чистой скатертью столе уже стоял самовар и от плиты тянуло аппетитным запахом котлет и жаренных в масле блинчиков. Едва мальчик успел раздеться, как Александра Сергеевна усадила его за стол.
Вася, отвыкший от домашней обстановки, чувствовал себя не совсем уверенно. Все, что произошло с ним за последние несколько часов, стало казаться чем-то почти невероятным. И, наверно, поэтому ему очень захотелось увидеть своих товарищей из детского дома, с которыми он так крепко подружился. Сколько интересного рассказал бы он им!
Александра Сергеевна, поняв состояние своего гостя, постаралась сделать так, чтобы он почувствовал себя непринужденно. Она стала расспрашивать его о родителях, о жизни в детском доме. Мальчик отвечал ей сперва неохотно и скупо, но мало-помалу воспоминания увлекли его, и он рассказал обо всем очень подробно.
За столом засиделись до позднего вечера. И когда Александра Сергеевна заметила, что гость начинает украдкой позевывать, она увела его в горницу и уложила в постель. Забравшись под теплое одеяло, Вася свернулся калачиком, закрыл глаза. И ему тотчас же показалось, что кровать начала покачиваться, словно вагон на рессорах, а по сторонам бесконечной вереницей поплыли запорошенные снегом могучие деревья. Потом все спуталось, исчезло, и Вася крепко уснул.
Медленно наступает в тайге зимний рассвет. Долго борется солнце с морозным туманом, пока не пробьется сквозь него косыми лучами. И бывает, что большой красный диск его висит над горизонтом целый час, а в лесу все еще разливается сине-фиолетовая ночная темь.
Вася, высунув голову из-под одеяла, с любопытством следил, как неохотно уходила на запад ночь. На оледенелом окне уже давно сверкали огненными брызгами солнечные лучи, а улица по-прежнему тонула в мутно-белой мгле.
На кухне слышались шаги Александры Сергеевны. Там что-то шипело на сковороде, потрескивали в плите сухие дрова, звенела посуда. Потом с морозным скрипом распахнулась дверь, и и с улицы вошел, похлопывая рукавицами, Иван Данилович. Не снимая полушубка, он заглянул в горницу, и тут Вася прежде всего почему-то обратил внимание на его покрытые изморозью усы. Это было так смешно: на румяном лице — белоснежные усы, что мальчик невольно улыбнулся.
— Проснулся? — спросил Иван Данилович. — Вставай, одевайся, будем завтракать. — И, уходя на кухню, добавил: — Я уже на кормежку сходил.
Вася догадался, что Иван Данилович ходил кормить соболей, и мальчику стало очень обидно. Нужно же ему было так заспаться! Встань он раньше, Иван Данилович, конечно, взял бы его с собой. А теперь жди следующего утра!
Но беспокойство Васи оказалось напрасным. После завтрака Иван Данилович сказал:
— Теперь пойдем к нашим зверькам.
— Зачем таскать за собой ребенка в такой мороз? — вмешалась Александра Сергеевна. — Пусть отдыхает.
— Ничего, — ответил Иван Данилович. — Мальчонке надо привыкать к морозам.
— Нет-нет, тетенька, я пойду! — поспешно откликнулся Вася. — Я ведь за дорогу нисколечко не устал.
И, боясь, чтобы зверовод не передумал, Вася начал проворно одеваться.
Широко шагая по улице рядом с Иваном Даниловичем, Вася деловито спросил:
— А как вчерашняя соболиха? Не скучает на новом месте?
— Скучает… — вздохнул зверовод. — Беда с этими новенькими! Не ест… Придется сладким ее угощать.
Вася очень заинтересовался, какими это сладостями Иван Данилович думает кормить соболиху, но расспрашивать не стал: может быть, зверовод просто пошутил.
По узкой тропинке, протоптанной между высокими сугробами, вошли в лес. И едва скрылся за деревьями поселок, как Вася подумал, что более глухой тайги, чем в этом месте, нет, конечно, во всей Сибири. Вокруг ни полянки, ни просвета, ни малейшего следа человека. Глушь, чаща, бурелом…
Словно угадав его мысли, Иван Данилович сказал:
— Этот участок у нас заповедным объявлен. Как было тут сто лет назад, так и теперь осталось. Никто здесь не рубит ни прутика. Соболь должен видеть вокруг себя настоящую тайгу, в которой привык жить.
Внезапно дорогу преградила металлическая сетка. Вася заметил ее, не доходя каких-нибудь пяти шагов, и изумленно остановился. Укрепленная на столбах, она была намного выше роста человека и ровной стеной прорезала тайгу.
— Шестая секция, — коротко сказал Иван Данилович, постучав кулаком в решетчатую калитку.
Вася увидел, что за сеткой, близ входа, стоит маленькая избушка, чуть не до самой трубы занесенная снегом. На стук из этой избушки выбежала та самая девушка, что унесла вчера клетку с соболихой.
— Открой, Клава, — попросил зверовод.
И девушка, щелкнув большим ключом, распахнула калитку.
За этой большой оградой перед Васей возник чудесный, незнакомый ему мир. Здесь было так много нового, невиданного, что у мальчика от изумления широко открылись глаза.
