Только когда Васин завел руку противнику, понял, с кем сейчас играл в тореадора.
– Босота, – процедил он. – Опять ты, гниль человеческая!
– Сука, сука, сука… – стонал Босота, приходя в себя после удара и пытаясь вывернуться, – с таким же успехом можно пытаться сбросить свалившегося сверху слона.
– Не надоело на меня с ножом бросаться? – неожиданно успокоился Васин, отходя от адреналинового шторма.
Он связал пленного веревкой, которую всегда таскал с собой, и вздернул негодяя за шкирку с земли.
– Сука, все равно пришью! Ты сука! Убью-ю-ю! – уже не бормотал, а выл во весь голос Босота.
– Тише ты. – Васин дал ему увесистую затрещину. – Народ перебудишь.
От Босоты разило перегаром, в свете луны было видно, как по его щекам текут слезы.
– Пришью, су-у-ука-а, – уже гораздо тише проскулил Босота, будто его и правда взволновал сон местных жителей.
– Как говорят – двум разам бывать, третьего не миновать. Исчерпал ты свои попытки. Даже интересно, сколько тебе дадут за покушение на жизнь сотрудника милиции. Там ведь до вышки, если ты не в курсе.
– Сука-а-а, порежу, – жалобно и уныло стонал, тряся головой, Босота.
Пришлось двигать обратно в райотдел, теперь уже с задержанным. Дежурный и участковый изумились, когда узнали, что произошло.
– Совсем озверела шелупонь, – покачал головой участковый. – На опера с финкой бросаться. На что надеялся, убогий?
– А-а-а! – вдруг истошно заорал Босота и попробовал ногой ударить Павлюченко.
У участкового, даром что полтинник разменял, рука была тяжелая. Получил Босота в лоб и устроился в камере для задержанных. И там продолжал орать и бить ногой в дверь. Угрожал всех порезать. Допрашивать его было бесполезно. В результате связали «ласточкой» – ноги к рукам, инструкциями это рекомендуется применять к беспокойным задержанным.
– Вот черт болотный, – покачал головой Павлюченко. – И месяца не прошло, как освободился. И уже начал куролесить.
– Где он живет? – спросил Васин.
– С Люськой на Третьей Полянской.
– А давай заглянем к ней, – предложил оперативник. – Прямо сейчас.
В традициях НКВД и прочей госбезопасности – обыски производить по ночам. Этим и угрозыск порой грешил. Такая традиция имела некоторые рациональные обоснования. Оно так тише, удобнее. И не упорхнет птичка.
Полнотелая, кудрявая и слегка пьяная Люська распахнула дверь комнаты на втором этаже длинного барака, решив, что вернулся ее благоверный. Увидев двух сотрудников милиции, начала было качать права, но участковый цыкнул на нее:
– Сейчас договоришься у меня! Протокол – и на выселки!
– За что? – изумилась Люська.
– А что, не за что?
Судя по тому, как Люська моментально затихла, опасаться ей и правда было чего.
В итоге в комнате нашли самогонный аппарат. А еще обнаружили ящик водки, гору колбас и консервы.
– О как! Сдается мне, это с колбасного магазина в Рогачевском районе, – отметил Васин.
– Да, проходило по сводкам. Ну, вот и дело подняли, – удовлетворенно потер руками Павлюченко.
– Жалко, не по нашей территории, – с досадой произнес Васин.
– Да ладно. Территория у нас одна – СССР.
А соседям тоже надо помогать…
Глава 7
По краже с колбасного кооперативного магазина Босота поплыл сразу и даже как будто с готовностью. Это и объяснимо. Наука воровская гласит: бери сразу на себя меньшее, чтобы отмазаться от большего.
Разговор по душам в кабинете районного УР вели с задержанным Васин, а также второй и последний действующий оперуполномоченный Коля Митрофанов. Был он похож на счетовода, возрастом лет за тридцать и обладал цепкостью лесного клеща. Отвечал он за раскрытие имущественных преступлений и на Босоту смотрел с нескрываемым умилением, как на подарок судьбы.
– Ты давай, не стесняйся, – ворковал Коля. – Ну, просто мечтаю услышать от тебя о кражах, которые ты совершил на нашей территории.
Насупившись как сыч, Босота в итоге все же раскололся на кражу из частного дома в селе Бородинском.
Митрофанов потер пухлые ручки и ободряюще произнес:
– Да не тушуйся ты, мил человек. Вспоминай. Все, что вспомнишь, – сущая безделица по сравнению с покушением на убийство.
– Не было такого! – заорал Босота. – Не покушался я!
– Да-а? – делано изумился Васин.
– Пошутить хотел! Попугать! Мы же с детства знакомы. Считай, друзья, – скривился в кривозубой фиксатой усмешке Босота. – А ножичек – так всегда с собой таскаю!
– Не отмажешься, – покачал головой Васин. – За все ответишь. По всей строгости. Пора тебя изымать из общества и надолго.
– Ну что ты парня совсем запугал, – заулыбался Митрофанов. – Он же понимает, осознает. С милицией надо дружить. Глядишь, и послабление по основной статье выйдет. Так, а что с кражей в Тупилино?
– Не моя! – взвизгнул Босота.
