Ах да, как я мог забыть… был еще один член нашего отдела. В отличие от всей нашей рабочее-крестьянской компании он единственный мог похвастаться длинной родословной, а его изумрудно-зеленые глаза сводили с ума всех девушек МУРа.
Солидный, дымчато-серый кот, по имени Треф. Сыскной породы, выведенной немцами в начале прошлого века. С ним работал Слава, наш штатный фелинолог, и никто лучше Трефа не мог определить остаточные следы колдовства, увидеть призрака, духа или эфирника, отличить обычного человека от оборотня, одержимого или упыря. Лучший кот-сыскарь всей Москвы.
Вот с этими ребятами я и работал.
Чаще всего мне приходилось быть на подхвате и чаще всего — во время какого-то мелкого расследования. Описанных в приключениях ван Тассела тайных колдовских обществ, упырей-вампиров, завывающих призраков, кошмарных чудовищ и прорыва из пекла — не было. Не было романтики, не было захватывающих приключений…
И это было хорошо.
Романтики и захватывающих приключений мне хватило в Туркестане.
Вместе с Колей Балаболкиным мы выискивали в узких и пахнущих капустой лабиринтах коммунальных квартир следы присутствия домовых духов. В случае обнаружения — вызывали группу очистки, а в случае необнаружения — проводили воспитательные беседы с жильцами о том, что вызывать МУР по разным глупостям, а также сваливать на духов собственные безобразия — не очень хорошо.
Вместе с Хороненко мы лазали под проливным дождем по скользкой траве парка, разыскивая вход в нору «малых людей», проказливых и пакостных созданий, невесть с чего заведшихся в Москве. Так и не нашли, кстати. Только попали под град и Тарас красовался россыпью фиолетовых пятен на лысине.
Вместе с пресвитером ругались, глядя на вмурованные в печную трубу горлышки от бутылок. Это какими же нужно быть сообразительными, чтобы сначала зажать печникам деньги за работу — якобы труба дымит и долго делали — а потом еще принять завывание ветра в горлышках с голосом призрака? Правда, призрак на старом чердаке все же оказался, но, по словам развеявшего его Цюрупы — очень старый, чуть ли не допетровских времен. Он и виден-то был еле-еле, не говоря уж о том, чтобы создавать шум.
Вместе с Пашей Шаповаловым мы расследовали, пожалуй, самое любопытное дело за три месяца, о выигрыше в казино «Монако».
Как по мне, так нет ничего плохого в том, чтобы обыграть буржуйское заведение, в которое ходят разве что нэпманы, не знающие как бы побыстрее потратить украденные деньги. Если бы не способ.
Человек воспользовался заговором на удачу. Многие не видят в этом ничего плохого: мол, что такого, если человеку повезет немного больше, чем остальным? Плохо то, что удачи на всех не хватает.
Если повезло одному — значит, рядом с ним не повезет другому.
В этом мире нельзя получить что-то, не заплатив. И если не заплатил ты — значит, кто-то заплатил за тебя.
Исключений нет.
Был у нас в полку красноармеец, такой… везунчик. Его так Везунчиком и звали, из каких только передряг не выбирался. Всех вокруг убьют, а на нем — ни царапинки. Только начали замечать, что его-то самого пули и осколки как будто стороной обходят, зато тех, кто РЯДОМ — чаще других убивают. Верный признак заговора от пуль, у него условие такое — чтобы человека пули обходили, рядом с ним каждый раз кто-то гибнуть должен.
Колдовство — подлая штука, я разве не говорил?
Впрочем, Везунчик у нас недолго продержался. Пропал один раз ночью без вести, так и не нашли… Что вы на меня смотрите? Пропал. Совсем пропал.
Так что поиски заговоренного игрока были для меня чуть ли не личным делом. Правда, недолгим — нашли его быстро. Трубач из оркестра, женился на стерве, она его каждый день пилила, что живут они не как нэпманы, он и сорвался. Сначала из кассы тянул, а потом решил одним махом большой куш сорвать. Если бы дирекция казино чуть почаще антизаговорные амулеты обновляла — его бы в тот же день взяли.
Не зря Хороненко сказал однажды: «Стерва, Степан, — это всего лишь дохлая скотина. Не надо с ней связываться — меньше вонять будет».
Это он тогда заявил, когда увидел, как я на девчонку из машбюро смотрю. Можно подумать, мне так интересна эта крашенная перекисью Мэри рязанского разлива. Просто она немного напомнила мне Марусю Красную.
После разоблачения Колыванова с нее сняли любовный приворот, и больше я ее не видел. Ну… Почти не видел. Иногда я проходил мимо здания, где размещалась ее бухгалтерия и видел, как она выходит с работы и, цокая каблучками, торопится домой. Нет, я не ходил туда специально, чтобы увидеть ее… Нет… Просто… Иногда… Иногда у меня были дела в том районе…
Маруся оказалась вовсе не ведьмой, как я о ней думал, а тихой трудолюбивой девушкой — это я понял потому, что она очень редко гуляла с подругами и очень часто задерживалась после работы. Приятелей после Колыванова у нее не появлялось, наверное, остатки действия приворота: после снятия он вызывает ненависть к суггестору — так называется поставивший приворот — а у Маруси, похоже, неприязнь возникла ко всем мужчинам. Если бы не это… Я бы наверное, подошел к ней в один из тех вечеров, когда видел ее, идущей домой… А так… Я ей наверняка был бы так же противен, как и другие мужчины…
В общем так и тянулись для меня дождливые и сырые летние месяцы 1923 года.
