова, Борис Иванов из Театра Моссовета, во-первых, актёры очень театральные. Во-вторых, они очень занятые, и собрать их вместе было очень трудно. Поэтому и нужна была та раскадровка, которую всегда делал Куросава. Он точно раскадровывал – где, что, когда он будет снимать. И я закончил эту картину на несколько дней раньше установленного срока с большой экономией плёнки, что тогда очень учитывалось, и мы даже получили премию.