– Вы знаете, государству очень важно создать свой объективный образ в глазах других стран, других народов… Если же такие мифы ещё распространены, то это, конечно, смешно. Как же так – одни читают Харуки Мураками, а другие грезят о самураях и гейшах? Мураками – очень модернистский автор, не так ли?
– В России мне приходилось слышать, что он пишет в стиле «моно-но аварэ» , адаптированном к нашему времени. – Пожалуй, в стиле «моно-но аварэ» писал Юкио Мисима. Да ещё Ясунари Кавабата. «Моно-но аварэ» Мураками слишком искусственно, но это уже не имеет отношения к имиджу.
– Что касается имиджа, то существует ли политика формирования собственного образа в глазах японцев? Государство как-то старается поддержать своё реноме в представлении собственных граждан? – Нет, это – идеология, и это было характерно для Советского Союза. Нам после войны уже не навязывают мысли о собственной исключительности или что-то подобное. О Русско-японской войне мы вспоминаем очень редко, а фамилия адмирала Того, по-моему, даже не упоминается в учебниках.
– О послевоенной демилитаризации Японии нам известно, но ведь с конца девяностых годов ваша страна вновь беспокоит Россию и других своих соседей по Азиатско-Тихоокеанскому региону заявлениями о пересмотре 9-й статьи Конституции, запрещающей иметь армию. Силы самообороны всё чаще появляются в самых разных концах света. Кажется, что японцы стараются успеть попасть во все «горячие точки» планеты. Что происходит с японским обществом? Это милитаризация? – Нет. Даже наоборот – Запад всё чаще упрекает нас в бездействии во время экстренных ситуаций, то и дело возникающих в мире. Обычно мы участвовали в решении каких-то региональных конфликтов экономическим путём. Наших партнёров это не устраивает. «Почему мы должны проливать пот и кровь наших солдат, а вы только платите деньги?» – говорят они нам. Многие страны критикуют нас за это. Идёт процесс глобализации, и мы не можем оставаться пассивными.
– Если я правильно понял, Япония вынуждена идти на участие своих вооружённых сил в международных конфликтах под давлением западных союзников и, прежде всего, Америки? – Не только Америки. Других развитых стран тоже. Это в России говорят о милитаризации Японии, а на Западе очень недовольны тем, что, по их мнению, наша страна не выполняет свой международный долг. Так что ваши представления о милитаризации Японии – не более чем миф! Лет пятнадцать тому назад я говорил то же самое академику Примакову, который был тогда директором Института мировой экономики и международных отношений. Вы, русские, уже тогда говорили о милитаризации Японии. Между тем в вашей, а не в нашей стране существовала военная подготовка в школах, все мужчины служили в армии, да и сейчас на улицах любого города можно встретить много военных. Военных на улицах Токио вряд ли вообще можно увидеть. Наше образование не имеет никакой военной направленности, наша армия незаметна для общества. «Рассуждения о милитаризации Японии звучат смешно», – говорил я академику Примакову. При одинаковой численности населения ваша армия считается на миллионы человек, а наша – на сотни тысяч. Военной опасности, исходящей из Японии, нет! Китай для вас куда большая опасность.
– А для Японии? – Пожалуй, да. Раньше для нас представлял потенциальную угрозу Советский Союз. Теперь мы с опаской смотрим на Китай и Северную Корею. Главное, что очень трудно спрогнозировать развитие ситуации на много лет вперёд. Но нас очень беспокоит то, как будет развиваться Китай. Тем не менее в Японии невозможна милитаризация общества из-за мощного духовного пацифизма. После Второй мировой войны у нас чрезвычайно усилились левые движения. Тогда популярно было мнение о том, что Япония сможет сохранять нейтралитет вообще без армии. Но сильное государство не может существовать без армии.
– Япония делает различия в подходе к созданию своего имиджа в зависимости от страны? Вы популяризируете себя в Китае не так, как в России? – В целом, да. Дело в том, что облик Японии во всех странах разный. Европейские страны и Америка критикуют Японию за бездействие и хитрость: то, что мы платим, но не воюем, по их мнению, некрасиво. Имидж нашей страны был очень сильно испорчен во время войны в Ираке, когда мы заплатили 13 миллиардов долларов, но не участвовали в военной операции межнациональных сил. Премьер Коидзуми очень боится повторить эту ошибку и готов ради этого даже изменить Конституцию.
– Получается, что Япония готова пойти на поправки своей знаменитой пацифистской Конституции только ради хорошего имиджа в глазах Запада? – Да, правильно. Это тоже стереотип – 9-я статья. Япония не хочет становиться военной страной. У нас, честно говоря, и армию-то не очень любят, и служить в ней не хотят. Но и у вас, когда говорят о том, что Япония должна стать более свободной от Америки, не понимают, что это означает уже реальную милитаризацию страны и появление новой ядерной державы. В случае разрыва договора безопасности с Америкой мы вынуждены будем создать своё ядерное оружие и модернизировать вооружённые силы, тем более, что все возможности для этого у нас есть. Как нам защищать себя, если мы откажемся от американской помощи?
