намутить, или украсть, или отнять, или в подарок получить. Аннушка, например, у подружки своей тогда брала, та в Коммуне была большой шишкой. Аннушка хитренькая. А Доночка была дурочка, Доночка думала: «А, нафиг, я и так пока молодая, потом как-нибудь, а пока лучше денежки пропью…» А потом — хлобысь! Что-то в той Коммуне поломалось, и Вещества не стало. У Доночки сиськи отвисли, жопка сморщилась, личико помялось, про печень вообще молчу. А всё — караван ушёл, ни за какие деньги не купишь ни крошечки.
— А вы с Аннушкой давно знакомы?
— Хочешь узнать, насколько она старая грымза? — захихикала бабка. — Как я, или ещё древнее? Так вот, служивый, когда Доночка в первый раз выползла на Дорогу, юная и дурная, пьяная и смелая, то подружка твоя уже была Той Самой Аннушкой. И выглядела ровно так же, как сейчас. Вот и думай, важно тебе это или нет.
Я подумал. Потом ещё раз подумал. И ещё раз. И решил, что нет, не очень важно. Да, Аннушка, наверное, старше Донки. При этом Донка старуха, и отношусь к ней соответственно, а Аннушка, буду честным, мне очень нравится. И даже если ей сто лет, это ничуть не помешает мне завалить её в койку. Если она позволит, конечно.
— Вот что значат упругие сиськи и крепкая жопка, — язвительно прокомментировала наблюдавшая за моими размышлениями глойти. — Всё, что вам нужно от женщины, сантиметр сверху. Один процент человека. Если процент гладкий, без морщин снаружи и без жира внутри, то и влюбиться можно. А чуть провис — всё, пошла прочь, старая кляча. А то, что девяносто девять процентов человека при этом не изменилось, да плевать.
Я только плечами пожал молча. А что тут скажешь? Ну, вот так мы устроены. Даже лучший человек интересен, пока молод и привлекателен. Хотя потом он не становится хуже. Если подумать, то даже лучше становится — умнее, опытнее, сдержаннее, успешнее. Да просто состоятельнее, в конце концов. Но из гендерного забега он уже выбыл, потому что тот самый «сантиметр сверху», тут Донка права. Природа всю эту «любовь-морковь» придумала, чтобы как-то подсластить нам пилюлю необходимости выкармливать мелких спиногрызов, поэтому, какими бы умными мы себя ни считали, а партнёра оцениваем не головой.
— Алё, служивый, чего задумался? — пихнула меня в бок глойти. — Не видишь, дорога на поворот пошла? Держись за баранку, переходим!
Мир моргнул, машина подпрыгнула, стеной упал туман.
Мы на Дороге.
Глава 15
Свободный приз
На Терминале вечер, почти ночь. Я вымотался так, как будто проехал тысячи полторы километров, хотя на одометре намоталось едва три сотни. Очень напрягает Дорога с непривычки — едешь, сам не понимая куда, надеешься только, что старушенцию рядом внезапный карачун с натуги не хватит. Сидишь, вцепившись в руль, глаза до боли выпучив — пытаешься хоть что-то разглядеть в этом чёртовом тумане. К концу поездки даже стало получаться: проступили контуры обочин, и хотя бы понятно, что едешь вдоль, а не поперёк. Съезды научился различать — не сам, но когда Донка пальцем ткнёт. А на подъезде к Терминалу как будто разглядел его контур издали. Наверное, смог бы даже без глойти правильно свернуть.
— Так и есть, — подтвердила бабуся, — тут столько караванов ходит, что слепой не промахнётся. Накатали съезд. Но вообще, служивый, это симптом. Если тебя как следует с караванами покатать, то однажды сможешь и сам проехать. По большому счёту, проводники, глойти, м-операторы — один чёрт. Люди фрактала. Если чуешь кросс-локусы, то и Дорогу постепенно прохаваешь. Я таких видала.
— А что за операторы ещё? — заинтересовался я.
— А, забей, этих точно не встретишь. Они все на учёте и на службе. Всё, приехали, помоги вылезти, а то Доночка совсем уже никакая…
Я вылез из машины, встал на костыли, обошёл, поддержал под локоток старуху. Вид у неё действительно вымотанный до предела. Если во мне и есть способности глойти, то эта занятость меня однозначно не привлекает. Слишком похоже на перспективную карьеру упряжной лошади.
Убедился, что вахтовка и автобусы прибыли благополучно, проследил, чтобы запарковались.
— Подождите пока здесь, — сказал их главному.
— Там дети, они устали, голодные, не мылись неделю. У нас продукты кончаются…
— Я понимаю. Первым делом выясню насчёт вас. Уверен, как-то разместитесь.
Поковылял к гостинице. Надоели эти костыли, сил нет, — бредём с Донкой, две немощи. Старая да одноногий.
— Не очень-то вы спешили, — встретила нас в холле Аннушка. — Часа три назад вас ждала. Что там ехать-то было?
— Он первый раз на Дороге, — неожиданно заступилась за меня глойти. — Хорошо хоть не промахнулся нигде, а то могли бы и несколько дней проколупаться.
— Ладно, доехали и доехали. Я тут наняла ребят, они пригонят машины, которые мы бросили. Отдадим четверть груза — много, но выбирать не приходится. Мало ли, наткнётся кто-нибудь, приберёт себе. И не предъявишь потом ничего, в своём праве будет. Ты как, солдат, не хочешь стать почтенным караван-баши?
