— Моща́! — похвалил Санька.
— Здо́рово! — согласился Мишук.
— А сколько лет может выстоять мост? — спросил Гриша.
— Кто ж его знает! — ответил дед Евсей и поднял лохматые брови. — Старый ещё перед войной построили… А раньше тут бродом ездили… Бывало, весной или осенью и вовсе не переправишься. Вот и построили Димкин мост… Двадцать с лишком годков прослужил!
— Димкин? — переспросил Мишук.
— Так его раньше величали, — добавил дед Евсей. — Димкин мост… Сейчас никак не называют… Мост и мост — без имени и отчества.
Ребята насторожились. Мишук придвинулся к старику:
— Но почему Димкин, а не Колькин?
— С чего ж ему Колькиным быть?.. Димка Большаков строил — ему и честь!.. Тоже вроде вас — гренадер… Собрал своих друзей, на станции рельсы выпросил, брёвен напилил — и вымахали…
Стало ясно, зачем Дима оставил на рельсе свою пометку. Она указывала не на тайник. «Дим-Бол» означало только одно — что мост построен Большаковым и его друзьями. В этом убедился даже Санька.
Дед Евсей перед войной уехал из Усачей, но он хорошо помнил всех жителей деревни. Узнали от него ребята, что Дима любил бродить по лесам и болотам, что была у него самодельная карта, на которой он отмечал грибные и ягодные места.
— А ещё были у него лыжи, — вспомнил старик. — Карта — само собой, а без лыж в болото не сунешься!.. Ружьишко тогда у меня имелося… А на островинах в болоте тетеревов и глухарей — прорва!.. Непуганые!.. Пару раз ходили мы туда с Димкой… Лыжи — на ноги и пошлёпаем. Он впереди, я сзади… Лучше всех знал он болотные тропы… Теперь всякое о нём говорят… Только — брешут!.. Не верю! Одно слово — гренадер!.. Все усачи — гренадеры!.. А сама деревня почему так названа?.. Когда рекрутов выставляли — выстроятся, как один! В плечах — сажень косая! И усы! У каждого! И кверху загнуты!.. У меня тоже были… Пальцы квасом смочишь, возьмёшься за правую усину…
Что делал дальше дед Евсей со своими усами, ребята не услышали, — из леса показался председательский «газик».
Мальчишки повскакали на ноги. Поднялся и дед Евсей.
Машина остановилась у моста. Павел Николаевич вышел из «газика», молча прошагал до середины настила, резко присел несколько раз, пробуя его прочность, и только тогда посмотрел в сторону ребят. Мальчишки ожидали похвал, но председатель не сказал ни слова и пошёл обратно — к машине. Сел за руль.
Взревел мотор. Павел Николаевич высунул голову из кабины и крикнул:
— Евсей Митрич! Если провалюсь, деньги на венок с усачей соберёшь — под расписку.
— Езжай! — добродушно ответил старик. — На козле своём проскочишь!
Когда рубчатые шины «газика» медленно въехали на мост, ребята застыли. Это было серьёзное испытание. Но всё обошлось благополучно: машина спокойно прокатилась по мосту и остановилась среди мальчишек.
Председатель обошёл усачей и каждому пожал руку:
— Извините меня, товарищи строители! Думал — баловство… Траншея надоела — от работы отлынивают!.. Виноват, но… исправлюсь, как говорится!.. Садитесь — подвезу!.. Евсей Митрич, милости прошу — рядом со мной!
— Не могу, — ответил пасечник. — У меня тут телега… Соколика в конюшню спровадить надо…
И тут Гриша — или это только показалось Саньке — переглянулся с Катей и сказал:
— Поезжай, дедушка! Я останусь.
— И я останусь! — подхватила Катя. — На лошади интереснее!
«Газик» побежал по дороге, увозя пасечника, мальчишек и мрачного Саньку, который оглядывался назад, туда, где остались Катя и Гриша. На одном из ухабов машину подбросило и крепко тряхнуло. Санька ударился головой о спинку переднего сиденья, чертыхнулся и поклялся никогда больше не смотреть на эту противную девчонку.
Давно известно: стоит дать себе слово не делать чего-нибудь, как моментально захочется сделать именно это. Говорят, что у людей с сильной волей так не бывает. В таком случае, у Саньки воли не было ни на грош. Шея у него сама поворачивала голову в сторону Кати. Глаза то и дело косились на неё.
Санька вместе со всеми ребятами с утра рыл силосную траншею и пытался разобраться в совершенно новых для него ощущениях.
Подумать только! В городе этих девчонок — табуны! И хоть бы раз он снизошёл до мало-мальски дружеских отношений с одной из них! Нет! Он разговаривал с ними лишь по большим праздникам и на пионерских сборах, да и то снисходительным тоном. А в обычные дни Санька воспринимал девчонок как неизбежное, но совершенно ненужное окружение.
«Это всё из-за Гришки! — восклицал про себя Санька. — Если бы не он, я и не взглянул бы на Катьку! Очень она мне нужна! Просто обидно!.. Что я — хуже Гришки?..»
— Санька! Послушай-ка!..
Но Санька, занятый своими мыслями, не слышал. Тогда Вовка похлопал его по спине и прошептал на ухо:
— Может, сгоняем ночью в Обречье?.. К учительнице!.. Клубника у неё в огороде… пальчики оближешь!
