В это время пришла вторая смена, и Вася решил, что получилось, пожалуй, даже лучше. Теперь он потолкует с Иваном Даниловичем не на морозе, а дома, за ужином.
Однако Иван Данилович к ужину не пришел. Вася долго ждал его, сидя за книгой, пока незаметно не задремал, положив голову на стол…
Проснулся он в кровати, под одеялом. Александра Сергеевна уже готовила на кухне завтрак. От нее Вася узнал, что Иван Данилович явился домой почти в полночь и ушел на секцию полчаса назад.
Васе стало досадно, что он не дождался вчера зверовода. Нужно же было ему так глупо, совсем по-детски уснуть за книгой!
Наскоро позавтракав, мальчик побежал на секцию. До смены оставался почти час, но никто не удивился тому, что Вася пришел так рано. А такой вопрос ему могли бы задать, потому что в избушке, кроме Ивана Даниловича и Клавы, находились еще директор совхоза, зверовод второй секции и главный зоотехник. Все они, как сразу заметил Вася, были в самом хорошем настроении.
— Вот он, наш лучший наблюдатель! — весело сказал Иван Данилович, когда Вася, обметя с валенок снег, сел на скамейку. — А вы, товарищ директор, хотели сделать из него рассыльного!
— Каюсь, — шутливо развел руками директор: — не оценил…
Вася, все еще не понимая, шутят над ним или говорят всерьез, растерянно улыбался. Тогда Иван Данилович сказал:
— Ты, Вася, сделал важное открытие. Почему новые соболи не ели нашей пищи? Очень просто: мы их, оказывается, кормили не тем, что они привыкли есть зимой в тайге. А питались они там чаще всего мерзлым мясом. Мы же давали им мясо свежее, непромороженное. Вкус у этих блюд, очевидно, разный. В этом и была вся загадка. И когда соболь зарывал нашу пищу в снег, он делал это не из жадности, а для того, чтобы она замерзла… Мы перерыли весь снег в вольерах. Чуть не в каждом отделении нашлись такие запасы. Ими-то и питались Вешка и другие новички. Не будь этих запасов, соболям, конечно, волей-неволей пришлось бы есть свежее мясо. Но крайней нужды у них в этом не было.
— А пробовали вы кормить Вешку новой пищей? — спросил Вася.
— Сегодня — нет. Разрешаю сделать это тебе сейчас, за полчаса до общей кормежки.
Клава принесла со двора кусок измельченного и затем замороженного мяса. Вася, положив его в миску, помчался в двенадцатую вольеру.
Поставив миску на полочку, мальчик спрятался за столб. Некоторое время Вешки не было видно, потом она беззвучно выпрыгнула из гнезда, оглянулась вокруг. Не успел Вася глазом моргнуть, как соболиха метнулась на полочку и, схватив мясо, начала с тихим ворчаньем грызть его на снегу.
Мальчик дождался, пока Вешка закончит свой завтрак, и побежал в избушку.
— Всё съела, Иван Данилович! — радостно сообщил он. — Всё до капельки!
Зверовод кивнул головой и сказал:
— Теперь ты согласен, Вася, что наблюдение за соболями — научная работа?
Потом он взглянул на смутившуюся Клаву и, лукаво подмигнув, рассмеялся.
Весь этот день в совхозе говорили про Васю Павлова.
— Башковитый паренек! — восхищались Васей рабочие. — Ведь сколько у нас наблюдателей, а ни один этого не подметил!
— Что и говорить, старательный малый, — подхватывали даже те, кто знал Васю лишь понаслышке.
А Вася дежурил в своей вольере и даже не подозревал о том, как широко разрасталась его слава. Да если бы он и узнал, то вряд ли это произвело бы на него особое впечатление после второй, только что пережитой им сегодня радости. А произошло с ним то, о чем он еще вчера не смел и мечтать.
Приняв дежурство, Вася, как обычно, обошел вольеру, внимательно осматривая каждое отделение. Потом вернулся в сторожку и, подкинув в печурку дров, хотел было сделать первую запись. Но тут, взглянув случайно в окно, он увидел приближающихся к его вольере Клаву и белокурую девушку, выступавшую на комсомольском собрании. Как Вася потом узнал, ее звали Шурой Баженовой и она была секретарем комсомольской организации совхоза.
Мальчик вышел в коридор и распахнул сетчатую дверь. Потом он, как хозяин, пригласил гостей в сторожку. И здесь произошел тот самый разговор, после которого Вася почувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
— Ты был, Вася, когда-нибудь пионером? — спросила Шура без всяких предисловий.
— Я и сейчас пионер! — гордо ответил мальчик и, словно невзначай, распахнул шубу, чтобы девушка увидела красный галстук.
— Это хорошо, — сказала Шура. — Очень хорошо! А как думаешь быть дальше?
Вася, не понимая вопроса, молчал.
— Тебе исполнилось четырнадцать лет, — продолжала Шура. — Время вступать в комсомол.
Только теперь Вася понял, о чем ведет речь девушка. И, волнуясь, он ответил:
— Я… Конечно, я хочу быть комсомольцем. Но меня тут еще мало кто знает…
— Мы тебя уже узнали, — заявила Шура, — и думаем, что ты будешь достойным членом нашей организации.
— Буду! — торжественно подтвердил Вася.
Он хотел сказать еще что-то очень важное, но никак не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить нахлынувшие мысли.