— Ты серьёзно? — удивился я.
— Серьёзней некуда, — Аннушка помахала брокеру, который как раз закрывает свой офис. — Керт, подойди, пожалуйста!
— Привет, — поздоровался он со мной и Донкой. — Добрались, я вижу?
— Объясни ему про статус трофея, — велела девушка. — То, что мне рассказывал сегодня. Только вкратце, без отсылок к прецедентам.
— В общем, — Керт присел на край стола и положил рядом портфель, — поскольку Мирон при свидетелях признал, что связан с работорговлей, то он, как бы это сказать… свободный приз. Работорговцы и все, кто имеет с ними дела, считаются вне закона.
— А что, есть какой-то общий для всех закон? — спросил я.
— И да, и нет. В каждом населённом срезе свои правила, которые обеспечивает аборигенная власть. Полиция, суд или что там у них. Но условные «люди Дороги» имеют свой неписаный кодекс. Его не раз пытались формализовать, сделать «писаным», но…
— Керт был главный энтузиаст этого дела, — со смехом перебила его Аннушка. — Общая валюта, единая товарная биржа, Межсрезовый банк, свод Законов Дороги… Прокатили эту идею с таким свистом, что ему до сих пор икается.
— А чего прокатили? — заинтересовался я. — Удобно же.
— Чёрта с два, — сказала Донка, — законников и полиции все в своих срезах наелись до рвоты. Малкицадак тогда сразу сказал: «Если мы примем Закон, то нам придётся назначить тех, кто будет следить за его соблюдением, ловить нарушителей, наказывать и судить. Нам придётся за свой счёт содержать людей, которые будут указывать нам, что делать, и принуждать к этому силой. Разве можем мы надеяться, что эти люди всегда будут судить по совести, не будут брать мзды и не станут решать свои проблемы за наш счёт? Разве не от этого дро́ма рома́ ушли на Дорогу?»
— Да, — кивнул Керт, — Малки был в большом авторитете тогда, а цыгане водили самые большие караваны. Когда они не подписались, то остальные сразу сказали: «Не, какой смысл? Либо все, либо никто». Я надеялся, что хотя бы по общим деньгам договоримся — у меня такой шикарный проект был, эх! Цифровая валюта на блокчейне, нулевая эмиссия, твёрдый курс, гарантированная дефляция…
— Не взлетело?
— Могло сработать, — вздохнул он, — я всех почти убедил. Но вмешалась Коммуна. Их представитель сказал, что они не допустят создания нового финансового центра вне их контроля. Хотите валюту — берите эрк. Не хотите — пользуйтесь бартером, как дикари, и не забывайте, чьи в лесу шишки. А непонятливым отрежем доступ ко всем услугам Коммуны: никаких порталов, никаких акков, никакого Вещества. Тогда ещё были акки и Вещество, так что все почесали репу и послали меня нафиг.
— Керт, — перебила его Аннушка, — это всё очень интересно, но давай по делу.
— Да, — кивнул тот, — караван Мирона. Законов, как я уже говорил, как таковых нет, но есть некие правила, которые все более-менее соблюдают. И главное из них — никаких дел с работорговцами. Если кто на этом запалился, то его любой может грохнуть, имущество затрофеить, и слова ему никто не скажет. В общем, караван теперь ваш. Твой и Аннушки. Хочешь продай, хочешь сам катайся.
— Я ж говорю, — кивнула она, — можешь стать караван-баши. Я тебе свою долю отдаю, нафига она мне? Донка, я думаю, не откажется, так что глойти у тебя, считай, есть.
— Говно вопрос, — кивнула старуха. — Но чтобы выходные на побухать-опохмелиться были! И денежки на это!
— Вот, — продолжила девушка, — одной проблемой меньше. Куда какой товар, лучше Керта никто не знает, на то он и брокер. Заплатишь за консультацию или в долю возьмёшь. Я серьёзно, солдат, это отличный шанс. Был ты нищий мародёр, а станешь серьёзный бизнесмен, караванщик. Будешь завидный жених, даже на одной ноге.
— Или на протез нормальный заработаешь, — подтвердил Керт. — Никто и не скажет, что одноногий.
— Заведёшь семью, настругаешь детишек, построишь дом, какой хотел, — миров много, подберёшь местечко. Чем не вариант?
— Так, — ответил я, — не надо петь сладких песен. Что бы там ни было, принимать решения с устатку, после суток за рулём, я точно не стану. Давайте пока срочные дела разрулим. Там в автобусах полторы сотни беженцев, в основном женщины с детьми. Их надо накормить, разместить, помыть, может быть, кому-то потребуется медицинская помощь. Они уже больше недели живут в режиме «полтора человека на место» и питаются сухомяткой, так нельзя.
— Ты понимаешь, — спросил Керт, — что это твои люди и твоя проблема?
— Нет. С какой стати они вдруг «мои»?
— Поясняю. Караван — ваш трофей. Аннушка от своей доли отказалась, значит, твой. За вычетом аванса, который она заплатила наёмникам за доставку груза на Терминал, — это были её расходы, и, раз она не претендует на долю, ты должен их покрыть. Караван стоит на парковке Терминала, она платная, ты уже должен за стоянку. Пассажиры каравана оплатили проезд до безопасного места, где они смогут начать новую жизнь. Приняв караван как трофей, ты приобрёл и все его обременения, в том числе обязательства по доставке.