– От кого же Япония собирается защищаться? У вашей страны есть реальные враги? – Положение в мире меняется очень быстро. Разве 10–20 лет назад мы могли предсказать, что военно-политическая ситуация будет выглядеть так, как она выглядит сегодня? А на создание ядерного оружия может потребоваться больше времени, чем на изменение карты мира.
– Хорошо, но вернёмся к имиджу. Мне кажется, существует два уровня формирования облика страны: официальный и приватный. В первом случае проблемой занимается государство, вкладываются бюджетные деньги, вопрос становится политическим. Во втором – речь идёт о частных инициативах, о бытовом уровне знакомства со страной, о культурных обменах, носящих спонтанный характер. Какой уровень, по-вашему, наиболее важен? – По-моему, их нельзя сравнивать. У них разные цели, разные позиции оценки. Если в Россию завтра приедет Мураками, то главное, что он – интересный писатель, а не то, что он – японец. Мы тоже любим многих русских писателей, но для нас важно не то, что они русские, а то, что их произведения интересно читать. Нельзя рассматривать такое проникновение как часть формирования позитивного образа страны. Искусство наднационально, если это «высокое» искусство. Интеллигенты из разных стран легко находят общий язык, потому что исповедуют общие ценности. Вот эти картины на стене выполнены русской художницей, но для меня важно, что они красивые.
– Каким бы вы хотели видеть идеальный образ Японии в глазах россиян? – Объективным. Люди имеют право и должны знать правду. Хорошее и плохое – только из этой совокупности может получиться объективная картина действительности.
…лет спустя: Сегодня Сигэки Хакамада воспринимается не как русист, а лишь как «борец» и ястреб. А мог бы быть хорошим учёным…
Юкио Хатояма, политик (интервью 2004 года)
Известный японский политик, депутат палаты представителей, создатель Демократической партии Японии, председатель общества «Япония – Россия» Юкио Хатояма в сентябре 2004 года стал гостем Ассоциации японоведов России. Надо отметить, что личность этого человека – потомственного политика, не по-японски харизматичного лидера – давно привлекает внимание и в Японии, и за её пределами. Вполне вероятно, что в скором времени его немалые амбиции будут удовлетворены, и тогда окажется, что в Москве с нами беседовал будущий премьер-министр Японии.
– Господин Хатояма, ваш дед – Хатояма Итиро – подписывал Совместную декларацию в 1956 году, что стало важнейшим шагом на пути послевоенного сближения наших стран. Он создал в парламенте Японии Либерально-демократическую партию, которая с небольшими перерывами на протяжении нескольких десятилетий формирует правительство вашей страны. Ваш брат является депутатом парламента от ЛДПЯ. Наверняка и вы испытывали на себе большое влияние со стороны вашего деда и неслучайно стали политиком?
– Да, безусловно, мой дед Хатояма Итиро был выдающимся человеком, и я не мог не попасть под его влияние. Он очень много сделал для страны как политик – его вклад в создание современной политической системы Японии трудно переоценить. Работа была самым главным в его жизни, а подписание Совместной декларации, как вы справедливо заметили, стало одним из важнейших событий в отношениях Японии и Советского Союза, преемником которого стала ваша страна – Россия.
К сожалению, моему деду не удалось окончательно решить вопрос о Северных территориях – главную проблему, стоящую между нашими странами, но, может быть, это удастся сделать мне. Конечно, то, что я занял пост председателя общества «Япония – Россия», не случайно: я, как и мой дед, готов положить все свои силы на благо процветания Японии в сотрудничестве с новой, мощной Россией – страной, с которой у нас не будет дипломатических или любых других проблем.
Что касается моего детства, то тут есть некоторое противоречие. Хотя я всегда почитал и любил своего деда, но я никогда не хотел стать политиком. Да-да, это было мечтой моего младшего брата, но не моей! Но потом, когда я учился в университете в США, я много думал о состоянии дел в японской политике. Может быть, это и не совсем нормально для японского студента за границей, но, наверно, взяли своё гены. Да и взгляд издалека, особенно из Америки, способствовал объективному анализу. В конце концов, я всё же решился внести свой вклад в улучшение состояния японской политики и, вернувшись на родину, включился в эту сложную работу.
– Можно констатировать, что у вас это неплохо получается. Насколько уютно вы сами себя чувствуете в политическом мире Японии?
– Я не могу сказать, что полностью всем доволен. Но если бы человек был всем доволен, чем бы он занимался дальше, не так ли? Нет, у нас много проблем, но их надо решать, а значит, у меня есть будущее. Это моя жизнь, и она мне нравится.