Наша жизнь уже больше не будет нормальной. Не будет, пока мы не узнаем, что случилось летом 1987 года. Если Полина здесь, на грани двух миров, я больше не смогу спать: я буду бояться снова увидеть голову, выпирающую из стены. Моя сестра тоже не будет спать: призрачный голос в её голове, кое-что под подушкой, грязь на простынях. Все наши силы уйдут на то, чтобы обманывать родителей, чтобы не сойти с ума, чтобы делать вид, что всё в порядке. Прошло меньше месяца, а я уже обессилел. А что будет через год…
Пришла эсэмэска от Лили: «Можешь прийти в бар к часу?» Я ответил: «Ок».
Я представил, как она дала послушать кассету отцу… Противоречивые чувства одолели меня. Волнение, опасения, нетерпение… Что именно она ему рассказала? Рассказала ли она про призрака? Про рисунки Жанны? Я похолодел: все решат, что мне пора в психушку! А если этот слух дойдёт до учеников, с которыми мне предстоит встретиться через несколько недель? Неужели придётся начинать учёбу в новом лицее в качестве изгоя?
Если мне так часто придётся крутить педали до Кабриера, у меня ноги станут как у Лэнса Армстронга.
Я прямо увидел плакат: «Мало, псих с могучими ляжками».
Пропала моя жизнь…
Четверг, 3 августа 2017 г.,
22 часа 30 минут.
Звёздная ночь.
В задней комнате «Модерна» отец Лили нажал кнопку «Стоп» на своём плеере. Мрачноватый голос Полины словно завис в комнате. Все мы уже слушали эту кассету раньше. Но от этого её содержание не стало менее впечатляющим. Остолбеневшие, мы переглядывались не меньше минуты. Наконец Лили решилась разбить лёд:
– Ну что, папа? Что скажешь?
– Надо сообщить в полицию.
– И вызвать экзорциста, – я хотел немного разрядить атмосферу.
Лили пихнула меня локтем, её отец пригвоздил взглядом. Я прикусил губу и опустил глаза. В конце концов, они не жили в этом доме. Они не понимают. Говорят, юмор – спасение от безнадёжности.
– Эта запись и ваш разговор с Шарлем, – продолжал Клуни с серьёзным видом, – безусловно, дают основания для возобновления расследования. В любом случае этот вопрос надо поставить, хотя срок давности уже вышел.
– Срок давности? – спросил я хмуро.
– Дело тридцатилетней давности… По закону ничего нельзя сделать. Даже если виновные ещё живы, их никак нельзя преследовать. Но это не мешает узнать правду. Я позвоню Жану-Филиппу.
Это имя, словно удар током, заставило меня подскочить.
– Жану-Филиппу?
Клуни – то есть мсье Верней – кивнул.
– Друг детства Полины теперь комиссар полиции в Ниме. Думаю, моя дочь рассказала тебе, что мне пришлось выйти в отставку из-за этого дела?
Я тоже кивнул, не сводя взволнованного взгляда с Лили.
– А Жан-Филипп наоборот. Он стал полицейским из-за этого. Это дело нанесло здесь удар по целому поколению.
– Да, я понимаю…
Мсье Верне встал, окинув нас суровым взглядом.
– Я этим займусь. А вы ни во что не лезьте, не предупредив меня. Вы и так зашли слишком далеко. Договорились?
Мы с Лили согласились, чувствуя себя неловко. Неудивительно, что он был полицейским и пожарным: этот человек умел подчинять себе. Представляю, каково приходилось Лили в детстве… У её отца тяжёлый характер. Напротив, официантка (я наконец понял, что это мадам Верней) Верней была хорошенькой миниатюрной женщиной, улыбчивой и смешливой, Лили похожа на неё как две капли воды. Я думаю, что две противоположные силы уравновешивались, что так пошло на пользу Лили… И я позавидовал.
Мы вышли из бистро со смешанными чувствами, как и после нашего похода в дом престарелых. Я не стал рассказывать Лили про сообщение в «Фейсбуке», но спрашивал себя, не совершил ли я глупость. Она задумалась, глаза её были печальны.
– Лили, я хочу тебе кое-что рассказать.
Когда я признался ей в своём промахе, она только пожала плечами:
– Это было не очень умно, но что сделано, то сделано.
– Твой папа меня убьёт…
Она рассмеялась.
– Никого мой папа не убьёт. А тебя ещё и полиция обругает. Но, в конце концов, они получат кассету благодаря тебе. Так что не переживай.
– А если они будут меня допрашивать? Если спросят, как я её нашёл? Не могу же я сказать, что путь мне указал призрак!
– Я же говорила тебе, Мало: все местные мальчишки издавна шастают по Замку. Просто ты оказался более любопытным, чем другие.
– Думаешь, надо так и сказать? Что я нашёл её случайно?
– Во всяком случае, я так сказала отцу. А что ещё ты можешь сказать? Не будешь же рассказывать про рисунки своей сестры и ваши бредовые сны?
Конечно, нет. Я не хочу закончить свои дни в психбольнице. Я не сказал этого вслух, но так напряжённо об этом думал, что Лили обо всём догадалась и ответила мне:
– Вот именно. Ты просто маленький парижанин, которому ужасно скучно. Это же похоже на правду?
Я улыбнулся.
– Очень даже.
Мы дошли до моего велосипеда, стоявшего у стены почты. Она похлопала меня по плечу.
– Возвращайся домой и постарайся успокоиться. Когда я что-нибудь узнаю, я позвоню. Договорились?
Я послушно кивнул. Пока я садился на велосипед, Лили поспешно вернулась, роясь в сумочке.