– Ты так категорически уверен? – ласково посмотрел на него Митрофанов, но в его голосе лязгнула сталь. Босота поежился и начал говорить.
Васин махнул рукой и вышел. Ему было неинтересно смотреть, как Митрофанов будет вешать на Босоту заведомо глухую кражу в деревне Тупилино. С одной стороны – ничего хорошего в такой самодеятельности опера нет. С другой – отчетность висит над головой, как топор острый. Процент раскрываемости, черти его дери! Вот и приходится хитрить.
Стрелки часов неумолимо двигались вперед. Через десять минут отходит автобус на Светогорск, следующего ждать два часа. Нужно успеть на встречу с другом, учителем и кумиром, а заодно старшим оперуполномоченным областного УВД майором Ломовым.
Тот позавчера вернулся из командировки. Позвонил и назначил встречу в УВД. Сказал, что это важно. Но что в этой важности – хорошее или плохое? Пропесочить Ломов мог так, что мало бы никому не показалось. Но и похвала его дорогого стоила.
Васин догадывался, что вызов связан с его перестрелкой. И теперь напряженно думал, выйдет она ему боком или наоборот. Прокурорский следователь и майор из Управления руку жали, хвалили за отвагу. Но у Ломова другие критерии. И Васина они волновали куда больше, чем если бы его вызвал к себе сам начальник областного УВД.
Когда Васин добежал до остановки рядом с ткацкой фабрикой, желтый автобус марки «ЗИС» с квадратной мордой уже отходил.
– Бракодел, – под нос прошептал Васин, заскакивая на подножку.
Автобус появился на пять минут раньше времени. Водитель ждать не стал, просто собрал всех с остановки и отправился. Ему все равно, что кто-то из пассажиров не успел. Вот же хамская порода – минимум сознательности, зато все жлобство напоказ.
В автобусе, переведя дыхание, Васин хотел было пробиться к водителю и высказать ему претензию. Но понял – не протиснуться. Толпа была плотная и недоброжелательно-угрюмая, как обычно бывает в подобной давке. Автобусы ходили редко, желающих добраться до областного центра скапливалось много.
– Молодежь, – заворчал старичок с авоськой, в которую были плотно уложены матерчатые свертки. – Все торопитесь. Бежите. И никуда не успеваете!
– Жизнь такая, дедушка. Скоростная, – откликнулся Васин…
Глава 8
Майор Ломов сидел за столом и изучал позицию на шахматной доске. От этого интересного дела его оторвал возникший на пороге Васин.
– Привет, студент, – майор привстал со своего массивного дубового и надежного, как лафет пушки, стула, который только и мог выдерживать его солидный вес.
– Здрасте, шеф, – Васин пожал протянутую ему необъемную железную ладонь.
Старший оперуполномоченный Ломов трудился в царских условиях. Под крышей четырехэтажного здания УВД ему выделили пусть тесный, но отдельный кабинет. Из окна открывался вид на площадь Маркса и здание облисполкома.
В кабинете нашлось место массивному сейфу дореволюционной работы, с вензелями и узорами, на мощных опорах. Еще – узенькому столу, паре стульев и шахматной доске – ну куда без нее.
Все хорошо, только вот стены явно жали в плечах старшему оперуполномоченному Ломову с его почти двумя метрами роста и довольно плотным телосложением. Казалось, он заполнял собой все пространство.
Ломов аккуратно поставил на подоконник шахматную доску, освободил стол и жестом пригласил гостя присесть.
Хозяин кабинета был фанатик шахмат. Не из тех, которые совершенствуют свое искусство и стремятся побеждать на любительских областных чемпионатах, он любил шахматы как явление. Жадно ловил новости из этого мира. Знал всех чемпионов и кандидатов, их игры, кто кого на каком ходу прижал. Его восхищали тайные движения в мире шахмат, многочисленные интриги. На столе у него стояла в рамке фотография, где Ботвинник добивал Файна на чемпионате мира в Гааге в 1948 году.
Сам майор тоже играл неплохо и в свое время приобщил к этому делу Васина. Они азартно резались в кабинете УР Заозерного района, когда выдавались немногие свободные минуты. Васин вроде бы наблатыкался в этой древнеиндийской игре, но выиграл у Ломова всего лишь один раз. Тогда майор обиделся как ребенок.
– Ну что, – произнес Ломов, разглядывая Васина с таким интересом, будто увидел его в первый раз. – Будем проводить воспитательную работу, по-русски именуемую разносом.
– По какому поводу? – осторожно полюбопытствовал Васин.
– По поводу твоего неописуемого героизма в Березах, – майор саркастически скривился. – Читал твои рапорта и мемуары, читал.
Васина это кольнуло. Он считал, что своими действиями заслужил если не медаль, то благодарность или хотя бы слова одобрения. А тут – разнос.
– Слушай, Порфирий, как ты вообще в погранвойсках выжил? – спросил Ломов.
– Выжил. И даже медаль «За отличие в охране государственной границы» получил. Кстати, за задержание вооруженных нарушителей.
– Значит, там старался, а в милиции решил расслабиться на всю катушку.
– Да почему?! – взвился Васин.
– Не, ну так-то ты, конечно, герой… Только не наш герой, а античный. Который сначала делает, потом думает. По пунктам разберем?