До самого второго августа.
Моя трость все глубже и глубже погружалась в мягкую землю: раненая нога опять давала о себе знать и я сильнее, чем обычно, опирался на палку. Тем более что постоять мне придется еще долго.
Тело лежало за кустами парка, скорчившись, лицом вниз. Худенький человек, по виду, так и вовсе подросток, если бы не седые нити в черных кучерявых волосах. Хотя седели последние годы и многие молодые… Нет, руки — явно руки человека пожившего, даже пожилого.
Кисти рук покойного были связаны за спиной засаленным обрывком веревки.
Нет, совсем не похоже, что он умер от разрыва сердца…
— Горло перерезано, — уверенно заявил мне агент из отдела убийств, Виктор Крамской. Обычно к нашим ребятам из ОБН чувствуется некоторое уважение, похоже, многие читали приключения ван Тассела, однако от Витьки такого не дождешься. Он — мой сосед по комнате в общежитии, так что знает меня как облупленного и в курсе, что работаю я совсем недавно, и самостоятельно дел почти не вел. Знал бы он, что этот покойник — мое третье дело…
Я старательно описал положение и позу трупа, убрал карандаш и кивнул двум мрачным санитарам. Те перевернули тело.
Да, горло перерезано. Не так, как это делали басмачи в Турменистане — чуть ли не позвоночник виден в огромной ране. Аккуратный чистый разрез, вскрыта правая сонная артерия…
Я шевельнул носом. Почему-то появилось ощущение, что в воздухе чего-то не хватает. Хотя запахов в воздухе хватало: пахло сырой землей, немного грибами, свежей древесной стружкой.
В моей голове тихо динькнул крошечный звоночек, но я не обратил внимания.
Лицо убитого было испачкано в земле, из-под которой выглядывали смуглая кожа и узкий нос с горбинкой. На цыгана похож…
Звоночек динькнул сильнее и я понял, что вызывает у меня беспокойство.
Кровь.
Ее не было.
— Крови нет, — подтвердил мои опасения Витька, — Мы поэтому вас и вызвали.
Точно. Вот чего не хватало в воздухе: запаха крови. В пустыне я привык, что там, где смерть — там и запах крови, терпкий, соленый.
Полное отсутствие крови возле трупа с перерезанным горлом — след упыря.
Упырями занимается ОБН.
Упырь, вампир, ветал, стригой, бхут, ламия, равк…
Ночной кровососущий хищник в облике человека имеет много имен, все народы мира боятся их. Упырь — хищный дух, вселившийся в тело человека, надевший его как одежду и живущий так десятки и сотни лет… Ну, пока не убьют.
Несмотря на то, что упыри сильнее обычного человека, ловчее, умнее и хитрее (правда, это сильно зависит от возраста упыря, как и с любым невидимым существом эфира), убить их можно. Бывали люди, которые проделывали это в одиночку, хотя лично я не стал бы рисковать и взял с собой взвод красноармейцев. Выследить упыря чрезвычайно сложно — я же говорил, что они умны и хитры — к счастью, они обладают своими слабостями.
Голодный упырь не может думать ни о чем, кроме крови, вся его хитрость и весь ум глушатся этой жаждой. А еще упыри — страшные эгоисты. Ни один из них не потерпит на своей территории, которую он почитает охотничьей, второго упыря, выследит и уничтожит. Упыри, действующие сообща, встречаются только на страницах книг о сыщике ван Тасселе.
Если бы не эти слабости — упыри могли бы уничтожить весь человеческий род. После чего сдохли бы с голоду. Потому что, хотя сами они, по слухам, считают себя вершиной эволюции, на деле упыри — не более чем паразиты. Блохи на теле человечества.
И все равно — упырь в Москве… По спине пробежал холодок. Количество жертв, пока мы его выследим, может перевалить за десяток. Лондонского вампира английская инквизиция так и не смогла найти, а Вадима Кровяника царская инквизиция перед войной поймала только после пятой жертвы… Брр.
Я поднял голову и посмотрел сквозь кусты. На золотистые доски свежевыстроенных павильонов. Мы находились в Нескучном саду, в том самом месте, где через две недели откроется первая всесоюзная выставка. А где-то поблизости бродит упырь…
— Это точно упырь? — с надеждой спросил я Виктора, приседая рядом с телом — нога стрельнула острой болью — и рассматривая рану.
— Ты меня спрашиваешь? Кто из нас в ОБН работает?
Да… Это верно… Я осторожно тронул пальцем разрез.
Вообще-то упыри не разрезают горло жертвы. Для высасывания крови у них есть трубчатые клыки, острые как шилья. Ими упыри с легкостью прокалывают кожу и выпивают кровь. Однако твари это хитрые и один из них вполне мог полоснуть ножом по горлу убитого, чтобы скрыть следы клыков.
Упырь в Москве. На выставке. Куда уже приехало множество народу со всех концов страны. Как его искать?