Однако это было еще далеко не все, что пришлось пережить Васе в этот бурный, наполненный событиями день.
В полдень в вольеру заглянул Иван Данилович. Он осведомился о том, как ведет себя Вешка, не нужно ли подвезти для печурки дров.
— Дров хватит еще дня на три, — ответил Вася. — А Вешка что-то притихла: уже целый час не показывается из гнезда.
Это потому, что сыта, — сделал заключение зверовод. — Раз начала есть, скоро остепенится.
Он прошел по коридору, потом, кашлянув, сказал:
— Зайдем-ка, Васек, в сторожку. Потолковать нам надо.
Неторопливо прикрыв за собой дверь, Иван Данилович тяжело опустился на табуретку и, глядя в глаза мальчику, коротко сообщил:
— Письмо из райисполкома получено. Из детского дома прислали телеграмму, просят разыскать тебя и направить к ним.
Радость и тревога отразились на лице Васи. Как хотелось бы ему сейчас увидеть своих старых друзей, с которыми он столько времени жил в одной большой семье, вместе перенося горе и печали, вместе мечтая о своем будущем! То-то слушали бы ребята его рассказы, сгорая от зависти к счастливцу, на долю которого выпало работать в удивительном совхозе! А воспитательница Мария Михайловна, бывшая для него второй матерью… Как обрадовалась бы она, увидев своего воспитанника здоровым и невредимым!
Но совхоз и любимая работа, Иван Данилович, Клава, новые друзья… Как можно было оставить их!.. Разве не здесь он встретил сердечных, отзывчивых людей, которые, конечно, помогут ему найти правильный путь в жизни… Да они уже поставили его на этот путь!
— Я не хочу уезжать отсюда… — тихо проговорил Вася, еле удерживая слезы, вот-вот готовые появиться на глазах. — Мне хочется стать звероводом.
— Я тоже думаю, что возвращаться тебе в детский дом нет надобности, — согласился Иван Данилович. — Ты уже не маленький, нашел себе хорошую работу, справляешься с ней. Чего же еще? Учиться тебе надо — это правда. Но я думаю, что совхоз в этом деле поможет. Он выведет тебя в люди.
— Значит, можно не ехать? — радостно воскликнул мальчик.
— Думаю, что можно, — кивнул головой зверовод. — Я уже разговаривал с директором, и мы решили ходатайствовать, чтобы тебя оставили у нас. Завтра напишем в детский дом обо всем подробно. Там поймут…
— Конечно, поймут! — подхватил Вася. — У нас жил один мальчик, Костя Сергейчук. Рисовал он хорошо, так его учиться на художника отправили.
— Выучим и тебя на зверовода, — пообещал Иван Данилович и умолк.
Он долго смотрел в печурку, где с треском пылали смолистые поленья, потом, подняв голову, твердо повторил:
— Выучим!
Уже собираясь уходить, Иван Данилович вдруг вспомнил:
— Чуть не забыл… Еще одно письмо сегодня почта привезла: от Яши Таранова. Вот оно.
И Сизых достал из кармана полушубка треугольничек, сложенный из тетрадного листка.
Письмо было короткое.
«Здравствуйте, Иван Данилович! — писал Яша. — Вы извините меня за беспокойство. У вас тысячи соболей, и вам, наверно, некогда заниматься каждым зверьком в отдельности. Но мне очень хочется знать, как там живет моя соболиха. Сообщите, пожалуйста, хоть несколько слов. И еще напишите, как у вас устроился Вася — тот мальчик, что отстал от поезда. С нетерпением буду ждать ответа.
Яков Таранов».
— Я ему отвечу, — сказал Иван Данилович, когда Вася прочитал письмо. — Но хорошо было бы, если бы и ты письмишко написал. Ты наблюдаешь за Вешкой, вот и напиши обо всех событиях подробно.
— Напишу обязательно! — отозвался Вася. — Сегодня же, как приду с работы.
И он не без гордости подумал, что Яша может быть спокоен: Вешка попала в самую лучшую секцию совхоза!
Оставшись один, Вася хотел спокойно обдумать все, что произошло с ним за этот день, но мысли перескакивали с одного предмета на другой, и никак не удавалось сосредоточить их на чем-либо одном, главном. В памяти всплывали отдельные слова, сказанные Шурой Баженовой; припомнилось лицо Ивана Даниловича — суровое, обветренное лицо с мягкой улыбкой; звучали голоса директора совхоза, Клавы, Александры Сергеевны… Все это вспыхивало лишь на одно мгновение и тотчас же тонуло в чем-то ослепительно ярком, радостном.
В конце концов Вася решил, что самое лучшее сейчас — ни о чем не думать. Ему следовало прежде всего заниматься своим делом.
Тихо продвигаясь вперед, мальчик стал внимательно осматривать каждое отделение. Все было в порядке: зверьки бесшумно прыгали в клетках, с разбегу цепляясь за сетку, копались в снегу… Только Вешка все еще сидела в своем гнезде.
«Что с ней сегодня?» — подумал Вася и легонько стукнул пальцем по деревянному ящику. Вешка не показывалась. Это было очень странно: ни один соболь не выносил даже легкого шума возле гнезда и моментально из него выскакивал.
«Значит, сидит в норе, под снегом», — решил мальчик, приглядываясь к невысокому сугробу, наметенному у задней стенки отделения.