– Сорок четвертый размер.
– Большая нога, – оценил Васин.
– Наверное, сам Копач, – сказал Ломов. – Этот баран – животное крупное.
Следы привели к реке и там обрывались.
– Лодка у них тут была, – уверенно произнес Ломов. – На ней и ушли.
Силами местной милиции и общественников исследовали оба берега реки. И километров через пять обнаружили брошенную притопленную лодку.
– Похоже, она, – прикинул Ломов. – Здесь налетчики вылезли на берег. И по болоту через лесок ушли прямо в соседнюю область. Там и отлеживаются, наверное.
Срочно телеграфировали в Куйбышев. Там милицию подняли в ружье. Стали оперативно шерстить цыган. Разогнали какой-то табор. Но толку-то…
Когда Васин поднимался по ступеням своего дома, то ощущал неподъемную тяжесть на душе. Все никак из головы не шла картинка с телом девочки. Он невольно подумал о дочке Ксюше. Если бы с ней так… И захотелось взвыть в голос от такого безумного ужаса.
Священник же перед смертью воочию увидел ад на земле. Если отвлечься от темы религиозности, то пространство, куда Васину приходилось нырять по долгу службы, действительно чем-то напоминало преисподнюю с ее чертями.
Лейтенант никогда не был пай-мальчиком. Он отлично понимал, что окружающий мир весьма далек от той благостности, которую показывают в фильмах и кинохронике. Он варился в атмосфере послевоенной нищеты. Безотцовщина, голод. Во дворах царила шпана с финками с наборными рукоятками – их выменивали у пленных немцев за хлеб. Но это все Васин воспринимал, как коровью лепешку посреди улицы. Ну, есть она, скоро уберут, однако не она пейзаж делает, а поля, леса, заводы и поющие птички. На службе в милиции он понял, что все гораздо хуже. Рядом с ним огромный, темный, душный, при этом очень устойчивый мир, где большое количество людей не живет, а с противоестественным удовольствием копошится в зловонной отхожей яме зла и преступлений.
Такое удручающее открытие ждет любого молодого сотрудника милиции, особенно безупречного, прибывшего на службу по партийной или комсомольской путевке. И тут происходит некое размежевание. Одним становится невыносимо гадостно, и они меняют работу. Другие тянут лямку, понимая, что вокруг люди как люди, а их судьба обрекла на вечную борьбу в грязи.
Васин относился ко вторым. Но, кроме того, его сильно затягивал круговорот накаленных до предела человеческих страстей. Он понял – глубине человеческого падения предела нет, так что и нечего удивляться каждому новому факту. А потом появился азарт охотника – настичь, поймать, изолировать, избавить общество от негодяев. Так вот становятся настоящими операми.
А позже приходит понимание, что хоть за тобой и правда, и вся мощь Советского государства, но у злодея своя сила и хитрость. И часто на коне они, а не ты.
Вот как сейчас. Опять вся милиция осталась с носом. А эти нелюди будут делить награбленное и наслаждаться жизнью. Отняв две чужие. А в сводках будет значиться: «По горячим следам преступление раскрыть не удалось». И в этом была гигантская несправедливость.
Дочка спала, тихо сопя в подушку. Слава Богу, она полностью выздоровела и уже начала ходить в детский сад. А Инна не спала – сидела на просторной кухне коммунальной квартиры. Услышав, что открывается дверь, она тут же вскочила и бросилась на шею мужу:
– Ты так долго! Двое суток! Утром я с работы позвонила к вам в кабинет. Мне сказали, что ты на выезде. А я уже… – Она всхлипнула. – Тут такое подумаешь!
– Брось, Инночка. Если что со мной случится, тебе сообщат незамедлительно. А если я просто где-то затерялся на необъятных просторах нашей области, это значит, что я наверняка жив.
– Ох, Порфирий, – Инна отстранилась от него и рассмотрела внимательно. – На тебе лица нет.
– А, – только махнул рукой Васин и уселся на табуретку.
Инна зажгла примус и поставила на него мятый алюминиевый чайник.
– Сейчас чайку тебе, – произнесла она. – Перекусишь немного. И спать.
– Да уж вставать скоро, – усмехнулся горько Васин.
– Что хоть случилось?
– Упыри опять вышли на охоту.
– Какие упыри?
– Наши. Отечественные кровососы… Знаешь, как-то читал в журнале «Вокруг света» о вендетте. Это такая кровная месть у итальянцев. Человек, у которого убили родственника, обязан отомстить за него своему кровному врагу. Советские люди, конечно, выше феодальных пережитков. Но что-то в этом понятии есть.
– Ты про что вообще? – не поняла Инна.
– Чудовища, которые убивают детей, – мои кровники. У опера ведь тоже вендетта. Только мстит он не за родню и знакомых, а за всех советских людей, которые братья. Пусть даже и попы, по заблуждению своему занимающиеся вредной чепухой. Но они тоже люди…
Глава 12
Следующий день прошел в попытках продолжить активные мероприятия по выявлению и преследованию бандитов. Напрягли Куйбышевскую область. Апухтин сидел на телефоне, раздавал указания. Иногда мягко убеждал, иногда срывался на крик, метал громы и молнии:
– Меня не волнует, как вы это сделаете! Это должно быть сделано! Или вы в Москве давно на ковре не были?