Между деревьями правильными рядами стояли необычные постройки. Они напоминали остовы больших сараев. Каждое помещение делилось на множество комнаток-отделений, расположенных по обе стороны длинного сквозного коридора. Стены и крыши в этих диковинных постройках были сделаны из металлических сеток.
— Вольеры, — пояснил Иван Данилович, шагая вперед по широкой аллее, напоминающей своеобразную улицу в фантастическом селении.
Едва они подошли к первой вольере, как в морозном воздухе раздались резкие звуки, отдаленно напоминающие ворчанье рассерженной кошки. В каждой комнате-клетушке заметались потревоженные приходом людей соболи. Глухо зазвенела туго натянутая проволока.
— Тише, зверушки, тише, — ласково говорил Иван Данилович, с улыбкой глядя на своих питомцев.
Но зверьки не унимались. Тревога перекинулась в другие вольеры, и за какие-нибудь полминуты весь лесной городок был охвачен волнением. Соболи выскакивали из набитых соломой ящиков, из снежных нор, бросались на сетчатые стены, цеплялись за потолок…
Вася оглянулся вокруг. И куда бы он ни посмотрел, всюду мелькали только сердитые, беспокойно мечущиеся зверьки.
— Сколько же их тут? — удивленно спросил мальчик.
— Много, — посмеиваясь, ответил Иван Данилович. — Если плохо учил арифметику, не сосчитаешь.
Зверовод остановился и уже серьезно заговорил:
— Дело наше новое. Ведь соболеводством стали мы заниматься только при советской власти. До революции о нем понятия не имели. А почему? Очень просто. Есть такая сказка, как один жадный человек убил курицу, которая несла ему золотые яйца. Помнишь? Так вот, хищники-купцы действовали на манер этого человека. Они думали только о том, как бы скорее набить золотом свои карманы. А что будет дальше, их не интересовало. Ну и выбивали соболя. Ведь лет двадцать пять назад его почти совсем истребили… — Иван Данилович широко развел руками. — А теперь — видишь, что мы имеем? В одной только нашей секции — миллионное богатство! А сколько таких секций во всем совхозе!..
Увязая в сугробе, зверовод направился к двери в вольеру.
— Наша страна находится в очень выгодном положении, — продолжал он: — соболь водится только в сибирской тайге и нигде больше на всем земном шаре.
Войдя в вольеру, Иван Данилович остановился у пустой крайней клетки. На двери ее висела фанерная дощечка с короткой надписью.
— «Мед-ведь»… — прочел Вася и в недоумении посмотрел на зверовода.
— Соболя одного мы так назвали, — пояснил Сизых, заметив этот взгляд. — Уж очень он ленив и неповоротлив! Есть готов круглые сутки, только подавай.
Иван Данилович стукнул пальцем по сетке, и из деревянного ящика неторопливо вылез толстый, необычайно пушистый зверек. Он потоптался на снегу, потом вспрыгнул на прикрепленную к двери полочку, доверчиво поглядывая сквозь сетку на людей. И было в его мордочке столько добродушия, что Вася сказал:
— Да он совсем ручной!
— Это так кажется, — покачал головой Иван Данилович. — К людям он немного привык, это верно. А попробуй просунуть к нему сквозь сетку палец… Так вцепится зубами, что не скоро оторвешь!
Зверовод достал из кармана горсть кедровых орехов, высыпал на полочку. Соболь, обнюхав их, начал торопливо грызть, проглатывая ядрышки вместе со скорлупой.
— А вот это — лучшая мать-соболиха, — проговорил Сизых, переходя к другой клетке, где металась черно-серебристая красавица. — Королевой зовут. У нее сложная биография. Родилась в Забайкалье, в Баргузинской тайге. Прожила на свете два года — попала в охотничью ловушку. Повезли ее на самолете под Москву, в первый соболиный питомник. Тихо, мирно зажила Королева на новом месте. И вдруг — война. Фашисты подходили всё ближе и ближе. Задумались звероводы: что делать? Не оставлять же врагу драгоценных соболей! Пришлось посадить их в клетки, погрузить в вагон и направить в тыл, в наш совхоз…
Останавливаясь почти у каждого отделения, Сизых знакомил Васю со зверьками. Мальчик заметил, как оживился этот скупой на слова, с виду угрюмый человек. Видно было, что он страстно любит свое дело.
Иван Данилович помнил «в лицо» всех соболей, знал повадки и особенности каждого из них. О любом из своих питомцев он рассказывал такие интересные истории, что Вася слушал его, боясь пропустить хоть одно слово.
Мальчик узнал, что по расцветке и качеству меха соболи делятся на кряжи. Так пушники называли отдельные зоны сибирской тайги. В шестой секции были соболи почти всех кряжей: и баргузинского, и амурского, и енисейского, и камчатского.
— А вот «высокая головка», — указал Сизых на темного зверька с черной широкой полосой на спине. — Высший сорт. Такой породы в тайге не встретишь. Выведена в нашем совхозе!
Иван Данилович мог бы рассказать, каких трудов стоило ему выведение этой породы, как, недоедая и недосыпая, бился он долгое время над разрешением сложной биологической задачи. Но обо всем этом зверовод из скромности умолчал, и Вася узнал о труде Ивана Даниловича значительно позже.
Когда дошли до конца коридора, Сизых кивнул головой в сторону самого крайнего отделения:
— Узнаёшь?