– Постой, я забыла! – Она протянула мне мои часы. – Жером их нашёл. Наверное, ты забыл их в комнате 202.
Я смотрел на бирюзовый «свотч», который мне так нравится: это подарок Попа. Как я мог оставить часы в комнате мсье Фраше? Что-то здесь не клеилось. Ничего не клеилось. Озадаченный, я надел часы на запястье.
– Поблагодари его…
– Обязательно. Пока, Мало.
Тут я заметил, что часы показывают три и стоят. Я их встряхнул, но безрезультатно.
В полном расстройстве я мчался к Дому под соснами на автопилоте. Мне вовсе не хотелось возвращаться, но нужно было как-то отвлечься, и жертвой пал велосипед: приехав, я увидел, что шины буквально дымятся!
Измученный, весь в поту, я прислонил велосипед к решётке; мне совсем не хотелось сейчас встречаться с родителями, делать вид, что всё в порядке, натягивать на лицо улыбку. Голова гудела от множества вопросов без ответа, мне нужно было с кем-то поговорить, но вокруг не было никого, только монстропланты. Все мои друзья были на каникулах, на разных пляжах. Это приводило в отчаяние.
Я сел на землю и послал Попу эсэмэску:
«Отец Лили собирается обратиться в полицию. Боюсь до смерти».
Прошёл час, а ответа всё нет. Или там, в Бретани, плохо со связью? Зато я заменил батарейку в часах. Они снова тикают, но я не могу отделаться от мысли, что их остановила Полина…
Суббота, 5 августа 2017 г.,
8 часов 10 минут.
Солнце в дымке.
Сегодня ночью снова трясло.
Как обычно, в три часа утра. Я не спал. Я вообще не сплю по-настоящему, разве что подремлю. Я тоже плаваю между двумя мирами, смешав кошмары и реальность.
Я включил ночник.
Я поднялся, повернулся лицом к стене. Когда это началось, я дрожащим голосом позвал:
– Полина…
Стена изогнулась под жужжание насекомых. Сердце моё колотилось, казалось, оно готово взорваться, как реактор.
– Полина, я сделаю всё, что могу, обещаю… Жанна мне всё рассказала, я делаю всё, что могу…
И тут появилось её лицо. Целиком. Глаза, нос, губы. Её нельзя было не узнать.
За пределами моего поля зрения я почувствовал присутствие ещё кого-то. Я повернул голову: Жанна, в белой ночной рубашке, с куклой в руках стояла в раскрытой двери. Вместе со мной она наблюдала появление Полины, которая полностью показалась перед нами: на стене появилась девичья фигурка – руки протянуты, рот открыт, как будто она зовёт на помощь, как будто хочет материализоваться в комнате, но камни, цемент, старые обои и свежая краска не пускают, держат её в плену.
Мы с сестрой переглянулись, и внезапно страх нас отпустил.
В этой обстановке ужаса Жанна спокойно вошла в мою комнату, села рядом. Её тёплое тело прижалось ко мне. Я повернулся к Полине и повторил уже спокойнее:
– Я тебе обещаю, этим уже занимаются.
И с лёгким шипением девочка словно сжалась, потом исчезла полностью.
Стало тихо.
Мы с Жанной сидели неподвижно, прижавшись друг к другу. Потом я спросил:
– Как ты, Детёныш?
Она покачала головой.
– Спать хочу.
– Так иди и ложись. Ладушки?
– Ладушки.
Я проводил её в комнату, уложил, укрыл. Я покосился на стену, но это была просто обычная стена: даже розовые бабочки, казалось, уснули. Мы вдвоём с ума сошли? Коллективная галлюцинация? Я улыбнулся сестре.
– Мне остаться с тобой?
– Оставайся.
Я лёг рядом с Жанной. Я слышал, как спокойно и размеренно бьётся её сердце.
– Мало?
– Да?
– Ты думаешь, что твоя мама тоже такая пленница?
Я не знал, что ответить. Конечно, Жанна знала, что моя мама умерла, она на небесах, как обычно объясняют маленьким детям. Но она никогда не говорила об этом: во всяком случае, так прямо. Мне понадобилось время, чтобы осмыслить этот странный вопрос, похожий на эхо нашего недавнего разговора с Попом.
– Нет, – в конце концов пробормотал я. – Думаю, она исчезла сразу – и уснула навсегда.
– Но почему Полина пленница? Почему она не уснула вечным сном?
– Не знаю, Детёныш. Может быть, она хочет сказать своей маме, где она. Она хочет, чтобы её похоронили как следует, чтобы она могла наконец уснуть… Ну, это я так думаю.
Жанна вздохнула.
– Надеюсь, её освободят.
Я улыбнулся.
– Я тоже, Детёныш. Для этого и стараюсь.
Этот разговор, видимо, успокоил её, и через минуту сестра уже спала. Я остался с ней, с маленькой живой грелкой – хотя мне уже было изрядно жарко.
На восходе я проснулся в кровати Жанны. Давно я так хорошо не спал.
Понедельник, 7 августа 2017 г.,
11 часов 16 минут.
Ясно.
Мне пока больше нечего рассказывать, и я решил замолчать и наслаждаться жизнью, пока меня не бросили в тюрьму за «угрозы в «Фейсбуке» и несанкционированный допрос престарелого свидетеля». Я катался на скейте, на велосипеде и даже прыгал на батуте, пока Софи не решила, что я слишком тяжёлый и могу порвать ткань на игрушке её дочки. Я завершил неделю битвой с мутантами, чего не делал с тех пор, как нашёл люстру. В общем, я провёл время, опробовав все доступные мне развлечения. Я ждал.