Шестеренки правоохранительной машины вращались вовсю. Но колдовская пелена продолжала скрывать банду от пристального взгляда милиции.
За окнами стемнело. Апухтин привычно пил чай из стакана в подстаканнике. Ломов развалился за своим рабочим столом и меланхолически подбрасывал щелчком коробок, глядя, какой стороной он упадет. Преуспел он в этом занятии знатно, потому что коробок то и дело падал на попа, прямо рядом с фотографией Ломова-младшего в форме курсанта Военно-медицинской академии в Ленинграде.
Васин, измотанный и не выспавшийся, раскачивался на стуле, тупо глядя в стену.
– Как-то наш тарантас виляет, но не едет, – нарушил молчание Апухтин. – Или все время норовит уткнуться в тупик. Такую сеть забросили, и хоть бы одна рыбешка попалась.
– Не считая шофера Долмачева, – лениво произнес Ломов.
– В камере он все молчит? – спросил следователь.
– Почему? – хмыкнул Ломов. – Поет, как хор Академического Большого театра. И все слово в слово, по протоколу.
– Я такого тупика не припомню, – вздохнул Апухтин. – Даже когда от отчаянья в ту авантюру влез. И ты меня через линию фронта тащил, Михаил Семенович.
– Да, было дело, – улыбнулся Ломов, приободряясь.
Как выяснил Васин по отдельным репликам, в годы войны Апухтина, как признанного специалиста по криминалистике, перевели в аппарат НКВД, а потом НКГБ СССР. Там они и пересеклись с Ломовым, сперва служившим в ОСНАЗе, а потом в контрразведке.
– Но в итоге мы того рыцаря хренова, Якоба фон Герстле, с «Цепеллина», все же взяли за горло, – ностальгически произнес Ломов.
– До Куйбышева ведь гад добрался и обустроился. Но не повезло фашистской нечисти, – кивнул следователь. – Еще, помню, нам по два выговора за него влепили.
– И по ордену на каждого.
Васин с интересом смотрел на своих руководителей, которые иногда открывались для него с совершенно неожиданной стороны. «Цепеллин» – это подразделение немецкой разведки, занимавшееся заброской агентов в не тронутые войной регионы СССР. Его целью были глубинная разведка и теракты против военно-промышленных объектов. Выходит, этим двоим пришлось повоевать против стратегической разведки нацистов.
Ломов о тех славных днях говорил очень мало. Иногда пролетало словечко-другое, от чего веяло порохом и запахом великих битв и жестоких дел. Как сейчас, с этим неизвестным Васину, но наверняка опытным агентом «Цепеллина», которого эти двое некогда вычислили, чем уберегли страну от многих бед.
– Исай Лазаревич! Если мы такую матерую фашистскую мразь брали, то неужели какого-то цыганского шаромыжника упустим? – с усмешкой произнес майор. – Найдем.
– Найдем, – согласился Апухтин. – Как не найти. Вот только сколько он еще дел натворит до того.
– Да. Время тут против нас, – кивнул Ломов.
– Вот, по опыту скажу. Всего одной зацепки не хватает, – проговорил Апухтин. – Сколько я дел совершенно глухих поднял. И всегда при расследовании возникало одно ощущение – ну нет никакой возможности разобраться. Ничего нет. И вдруг нежданно-негаданно проявляется мельчайшая такая деталька. Или неожиданный ход. И сразу, как в сказке, становится все на свои места. И ты уже не вязнешь в глубоком снегу в лаковых туфлях, а несешься вперед, к своей цели, на лыжах и с посвистом.
– Ну и где она, эта наколка? – буркнул Васин.
– Будет. Обязательно будет, – заверил следователь. – Только для этого надо вкалывать. И не упускать ничего. Это еще то искусство – вовремя распознать зацепку.
– И еще оперская удача, – добавил Ломов. – Она тоже когда-то нам должна улыбнуться. Уверен.
Эта самая оперская удача пришла вскоре. Точнее – свалилась в руки Васину. Притом оттуда, откуда он даже и представить не мог…
Глава 13
«Яркая демонстрация советско-югославской дружбы. Сотни тысяч москвичей приветствовали прибывшего в Советский Союз с официальным визитом Президента Югославии Иосифа Броз Тито».
«Совет безопасности ООН обсуждает вопросы мирного урегулирования израильско-палестинской проблемы».
«Обращение работников сельского хозяйства Ставрополья. Все трудящиеся нашей великой Родины с большим патриотическим подъемом борются за осуществление исторических решений XX съезда Коммунистической партии Советского Союза. Руководствуясь ими, колхозы, машинно-тракторные станции и совхозы Ставрополья подсчитали возможности и решили досрочно выполнить задания шестой пятилетки по производству зерна, шерсти, мяса, молока и яиц»…
Свернув газету «Правда», Васин поднялся с упругого дерматинового сиденья и двинул к выходу из почти пустого в разгар рабочего дня автобуса.
– Остановка «Монастырь»! – объявила кондукторша.
Лейтенант спрыгнул на прогретый июньским солнцем асфальт. Перед ним возвышались крепкие монастырские стены. Только теперь за ними были не купола церквей, а большие кирпичные мрачные здания. А еще присутствовали колючая проволока, башни с автоматчиками. Так и должно выглядеть СИЗО номер два УВД Светогорского облисполкома.