Санька помолчал, хотел сказать: «Нет!», а сказал неожиданно для себя:
— Ладно…
Весь день Санька хмурился — не нравилась ему эта затея, а вечером, когда стемнело, он вышел за околицу, твёрдо решив отговорить Вовку от набега на огород учительницы. Вовка уже ждал его.
— Не боишься? — шёпотом спросил он.
— Тут не страх, а… — начал Санька. Но Вовка перебил:
— Её все боятся — даже взрослые!
— Почему? — удивился Санька.
— По привычке! Они ведь тоже у неё учились! Говорят, она ещё до войны сюда приехала. В колхозе полно её учеников!.. Старая, а злющая! Минус вместо плюса поставишь — всё: пара обеспечена!
Санька порывисто повернулся к Вовке:
— До войны?
— Чего? — не понял Вовка.
— До войны она приехала?
— Говорят… Я не видел!.. А в войну она на Урале жила — сама рассказывала…
— И больше в колхозе школ нет?
— А куда их?.. Одной хватает.
— Поздравляю! — насмешливо произнёс Санька. — Лопухи вы все до одного! И не простые, а развесистые!.. И ты — лопух!
Вовка обиженно посмотрел на Саньку. А тот выпалил:
— Завтра пойдём к учительнице! Все пойдём! Вместе!.. Если она приехала ещё до войны, то должна знать Димку Большакова! Дошло?.. А про клубничку забудь! Нашёл к кому лезть!..
Вовка как стоял, так и остался посреди дороги напротив силосной траншеи. А Санька, весело посвистывая, пошёл к дому…
На следующее утро они вдвоём выкинули фокус. Мальчишки увидели смешную пару: взявшись под руки, Санька и Вовка торжественно подошли к траншее.
— Внимание! — важно произнёс Санька. — Когда будете качать — не поломайте нам ноги: они пригодятся… Вчера мы выяснили, что в колхозе есть ещё один человек, который знает Диму Большакова!
Затем Санька небрежно добавил:
— А теперь — качайте!
— Кто? Кто? — закричали ребята.
— Кто? — заинтересованно спросила Катя и подошла поближе.
Но Санька игнорировал её полностью. Он и бровью не повёл в её сторону. Он обращался только к мальчишкам.
— Ваша учительница — Мария Петровна!
— В войну её тут не было! — после короткого замешательства возразил Гриша.
— А перед войной? — спросил Санька. — В общем, есть такое предложение: сегодня после работы пойдём всем звеном в Обречье — к учительнице!.. Как, Мишук? Поведёшь?
— Конечно! Это по-моему! — ответил Мишук.
…Миновав клуб в Обречье, ребята подошли к светлому нарядному домику с невысоким редким забором. Между реек высунулась большая собачья голова с умными глазами.
— Плюс! — крикнул Вовка.
Плюс обнюхал ребят и затрусил к калитке. Там он тявкнул пару раз. Открылось окно. Выглянула старая, седая, но ещё крепкая женщина.
— Здравствуйте, Мария Петровна! — нестройным хором произнесли ребята.
— Здравствуйте, дети! Если ко мне — заходите.
— К вам! — ответил Мишук.
— Заходите, — повторила учительница и отошла от окна.
— «Дети…» — проворчал Санька себе под нос.
Ребята поднялись на крыльцо и по одному прошли в дом. Мария Петровна усадила их у стола с белой скатертью. Наступила неловкая тишина. Комната чем-то неуловимым напоминала класс, и Санька поёжился, как перед контрольной работой.
— У вас новенькие? — спросила учительница.
— Да! — ответил Мишук. — Один насовсем… С нами учиться будет… А другая — на лето только… К осени уедет.
Мария Петровна повернулась к Саньке:
— Как тебя зовут?
— Санька!
— Такого имени не знаю!
— Александр Крыльев! — поправился Санька и встал, как на уроке.
— Класс?
— Шестой окончил!
— Математику любишь?
— Люблю! — соврал Санька.
— Сколько будет, если разделить единицу на ноль?
— Ничего! — выпалил Санька и уточнил: — Ничего — в смысле ноль!
— Не любишь! — определила учительница. — Но полюбишь!.. Это я обещаю твёрдо!.. Садись!
Мария Петровна посмотрела на Катю. Не ожидая, когда её спросят, девочка встала и сказала:
— Катя Иванова.
Ей повезло: Мария Петровна не задала ни одного вопроса. Она велела ей сесть и вызвала Гришу Лещука:
— Может быть, ты разделишь единицу на ноль?
— Будет бесконечно большое число! — уверенно ответил Гриша.
— У меня больше вопросов нет, — произнесла Мария Петровна. — Я готова ответить на ваши.
Ребята облегчённо вздохнули. Теперь можно было приступить к самому главному. И Мишук прямо спросил учительницу, знает ли она что-нибудь о Диме.
Мария Петровна помнила всех своих учеников, где бы они ни находились.
— Славный был мальчик! — сказала она о Большакове. — А в отношении нехороших слухов я уверена — ложь! Кто знал Дмитрия, тот не поверит этой клевете!..
Учительница надела на нос старомодное пенсне и посмотрела в окно, припоминая далёкие довоенные годы.
— Дмитрий был не в ладах с математикой… Мы не раз с ним ссорились, прежде чем он оценил её по достоинству. И с вами мира не будет, пока вы не почувствуете вкус к математике! В наше время…
Мария Петровна могла бы говорить о математике до самого утра, но, заметив, как поникли ребята, она понимающе улыбнулась: