Табельный наган с серебряными пулями
Дело номер 1: Приворотное зелье
Это история о событиях, начавшихся в апреле 1923 года, в городе Москве, в Московском уголовном розыске. Героем этой истории стал молодой агент угрозыска Степан Кречетов, именно тридцатого апреля поступивший на службу в органы милиции и попавший по распределению в ОБН.
Отдел по борьбе с нечистью.
Москва 1923 года… Веселая капель с крыш,бегущие куда-то деловитые прохожие, обшарпанные дребезжащие трамваи, проползавшие изредка по рельсам, гораздо более многочисленные извозчики — «Вас возил, гражданин!» продавцы Моссельпрома первого советского треста — торгующие с лотков папиросами и спичками. Вокзалы, с которых вытекает в город людская масса со всех концов новорожденного Союза ССР. Переполненные общежития, квартиры с вечными «уплотнениями». Афиши немых фильмов и театральных премьер.
Странный город, город противоречий и контрастов. Здесь сосуществовали рядом, буквально бок о бок, лари, палатки, магазинчики Сухаревского рынка и рабфаковские аудитории, где грызли гранит науки бывшие солдаты, рабочие, матросы; клуб анархистов на Тверской и кафе «Стойло Пегаса», где обосновались поэты; комсомольские клубы, в которых учили эсперанто и горячо спорили, обсуждая проект перевода русского языка на латиницу и соборы с облупившимися стенами и золотыми куполами, под которыми пели певчие.
Появились первые иностранные концессии лесные, трикотажные, карандашные. Концессионеры — американцы, англичане — плотно обосновались в Москве, на словах поддерживая все начинания Советского правительства, а в тихих компаниях вздыхали о «бедном русском народе, обманутом этими ужасными коммунистами…», и печально скупали золотые червонцы и соболиный мех, рублевские иконы и вологодские кружева, спасая все это от «разбушевавшегося хама».
Каждое утро в Москве появлялись и каждый вечер исчезали мошеннические «акционерные общества» и «компании», успевая заключить с государственными трестами договора на поставки и подряды и получить кругленькие суммы, молниеносно исчезавшие в ворохе поддельных бумаг.
Это все кипело, бурлило и сверкало днем, а ночью всплывала на поверхность нэповская пена — картежные шулера и дорогие проститутки, разъевшиеся спекулянты и ухоженные сутенеры, бандиты с манерами аристократов и аристократы с манерами бандитов, бородатые колдуны и бледные гадалки, и просто преступники всех оттенков, масштабов и разновидностей.
Боролся с этой пеной, не давая ей выплеснуться на поверхность, МУР.
Московский уголовный розыск.
Место моей будущей службы.
Мой путь прошел по узким коридорам двухэтажного здания на Петровке, 38, до революции принадлежавшего управлению корпуса инквизиторов, а сейчас занятый угрозыском, и уперся в окрашенную свежей синей краской дверь с бумажной запиской, прибитой большой канцелярской кнопкой.
Надпись на бумажке гласила «Начальник ОБН И. Н. Чеглок»
Звонкая фамилия, похожая по звучанию на лязг винтовочного затвора, заставила мою фантазию представить кого-то, похожего на книжного сыщика Ван Тассела, ловко боровшегося с колдунами, упырями и вурдалаками. Этакого высокого человека, с узким бледным лицом и острыми глазами «цвета кладбищенской ночи».
— Входи! — весело выкрикнули из-за двери на мой робкий стук.
Первое, что я увидел, входя — сапожные подошвы, с яркими точками гвоздей и похожими на улыбки полукругами подковок на каблуках.
Хозяин подошв, а также и самих сапог сидел, забросив ноги на стол, и разговаривал по телефону.
— Да!… Да!… Да!
Он кивнул мне на стоявший напротив стул, одновременно переворачивая вниз лицом толстую замусоленную папку с бумагами. Я всегда читал очень быстро, даже и вверх ногами, но и то успел заметить только выведенную аккуратным почерком надпись «Двойной Нельсон».
— Да!… А теперь берите бумагу и записывайте. Взяли? Пишите. Отдел. По. Борьбе. С нечистью. Поджогами. Не. Занимается. Записали? До свидания.
Он бросил черную эбонитовую трубку и одним движением, удивительно ловким и плавным, снял ноги со стола, встал и шагнул ко мне.
— Надоели, сил нет, — пожаловался он мне, кивая на телефон, — Звонят со всякими глупостями. Ну отчего же еще мог загореться склад с хлопком, да еще перед самой ревизией? Конечно же, во всем виновата огнептица, случайно, ночью, залетевшая в город и попавшая именно в этот склад! А то, что огнептицы живут только в глухих лесах и темноты боятся — так это пустяки…
Я подумал, что начальник отдела немного неосторожен — говорит такие вещи первому встречному.
— Ну ладно, новичок, будем знакомы. Чеглок Иван Николаевич.
Я пожал сильную широкую, ладонь.
Товарищ Чеглок не походил на своего тезку-сокола: был он невысок, ростом даже пониже меня самого, да и возрастом немногим старше меня, лет двадцати пяти, зато крайне широкоплеч, так что походил на квадрат в облике человека. Большие сильные руки, короткая стрижка, круглое улыбчивое лицо с легким загаром, нос картошкой и светло-серые глаза, в которых искрилась затаенная усмешка.
Любопытно, как он догадался, что я — новичок, а не, скажем, посетитель с заявлением или вовсе вызванный на допрос свидетель?
— Красноармеец Степан Кречетов. Бывший… красноармеец.
— Ты, Степан, не удивляйся, — на мгновенье мне показалось, что начальник ОБН нахватался телепатических навыков от своих «клиентов», — и не думай, что я твои мысли читаю. Просто душа у тебя широкая, а лицо — открытое, вот не нем все твои мысли и читаются, как по книге. А что ты — пополнение, тоже догадаться нетрудно. Сказали мне, что придет новичок — красноармеец, после ранения демобилизованный. Шинель на тебе красноармейская, после ранения ты не хромаешь, но ногу все равно аккуратно держишь, а за отворотом рукава у тебя — бумага-направление.
Я смущенно вытащил бумажный листок и протянул своему будущему — вернее, уже настоящему — начальнику. Ну и глаз!
— Где тебя басмачи ранили?
— Под Асхабадом. Караван из Афганистана… — пролепетал я.
— Что ты все удивляешься? — Чеглок быстро просмотрел мою бумагу и вернул обратно, — Где еще сейчас война идет, откуда человек даже после госпиталя такой загар имеет? Почему ко мне? Опыт с нечистью есть?
— Есть, — я уже успокоился, — Оборотень…
Неприятные, доложу я вам, воспоминания. Лунная ночь и пленный петлюровец, с рыком рвущий веревки и поднимающийся во весь свой немалый рост, на глазах обрастая густой черной шерстью… Лохмотья одежды и только папаха повисла на острых ушах… Валерка, с криком всаживающий в нечисть пулю за пулей, безрезультатно — серебром в этих пулях и не пахло… Желтые острые клыки и вонь из разинутой пасти… Винтовка с примкнутым штыком, который я отчаянно втыкал в волосатый живот…
Винтовка меня и спасла: убить оборотня не убила, но продержала его на расстоянии, не дав вцепиться мне в горло. А там истекающий кровью Валерка сумел доползти до вещмешка и найти там заветный винтовочный патрон с серебряной пулей. Жалко парня, оборотня он тогда прикончил, но до утра не дожил…
— Ага… — задумчиво протянул Чеглок, — опыт, значит, столкновения с нечистью у тебя есть… Но в нашем деле это не пригодится. Оборотня прихлопнуть — дело нехитрое. Ты его сначала выследи, да среди людей обнаружь, да потом еще и докажи, что это именно он третьего дня в Кривоколенном переулке девчонку-школьницу порвал…
— Так, это…
Оборотня от нормального человека отличить легко: у нормального человека обычно нет волчьих клыков и шерсти, не говоря уж о хвосте и острых ушах. А оборотня в облике человека тоже можно определить, по приметам… Брови там сросшиеся или вот еще…
— Что «это»? — оборвал мои размышления Чеглок, — Оборотня найти можно, да быть оборотнем в Советской России законом не запрещено. Если ты лечишься или же себя контролируешь — так и живи на здоровье. А вот если на преступление пойдешь… Тут уж извини.
Дверь распахнулась без стука и в кабинет ввалились два человека: молодой рыжеволосый парнишка с длинным хрящеватым носом на круглом лице, удивительно похожий на упитанного лиса и мужичок в возрасте с обширной круглой лысиной, как у товарища Ленина, только лицо у мужичка было гладко бритое, да и написано на нем было, что человек этот — любитель посидеть в хорошей компании, да поболтать всласть.
— Товарищ Чеглок! — сразу же зашумел мужичок, с сильным украинским акцентом, — Опять вы на собрание опаздываете! Хорошо еще, мы сразу к вам зашли…
— Не колыхайте попусту воздух, товарищ Хороненко. Все я помню, вот, с пополнением беседую.
— Николай Балаболкин, — протянул мне руку парнишка
— Степан Кречетов, — я пожал узкую ладонь.
— Тарас Хороненко.
— Степан Кречетов.
— Так… — протянул Чеглок, — Коля… Хотя, нет. Степан, ты в партии?
— Кандидат.
— Не журись, по лету примем. Значит, сиди здесь, — Чеглок перетек к столу и, подхватив папку, спрятал ее в огромный сейф, стоявший в углу. Стукнула тяжелая железная дверь, из-за которой Чеглок извлек тонкую брошюрку.
— Вот, пока посиди здесь, почитай. Придут ко мне — говори, что скоро вернусь, придут с сообщением о преступлении…
Опять распахнулась дверь сейфа и оттуда легли на стол несколько чистых бланков.
— … все внимательно запиши. Главное — не забудь имя и адрес взять, а то…
— Иван Николевич! — возопил Коля со смешной фамилией, — да один раз такое было!
— … а то, — не обратил на его стенания никакого внимания Чеглок, — сообщение о преступлении есть, а с кем оно произошло — неизвестно. И главное: даже спросить некого.
— Иван Николаевич!
— Товарищи! — не выдержал Хороненко, — Опаздываем же!
— Степан, сиди и жди!
Троица агентов угрозыска — на мой ошарашенный взгляд, больше похожая на каких-то циркачей — скрылась, смеясь и о чем-то переговариваясь.
Я взглянул на брошюру.
«Сверхъестественное и его использование в прес